Иван Петров - И.В.С. Страница 3

Слишком пафосно для такого утра. Холодный расчет и холодный душ. Никто тебя Сталиным не назначал, судьбы Отечества в руки не передавал. Ты никто и знания твои ничто, они о другой жизни, о чужой судьбе. Хочешь удержать державу от падения в пропасть — попробуй это сделать. Сделать, а не болтать, не хвастаться, не проклинать.

Бороться! Ради поколения тех мальчишек, которые отстояли страну в Отечественную, ради них и моего отца…

Его памяти посвящаю.

Ладно, решение принято, пора разобраться по местности.

Морось сменилась ощутимо накрапывающим дождем, волосы совсем намокли, по щекам и шее зашиворот потекли тонкие струйки. Вот она, питерская погода. Так-то меня встречает любимый город после многолетней разлуки. Но воздух хорош, пахнет осенней прелью и сыростью. Дома, я, наконец, дома!

Прошел уже пяток кварталов и перекресток, никого не встретил, лишь какая-то старуха, похожая на замотанный в неведомые тряпки скукоженный гриб, прошмыгнула мимо. Будто вымер район. Хотя бы рабочие должны бы спешить на работу, патрули какие-нибудь, лавочники, извозчики. Не такая уж рань, только темень и фонари не горят. Вон вообще темный дом, света нет ни в одном окне. Наверное, Выборгская сторона или глушь Петроградки, там в мое время было не лучше. Может, трамваи ходят, надо послушать, вдруг где-нибудь зазвенит. Кстати, патрули… Пора паспорт переложить в отдельный карман, черт знает какая реакция будет у них на все эти мандаты. Вроде, кто-то мелькнул сзади, подождать, что-ли? Спрошу, как добраться до Невского, дальше уже сориентируюсь.

Ба! Из темной подворотни мертвого дома вырулили две фигуры. Ну-ка, ускоримся, пока не растворились в дали, поспрошаем дорожку.

Да, нарочно не придумаешь. Скульптура "рабочий и колхозница", (позы те же), а между ними здоровенный мешок, который эти два муравья с трудом удерживают на спинах. Стоп! рабочий и колхозник — ничего женственного в правой фигуре нет, просто длинные полы одетого на мужика тулупа напоминают развивающийся подол платья. Это уже не наволочка от подушки, целый матрас добром набили и, кряхтя, на цыпочках, шествуют в мою сторону.

Так, ну что можно сказать о первых представителях угнетенных масс, встреченных мной? Не орлы. Тот, которого я обозначил рабочим — высок, широк в плечах, но лицо вытянутое, пропитое, дегенеративное. Мешок сбросили, отдышаться не может. Курит, несомненно. Колхозник приплюснут, с широким задом или покрой его тулупа такой? Лицо… нда. Широкое лицо и с глазами что-то не в порядке. Маленькие, круглые, как бы не на месте, слишком разнесены по краям физиономии. Нет в ребятах дружелюбия. Попробую улыбнуться. Странный у них мешок, воры, что-ли?

— Ну что ты уставился, господин хороший, чего гляделки вылупил, цыганская морда!!? Колхозник, полуотвернувшись, но цепко удерживая меня в створе взгляда, сплюнул сквозь зубы. Быстро, в три шага, оказался рядом, прижался и захватил в кулак правый обшлаг моей шинели. Бешенно расширенные глаза надвинулись, с пытливой сумасшедшинкой всматриваясь в мое лицо, в уголке рта скопился белый налет, капельки слюны повисли на редком желтоватом кончике уса.

— Подыхай!!!

Опять этот меняющийся взгляд. Пара секунд и в глазах уже вселенская тоска, а мозг еще в отключке восторга безнаказанного убийства и губы пытаются дошептать матерные слова торжества. Зажатый в его правой руке нож по самую рукоять погрузился ему под ложечку, чуть ниже второй пуговицы, и теперь я всем своим весом пытаюсь продолжить его движение вниз. Послышался колхозный хрип и чуткий рабочий вырвал руку с чем-то вроде револьвера из бокового кармана коротенького пальтишки. Вот и все. Прижимаю к себе колхозника, пытаясь закрыться им от пули. Как только отпадет эта тяжелеющая преграда, пара выстрелов с расстояния в пять метров разрешит все мои вопросы. Тяжелый удар в спину бросил меня вперед на колхозное тело, с глухим стуком ударившее черепом о камень мостовой, покатился барашковый треух, я попытался быстро скатиться с умирающего и уйти в темноту. Куда там. Тело не мое. Перекатился один раз и замер, упершись спиною в стену дома, вглядываясь в нового участника событий. Нога впустую скребнула мостовую, дрожащей от накатившей усталости рукой пытался зацепиться за стену и приподняться. Слабоват и привыкнуть к этому, похоже, не успеваю. Вот и интеллигенция пожаловала. Наверно, на шухере на углу стоял, в какой-нибудь темной нише, я и не заметил его, бодро промаршировав мимо, а теперь хорошим пинком с разбегу он прекратил пустую борьбу своего товарища со случайной помехой в нелегкой ночной работе.

— Назар! стреляй цыгана! он Фильку зарезал!!!

И почему я решил, что эта фигура интеллигент? Длинное пальто, длинные волосы. А-а, еще очки и, вообще, морда породистая. Ну не хиппи же, этим еще рано. Командует, указует, сам пачкаться не желает. Вон — тоже пистоль в руке. Только — что за друзей ты себе завел? Назар, Филька. Не мы такие, а жизнь такая? Урла ты, а не интеллигент.

Выстрелы загрохотали неожиданно громко, я уже отвык, невольно зажмурился, во рту стало кисло, как железа лизнул. А меня уже тормошили, пытаясь приподнять.

— Товарищ Сталин, вы живой? Товарищ Сталин!!

Парнишка какой-то. Споро помог встать, я облокотился на стену, прижался щекой к камню. Сейчас постою и буду соображать. Минуту постою, чуть-чуть. Ноги в коленях вихляют. Колхозник еще продолжал дрожать ступней, рабочий и интеллигент не шевелились, застыв пятнами на мостовой.

— Уходим, товарищ Сталин, надо быстрей, я помогу, вы на меня опирайтесь. Ну пожалуйста, товарищ Сталин, уходим…

До перекрестка я почти висел на нем, потом мы свернули за угол, я потихоньку начал шевелить ногами самостоятельно, вскоре совсем разошелся, пошел один.

— Вы не ранены?

Я отрицательно мотнул головой.

— Вы меня простите, виноват я, растерялся. А потом испугался, что вас убили, когда этот, в бекеше, на вас кинулся. И стрелять в него мне было нельзя, я в вас попасть мог. А тот сзади в вас мог выстрелить, он сначала даже целился, я в него хотел. А тот, у мешка, тоже, я и растерялся. Вы простите меня, товарищ Сталин, я же охранять вас должен, вы простите меня…

Я остановился и, наконец, подробнее рассмотрел его лицо. Нормальное, чистое, лет двадцать пять молодцу. Такой же бушлат, как у убитого. Пока всматривался, парень продолжал бормотать, и виноватость все больше проступала на его подвижной физиономии. Вздохнул и потерянно замолчал.

— Ну, хватит причитать. Все кончилось. Ты молодец, правильно действовал, спас мне жизнь. Кто приказал меня охранять? Почему прятался, шел вдалеке? Как зовут?

Парнишка приободрился. Похоже, это для него впервые — убивать, руки все еще трясутся, сейчас осознавать начнет, еще раз в панику вдарится. Надо его отвлечь вопросами, разойдемся потихоньку, освоится.

— Ну отвечай, я спросил!

Парень подтянулся и начал.

— Зовут Алексей Ефремов. Вы меня не помните? Мы с вами позавчера разговаривали, когда метранпаж вам верстку приносил. Вы еще пошутили тогда. Мне от нашего отряда в типографии вас охранять поручили, вы же сегодня должны к нам подойти. А я должен вас охранять от дома до типографии, только на глаза не лезть и не разговаривать, потому что вы этого не любите. То есть, мне сказали, что вы не любите, когда вас охраняют, а не разговаривать. Сказали, чтобы посмотрел, если патруль привяжется, выстрелами отвлек, или еще что по обстановке.

Типография, значит. Грамотная речь, заметно. И вообще парнишка толковый, располагающий. Вон улыбка какая, уже отходит от приключения. Все хорошо, молодость…

А грабежи в городе уже вовсю идут, шагу ступить нельзя. Наверно, полиция это дело совсем забросила, политикой занимается. Ну правильно, больше трех не собираться… Соберешься тут, когда на улицах стреляют и режут. Стандартная методика власти — не отвлекается народ на всякие разговоры, выживает. Со снабжением перебои, война же еще. Давай, вспоминай, вспоминай.

— Как думаешь, долго нам еще до типографии таким ходом? Ты давай, я на тебя немного опираться буду, веди. Сам-то как, не задело?

— Нет, не попали в меня. Тот рыжий стрелял два раза, а длинного я сразу… Мы тем проулком пройдем, чтобы без патрулей, а дальше быстро, может, к восьми уже будем. Вы опирайтесь на меня, товарищ Сталин, я крепкий.

Надо же, рыжего заметил в такой темноте. Это он о рабочем, интеллигент точно был черным. Ладно, дальше надо помолчать, подготовиться к встрече в типографии. Вообще полезно больше молчать и слушать. Сойдешь за умного.

Пожалуй, первый этап мне ясен. Вопрос о моей борьбе с большевиками не стоит, удержать империю от падения в пропасть революции уже не удастся. Белое движение, Временное правительство, монархия — битые карты. Что-то я не помню, чтобы Сталин играл какую-то решающую роль во всем этом битье. Со мной или без меня, но большевики возьмут и удержат власть в стране, с историей не поспоришь, эти процессы запущены давно и надолго. Я должен перехватить власть у Ленина и удержать ее после его смерти, в этом залог будущих возможностей для восстановления державы. Обо всем остальном будем думать, если удастся это.