Александр Афанасьев - Наступление ч. 2(СИ) Страница 3

Первая мировая, она же вторая отечественная война выбилась из общей канвы войн тем, что это была единственная в истории человечества позиционная война: все остальные крупные вооруженные конфликты, как до так и после первой мировой были маневренными.

То, что успела забыть Европа за полтора столетия, напомнила ей Россия в сорок пятом — третья или Великая отечественная война закончилась тем же, чем и первая — штурмом вражеской столицы и полной оккупацией государства-агрессора. Вопреки общепринятой трактовке это была не война Германии против СССР (той же России), и не война стран Оси против СССР — это была война всей Европы против СССР. Вся Европа, включая и примкнувшую в последний момент к когорте победителей Францию работала на Третий Рейх, и работала отнюдь не из-под палки. Вся Европа был представлена в ваффен-СС[5] или "зеленых СС", там были национальные полки и целые дивизии. Фактически корпус ваффен-СС стал прообразом, предтечей войск Европейского союза, объединенной Европы. Вообще, первая и третья отечественные войны похожи очень во многом, несмотря на то что их разделяют сто тридцать лет. Ведь и нашествие Наполеона называли "нашествие двунадесяти языков".

Вторая мировая война впервые отличалась широким распространением партизанской войны, прежде всего в тылу стран Оси. Маки во Франции, партизаны в России, четники и титовцы в Югославии — партизанская война внесла неоценимый вклад в разгром фашизма, но в то же время глупо было бы говорить, что партизанщина внесла решающий вклад в разгром фашизма. Если бы не классические боевые действия, ведущиеся фронтами и армиями — партизанское и повстанческое движение в тылу было бы жестоко подавлено.

Кстати, апелляции Наполеона Бонапарта к варварским методам ведения войны почти в точности совпадают с апелляциями западных историков, причем не только немецких в последнее время — что И.В. Сталин, призывая уничтожить всех немцев до последнего все таки поступил нецивилизованно.

Афганская война, та которую вел Советский Союз, стала новым словом в истории войн, по каким-то параметрам ее нельзя сравнивать ни с одной из ведшихся до этого. Ближе всего к этой войне — история ухода Франции из Алжира. И тут и там основными противниками стали исповедующие агрессивный ислам партизаны. И тут и там основным способом ведения войны были диверсии и террористические акты. И тут и там партизаны готовились на территории соседнего государства и получали поддержку извне. И тут и там страна, ведущая войну, попыталась пресечь проникновение террористических групп через границу, создав запретную линию, в Афганистане это была "Завеса", зона минирования и активных действий спецназа, в Алжире это была линия Мориса, зона сплошных укреплений на границе, постоянно патрулируемая.

Разница была только одна — но существенная.

Если посмотреть на Францию и на Алжир — становится понятно, что метрополия просто физически не могла контролировать столь крупную территорию, осаждаемую агрессивными исламистами, Алжир был слишком многолюден и велик территориально. Если же оценить размеры и мощь Союза Советских Социалистических Республик и территорию, которую предстояло контролировать — то возникал только один вопрос: почему мы так долго возимся?

Немалую роль в том что "слишком долго возимся" играла сама местность Афганистана — в отличие от Алжира с его пустынями и плоскогорьем, здесь рельеф местности был настолько сложен, а климатические условия настолько экстремальные, что на большинстве территории страны использовать бронетехнику не представлялось возможным. Тем самым советская военная мощь сразу ставилась в непривычные ей рамки, действия без прикрытия броней и без возможности маневра. Фактически получался замкнутый круг — тяжелейшие потери повстанцев компенсировались постоянным притоком добровольцев "на джихад". В стране существовали десятки укрепленных районов, не контролируемых ни советской армией, и национальными афганскими властями, периодически спецназ их штурмовал, но через месяц их снова занимали душманы, а бомбить было сложно и бессмысленно: обычные бомбы не могли вскрыть пещеры, а применять стратегическую авиацию почему-то было нельзя. Через границу просачивались караваны: благодаря действиям спецназа в рамках операции "Завеса" проходил сначала один караван из двух, потом один из трех — но проходил же! Пустыня Регистан — одни направления, только езди, спецназ постоянно выставлял в ней засады, но в сеть попадалась в лучшем случае половина грузов. Вертолеты и самолеты теперь использовались с опаской: на вооружении душманов появились Стингеры, самонаводящиеся зенитные ракеты, выстреливаемые с плеча. К шестому году войны стало ясно, что противник перехватил и плотно удерживает инициативу, обычными методами действий инициативу себе не вернешь, и даже ввод дополнительного контингента бессмысленен. А новый генеральный секретарь, который очень любил говорить — дал два года на то, чтобы побеждать. Только два — не больше.

На сей раз, это была не просто война. Это была война, словно поднявшаяся из глубины веков, война жестокая, грязная, тотальная. Солдатам сверхдержавы противостояли голодные, завшивленные, жестокие, неграмотные, но фанатично верящие в Аллах боевики. К восемьдесят шестому афганцы, пуштуны среди них составляли меньшинство — большинство составляли наемники, уголовники, переброшенные со всех стран арабского Востока и северной Африки, китайские и пакистанские военнослужащие и сотрудники спецслужб. Те, кто говорит, что это была война афганского народа — заблуждается и сильно, начинавшаяся действительно как война ЧАСТИ афганского народа, к тому времени это была совсем другая война.

По сути это была война средневековья против современности, и самое страшное — средневековье пока побеждало.

Но это было неправильно — средневековье никак не может победить современность. За солдатами ОКСВ, посланниками современности в мире дикости стояла огромная страна. Там дети ходили в бесплатную и превосходную по качеству даваемых знаний школу, потом поступали в институты, и тоже бесплатно, они ходили в кружки в Доме Пионеров и занимались в различных секциях. Советские дети были сильнее тех, кто знал только то, что втемяшит им в голову в медресе полуграмотный, недобрый и фанатичный мулла. Они должны были победить — и, забегая вперед, скажу, что они и победили.

Неправильно будет сказать "войну выиграл один человек", несправедливо хотя бы по отношению к тем, кто навсегда остался в этой проклятой земле. Но в данном случае это было близко к истине — значительный, очень значительный вклад в победу внес всего лишь один человек. Это был очень молодой человек, он не служил в армии по причине сначала учебы в институте, а потом брони, он никогда не ступал на землю Афганистана и никогда не видел живьем ни единого душмана. Однако, его вклад в окончание афганской войны — сложно переоценить.

Молодого человека звали Рамиль Галеев, он был наполовину русским, а наполовину татарином, и родился он в Казани, в большом городе в самом центре огромной страны, в большой и дружной семье. Мужчин в семье было двое, он сам да отец, ведущий конструктор на Казанском вертолетостроительном заводе, одном из пяти[6], что производил винтокрылые машины, боевые и гражданские. У него было целых три сестры и мать, учительница английского языка в самой обычной казанской средней школе. Поскольку у матери-учительницы английского языка сын просто не может не быть отличником по этому предмету — Рамиль вместе с сестрами учился английскому, считай с детского сада и говорил по-английски уже к первому классу. А поскольку отец работал конструктором на заводе — Рамиль нередко бывал на самом заводе. Предприятие считалось режимным, с ограниченным допуском — но в Советском Союзе считалось нормальным и правильным, если образовывались рабочие династии и сын начинал работать там же где отец — да и какой вред может принести обычный школьник? Потому сотрудники ВОХР, стоящие на проходной, когда видели Рамиля — улыбались и пускали его на завод.

В Казани, в отличие от Арсеньева, Москвы и Ростова-на-Дону не было собственного КБ, производили и ремонтировали они вертолеты конструкции Михаила Леонтьевича Миля, конструктора вертолетов, не уступавшего знаменитому Игорю Сикорскому. Милевцы сидели в Москве и Ростове, а их заклятые друзья, КБ Камова, которое отняло у них победу на последнем конкурсе по созданию перспективного боевого вертолета — на другом конце страны, в Арсеньеве. Заводы в Улан-Удэ и Казани были предназначены для того, чтобы производить уже разработанную в других местах продукцию — но КБ в Казани все-таки было. Все дело было в том, что при производстве вертолетов поступали замечания и предложения от потребителей, надо было осваивать новые конструкции, часто приходившие из головных КБ сырыми, надо было оказывать помощь смежникам. Поэтому, часть конструкторов в Казани была из Москвы и Ростова, здесь они были в командировках, а часть — все таки своя, местная. Завод большой, без конструкторов нельзя. Местные, кто работал здесь были больше технологами, чем конструкторами, они больше внедряли и улучшали, а не придумывали новое.