Василий Звягинцев - Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели Страница 3

На том и расстались.

Утром осунувшийся, в буквальном смысле погасший, Андрей зашел к Шульгину. Ночь прошла гораздо хуже, чем предыдущая, в лагере Дайяны. Ирине он о своем подлинном состоянии не сказал, ограничился общими словами о реакции на мысленный поединок с дуггурами. Оставаться у нее не стал. И до мучительно медленно наступавшего утра то вертелся на тахте в своем кабинете в тщетных попытках заснуть, то кружил по гостиной, курил, пытался читать и тут же отбрасывал наугад выдергиваемые с полок книги.

Попавшиеся на глаза строчки:

Иногда я бываю печален,Я, забытый покинутый бог,Созидающий в груде развалинСтарых храмов — грядущий чертог.………………………………………

Если хочешь ты яркие далиРазвернуть пред больными людьми,Дни безмолвной и жгучей печалиВ свое мощное сердце возьми.Жертвой будь голубой, предрассветной…В темных безднах беззвучно сгори…… И ты будешь Звездою Обетной,Возвещающей близость зари…[3] —

вызвали у него хриплый, злой смех.

Вопреки рекомендации Шульгина он все-таки налил полный фужер коньяку, заварил кофе, выключил верхний свет, зажег свечи, снова курил сигареты одну за одной, бессмысленно глядя в черные окна.

Кажется, впервые в жизни подумал, что начинает понимать самоубийц. Если вот такое продолжается неделями и не помогают лекарства, да вдобавок нет ясного осознания причин своего состояния и четкой мотивации жить, что же еще делать? Пуля в висок — великолепный выход…

При этом гомеостат не помогает. Нагло светя зеленым экраном, утверждает: «Ты совершенно здоров!» Хоть в космос лети, хоть на Эверест карабкайся без кислородного прибора.

У Сашки уже сидел Удолин, введенный в курс дела и приглашенный для участия в консилиуме.

Оказавшись в обществе специалистов, Андрей испытал подобие облегчения. Что-нибудь они наверняка придумают. В самом крайнем случае, думал он, можно обратиться к Антону. Что, если и в этом случае попробовать отыграть назад? Допустим, с момента их выхода в астрал? Никто ведь ничего и не заметит, что такое двадцать четыре минуты?

Да нет, вряд ли выйдет. Реальность уже зафиксировалась, здесь и на Валгалле. Или нет?

Вначале Шульгин обследовал и опросил Новикова по стандартной схеме психиатра, исключая, разумеется, «анамнез вита»[4]. Естественно, ничего принципиально нового не узнал, за исключением того, что процесс протекает в угрожающе тяжелой форме. Если бы не исключительная устойчивость психики больного, его следовало немедленно госпитализировать и прописать массированный медикаментозный курс.

Затем подключился Удолин, введший Андрея в гипнотический транс для удобства послойного сканирования ментальных структур, сверху донизу.

— Что ж, коллега, — сообщил он Шульгину, завершив свои манипуляции, — все обстоит именно так. Мы имеем застойный самоподдерживающийся очаг торможения в области гиппокампа, если оперировать терминами современной медицины… Насколько я понимаю, ваша психиатрия от нашей ушла не так далеко, как хирургия и терапия.

Шульгин кивнул.

— Психофармакология ушла гораздо дальше, чем вы можете представить, что же касается этиологии[5] — то конечно… Особо похвастаться нечем.

— Значит, с помощью фармакологии вы такое «заболевание» вылечить можете?

— Окончательно — вряд ли, но поддерживать больного в приемлемом состоянии — вполне…

— Уверяю вас — ничего не получится, — словно бы даже с гордостью сказал профессор. — Чем больше вы станете давать ему лекарств, тем острее будет развиваться процесс. Все дело как раз в этиологии. В старое время это назвали бы сглазом или порчей. Совершенно непонятным образом наши враги вычислили или случайно угадали частоту и силу колебаний мирового эфира, нужную для того, чтобы в мозгу Андрея образовался такой вот очаг. И поскольку воздействие носит целенаправленный, я не хочу сказать — осмысленный на уровне эфира характер, попытки подавить эффект медикаментозно будут вызывать противодействие, ибо задан именно тот биоритм, что мы имеем. Закончиться это может механическим разрушением нейронной сети… Таким вот образом.

Источник этих колебаний я установить не могу. Возможно, в физическом смысле его и не существует. Сейчас. Все это — следствие однократного импульса неизвестной нам природы. Вы же знаете, что теоретически волны от брошенного в воду камня в идеальной среде могут разбегаться бесконечно долго… Вот и здесь…

— Но на нас же эти волны не действуют…

— Не действуют аналогичным образом, — наставительно возразил Удолин. — Ничего удивительного. Слишком тонкие структуры здесь участвуют. Разница в доли ангстремов достаточна, чтобы эффект для мозга или души с иными характеристиками был совсем другим. Кто знает, вдруг у вас или меня эти колебания спровоцируют способность к левитации или вызовут рассеянный склероз…

— Ничего себе, сходили за хлебом, — пробормотал себе под нос Шульгин.

— Что? — не расслышал профессор.

— Это я так.

— Потребуются длительные исследования, и я не уверен, что они мне по силам, — подвел черту Удолин. — Проще говоря, здесь нужен не ученый, а экзорцист, ранее встречавшийся с такими случаями, знающий, что и как изгонять…

Диагноз и прогноз Шульгина ошеломили. Вот тебе и доигрались, господа кандидаты! Маршировали с довольными мордами, песню орали: «Нет нам преград на море и на суше…» Или как пресловутый Колобок: «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел…»

И откуда они взялись на нашу голову, эти дуггуры?!

«А оттуда и взялись, — ответил он сам себе, — предупреждали ведь Игроки, не лезьте в тайны мироздания, оно вам рано или поздно отомстит. Андрею первому отвесили, кто следующий и что придумают для него?»

— То есть, вы считаете… — Он не стал договаривать.

Удолин со скорбным выражением кивнул и развел руками.

— Ни один человек долго такого не выдержит…

Сашка и сам это понимал. Или провал в пучину настоящего безумия, с распадом личности, или…

Он видел картинку своей вероятностной смерти, и это было очень страшно, а теперь Андрею уготована куда худшая участь.

— Неужели и Антон ничем не поможет? — уцепился он за соломинку.

— Сомневаюсь. Разве что полностью переформатировать структуру мозга, но тогда это будет просто другая личность. Вы же не могли не задуматься над фактом — удар был нанесен не здесь, а на другой планете. Андрей принес «заразу» с собой, невзирая на расстояние и деформации времени. Замок вообще вроде как вневременной… Кстати, вот великолепное подтверждение теории о едином эфирном поле. Параллельные реальности, сколько бы их ни было, погружены в единый субстрат…

Слово «великолепное» показалось Шульгину крайне неуместным, но что взять с профессора? Он из тех натур, что для блага науки способны до последнего диктовать стенографистке впечатления от собственной агонии.

— Ну, что ж, — Сашка глубоко вздохнул, вытащил сигареты, — будите Андрея. Я все же попробую прописать ему кое-какие препараты… Попытка не пытка…

И вдруг его осенило. Идея, наверное, давно подспудно зрела в подсознании и только сейчас, когда он на секунду отвлекся от горестных мыслей, пробилась наружу.

— Вневременной… вневременной… Не такой уж вневременной, если имеется синхронизация между Валгаллой, тем местом, где сидят дуггуры, и нами здесь… Стоп! Кажется, я придумал…

Новиков проснулся. Обвел глазами комнату, встал, потряс головой.

— Ну что, господа эскулапы, до чего додумались? Будем лечить или пускай живет? Саш, давай сигарету…

— Как себя сейчас чувствуешь?

— Честно — почти так же. Ободряет лишь надежда, что вы меня вытащите. Как, Константин Васильевич, магия ведь почти всесильна?

— Дум спиро — сперо,[6] — в тон ответил Удолин, но вышло у него не до конца убедительно.

— По-онятно, — протянул Андрей, внешне спокойно.

— Психиатрия чем и хороша, — сообщил ему Шульгин, раскрыв портсигар, — что наши пациенты обычно умирают только от старости. Да и препаратики мои творят чудеса, как ты неоднократно убеждался, по другим, впрочем, поводам. Эффективность у них выше мировых стандартов. Так что не дрейфь, и не таких в чувство приводили. А теперь пойдем.

— Куда еще?

— Тут недалеко. Константин Васильевич, вы, кажется, давно пропустили урочный час? Позавтракаем, по чарочке плеснем, за успех…

Шульгин говорил в своей обычной манере, никакой фальши в его словах не чувствовалось, и Андрей снова поверил, что все обойдется. Да действительно, смешно бы было…