Руслан Мельников - Крестовый дранг Страница 3

— Ну, теперь оборони, Господь!

Выбрался с противоположной стороны рва и — не таясь — зашагал через снежный пустырь к лесу. Только так — широко, открыто, по-хозяйски — и можно было сейчас идти. Добжинец держался следов своего сбежавшего коня. Даже самая норовистая и перепуганная коняга — животина домашняя, не дикий зверь. Покружит со страху по лесу, да и обратит морду в сторону родного стойла.

— Оборони, Господь! — неустанно бормотал сквозь зубы рыцарь-разбойник.

Господь оборонил. Снег за рвом был утоптан, изрыт, потревожен. Во Взгужевеже и вокруг замка копошились и сновали люди в таких же странных, как у Освальда, одеждах. То тут, то там звучали резкие отрывистые команды на немецком. Приказы выполнялись молниеносно — бегом. Каждый занимался своим делом, а потому на одинокого солдата в шинели и каске, посланного зачем-то к лесной окоемке, внимания не обращал никто.

Солдат шагнул меж деревьев. Отошел по следу подальше, свистнул негромким, но приметным протяжным посвистом. Хрустнула ветка. Скрипнул снежок. Высунулась из кустов настороженная лошадиная морда.

Глава 1

— Скакал далече, путал следы, как заяц, потом сидел в засаде у Куявского княжеского тракта на границе с Мазовией, — рассказывал Освальд. — В коробе заспинном припасы чудные оказались. На вид и не пища вроде — а попробуешь — так и впрок пошло. Тем попервоначалу и питался.

— Сухпай… — задумчиво произнес Бурцев. А что еще могло быть в ранце убитого фашиста?

— Ну, я ж тебе и баю — сидел и ждал, пока вражий пан, который приказы в моем замке отдавал и плоский берет с козырьком на голове носил, появится. Наши тайные лесные тропки-то ему вряд ли ведомы, так что одна была дорога супостату в дерптские земли — по трактам. А я уж дюже сильно хотел с ним поквитаться. Не привык я обидчиков своих прощать — сам знаешь.

— Знаю, — кивнул Бурцев.

— В общем, не ошибся я — дождался ворога. Только ехал он уже в обличье странствующего рыцаря. В доспехах, с оруженосцем — ну, тем самым Фрицем, с лошадьми навьюченными в поводу да с медвежьим гербом на щите. Если б лица у обоих были шеломами закрыты не узнал бы, наверное — пропустил. А так — нет. Отправился следом. Думал, выберу подходящий момент да прирежу мерзавцев. Не вышло…

Ехали эти двое опасливо. Ночевали все больше по постоялым дворам, куда мне ходу не было, а уж коли в лесу останавливались, так место выбирали такое, что незаметно и не подберешься. И пока один спит — другой обязательно стражу несет. Да не абы как, а с оружием своим в руках, что невидимыми стрелами бьет. Самострелы те заколдованные у них и в пути под рукой всегда были — в открытой седельной сумке — чтоб выхватить можно сразу. Куда ж мне супротив такого громомета со своим ножичком-то? В общем, зубами скрипел, облизывался, а сделать ничего не мог. Только шел тайком по следу, пока не наткнулся под Цехановом на мазовецкий разъезд. Насилу ушел, да заплутал в лесах и болотах. Говорил ведь я тебе, Вацлав, — по Мазовии без толкового проводника не пройти.

Долго леший меня водил по глухим местам. Конь уж пал. Да и сам я занемог и ослабел так, что едва передвигался. Сгинул бы, если б Господь не вывел из мазовских земель к прусскому селению. Пруссы меня подобрали, а узнав, кто такой, — выходили, на ноги поставили, в дорогу снарядили и коня нового дали. Мы ведь с ними нынче вроде как союзники. А для пруссов достойно принять и проводить доброго гостя — дело чести.

Указали мне дорогу к ближайшему тракту, да толку! За то время, пока я в бреду и горячке на прусских шкурах валялся, хорошим ходом до Дерпта и обратно, наверное, можно было добраться. В общем, решил я в Кульм отправиться. Туда ведь и недруг мой тоже собирался. Думал — встретимся, не разминемся. Но едва выбрался я из прусской глухомани — опять беда: попал в охотную облаву княжича Земовита — младшего сына Конрада Мазовецкого.

Облава шла по-над трактом, и на открытом месте меня сразу заприметили. Взяли в кольцо, обложили со всех сторон — не вырвешься. Подъехал сам Земовит со свитой — подивиться на мой наряд — короб да шубу нездешнюю. Расспросы устраивать начал — кто таков, откуда да куда путь держу. А тут рыцарь один из свиты княжича меня признал. Обоз я его как-то потрошил, и сам он тогда еле ноги унес. И так взъярился, грудь колесом выпятил, просил у Земовита позволения уморить меня в своих подвалах. Княжич не позволил — сам решил расправу чинить, а заодно и потешиться.

«Езжай, — говорит, — Освальд, разбойничий пан, к тому вон лесочку, а оттуда скачи что есть мочи куда пожелаешь. Зверя стоящего нам поднять сегодня не довелось, так ты теперь будешь вместо зверя. Коли уйдешь от погони — спасешься, а нет — уж не обессудь: собаками затравлю, копьями да рогатинами исколю». А сам смеется. И дружина его охотничья скалится. Ясно ведь, что от облавы мне никуда не деться. Но и отказываться нельзя: на месте псами затравят.

Ну, думаю, ладно, доберусь до леса, брошу коня на съедение собакам, сам на дерево влезу. А там, даст бог, кому-нибудь из охотников на спину спрыгну да кинжалом своим — по горлу. Чтоб хоть одного мазовца с собой на тот свет утащить. Больше всего хотелось Земовиту кровь пустить, раз уж до колдовского пана с медвежьим гербом добраться не суждено. О собственном же спасении и не помышлял. Поскакал, в общем. Но не успел и полпути до леса проехать, как слышу — рог сзади трубит. Не сдержал княжич слова своего! Раньше уговора охоту начал…

Первыми собак мне вдогонку пустили. Всю свору — с десяток псов. Настигли они меня у самого леса. Коня свалили, облепили со всех сторон. Изодрали одежду в клочья. Да и кожи с мясом кое-где повыдирать успели. Я отбивался ножом как мог. Двух или трех псов поранил, еще пару насмерть порезал. Потом вижу: пасть к горлу тянется. И сделать уже ничего нельзя.

Понял — все… Отбегал, говорю себе, ты свое, пан Освальд, отгулял. И вдруг в пасть эту самую стрела вошла. Да славно так — по самое оперение. А тут еще одна летит. Из леса, до которого я малость не доехал. И вторая. И еще две псины визжат, катаются по снегу, грызут древко в боку.

Метко стрелы те били — собак валили, а меня даже не царапнули. Так и перестрелял лесной лучник всех Земовитовых псов. А я лежу — весь в своей и собачьей крови и думаю: вот уж пся крев, так пся крев. Потом слышу: княжич вдали ярится, кричит, но сам близко подъехать опасается. Послал на разведку пяток своих дружинников. Трое полегли от стрел. Двое в лес все же въехали. Минуты не прошло — выезжает обратно только один. Мчит назад, как безумный, без шлема, без щита. Плечо — рассечено, голова — в крови. И орет благим матом, татары, мол, в лесу, племя адово! И коня настегивает почем зря. А за ним из лесочка выскакивает человечек. Маленький, сухонький, старенький, с желтым лицом, с узкими глазками. И копьем диковинным о двух остриях размахивает. И ругается непонятно.

Тут уж и Земовит, и свита его вся коней развернули — да поминай как звали. Дюже татар испугались. А мне самому чудно стало — откуда здесь татарам-то взяться. Потом из-за деревьев Богдан с луком вышел — это его стрелы меня от собачьих клыков спасли. Он и рассказал все. И про дружка твоего китайского Сыма Цзяна. И как вы с рыцарем этим медвежьим Фридрихом фон Бербергом в прусском Священном лесу повстречались. И как с крестоносцами из Наревского замка сражались. И как под Бзгужевежей всех ваших раненых вместе с полусотней Шэбшээдея невидимыми стрелами перебили.

Сам Богдан с китайцем спаслись чудом. Их Шэбшээдей оставил в тылу — за загонными лошадьми присматривать. По снегу, утоптанному теми лошадьми, они вдвоем и ушли, когда супостаты из замка татарскую полусотню и раненых расстреляли. В Пруссии оба едва не попали в лапы к тевтонам: от погони оторвались только в мазовских лесах. А у тракта Богдан охоту Земовита заметил. Ну, и меня в качестве дичи.

Китаец твой, Вацлав, речи христианской совсем не разумеет. Пришлось на пальцах ему объяснять, что к чему. Но Богдан — молодец — объяснил. Отбили они меня у Земовита и дружину его перепугали вусмерть. Потом со мной в Кульм ехать пожелали. Да и куда им, горемычным, деваться-то было.

С убитых Земовитовых воинов я подобрал себе справный доспех. У одного пана в седельной сумке даже шлем закрытый нашелся, по немецкому образцу выкованный. Щит без герба взял у незнатного дружинника. Меч хороший нашел, копье, кольчугу, поножи… В общем, все, что рыцарю потребно. Благо, Земовит даже на охоту водит своих воинов в боевой броне. Видать, врагов у княжича немерено в Мазовии, Куявии и Пруссии, вот и берегся Конродов выродок.

Обходными тайными тропами добрались мы до кульмского ристалища. Китайца с Богданом я оставил в лесу, сам же под видом тайного рыцаря вчера отправился на турнир. А там, представляешь, Вацлав, как раз похваляется перед немцами княжич Земовит.

Конечно, я не удержался. И травлю псами ему припомнил, и то, что приходится он сыном моему заклятому врагу Конраду Мазовецкому. Но если с одряхлевшим стариком Конрадом истинному шляхтичу биться — не честь, а бесчестье одно, то покалечить или убить на ристалище его сына — совсем ведь другое дело. В общем, добыл я себе турнирное копье — уж не спрашивай как, сам, верно, знаешь. Выехал на поединок да вышиб мозги Земовиту. Потом, правда, пришлось уносить ноги. Так что сегодня утром отправил к ристалищу Богдана — присмотреться да поискать на турнире Фридриха фон Берберга с медвежьим гербом. Богдан супостата нашел, выследил и указал нам с Сыма Цзяном путь к старой мельнице. Там мы тебя с Ядвигой и встретили.