Владимир Свержин - Крона огня Страница 3

Гизелла вновь поглядела в окно. Какой-то лодочник на берегу конопатит утлое суденышко, от воды ко дворцу доносится мерный постук его молотка. – Она будет замечательной королевой. А если останется при дворе она, то этот Рейнар не пожелает бросить молодую хозяйку, – мелькнула в голове шальная мысль, – похоже, ей он особенно предан. Тут, конечно, следует приглядывать, дабы преданность его не обратилась в нечто большее, но пока это всего лишь немое преклонение, пускай себе. Этот ловкий нурсиец может быть очень полезным».

Благородная дама Ойген вошла, почтительно склонившись перед матушкой кесаря франков. Дождавшись, пока слуга затворит дверь за гостьей, Гизелла заговорила, и в тоне ее звучали торжественные ноты колокольной бронзы.

– Я пригласила тебя, чтобы обсудить дело государственной важности. Буду говорить прямо, без обиняков и иносказаний.

– Я вся внимание, мадам. Могу ли я быть чем-нибудь полезной высокородной государыне? Быть может, вас что-то тревожит? Вы хотите поговорить об этом?

– Нет. Я хочу, чтобы ты стала женой могущественного короля франков, спасителя христианского мира, Дагоберта III…

После слов «о делах государственной важности» связь активизировалась сама собой:

– Ну шо, краса девица, – послышался на канале связи ехидный голос Лиса, – вообразила себя сказочным персоналом, ну, в смысле, персонажем? Как там: «Сказочке конец, кто слушал – молодец, а мы честным пирком да за свадебку!»

– При чем тут я? – возмутилась Женя.

– При отягчающих обстоятельствах, как пишут в разных протоколах. Во-первых, эта сногсшибательная идея мадам Гизеллу посещает не первый день. А во-вторых, ты шо хотела, пусть бы мужики к твоим ногам падали, но при этом ходить не мешали?

– Я бы хотела, чтоб меня уважали за ум, знания и высокую квалификацию.

– А они все норовят за другие части тела поуважать. Но ежели коли так, то оно конечно, потому шо шо ж? Продемонстрируй Гизелле свой красный диплом, а заодно и будо-паспорт. Хотя нет. Тогда она еще больше укрепится в похвальном стремлении видеть тебя своей невесткой. Но ты уж сделай одолжение, со свадебным пиром повремени, пока у меня усы вырастут.

– Какие еще усы?! – возмутилась благородная дама.

– По которым мед-пиво текли, да в рот не попадали. Мне ж нужно будет что-то в Институте петь о твоих альковных похождениях. О том, как местные пчелы сбились с лапок, услаждая медовый месяц нурсийской красавицы.

– Да не собираюсь я замуж! – вспыхнула Евгения.

Гизелла сочла ее румянец хорошим признаком.

– Нет? Тогда крутись, шо тот ротор в статоре. Энергичней, подруга! Шоб нам не пришлось похищать тебя из-под венца.

– Но я ведь обручена, – потупя взор, пролепетала благородная дама Ойген.

Но эта незамысловатая отговорка была загодя отвергнута будущей свекровью.

– Это ничего. У меня есть основания надеяться, что кардинал Бассотури убедит Его Святейшество расторгнуть вашу помолвку с сэром Жантом.

Да, кстати, от этого храбреца, насколько мне известно, по сей день нет вестей… Жив ли он… Одному богу ведомо… К тому же, – с ходу резко изменив тон, госпожа пристально уставилась на гостью, – я же вижу, ты не любишь его. Он найдет себе ту, которая души в нем не будет чаять…

– О, как приятно, черт возьми, чувствовать себя богом! – съязвил Лис. – Ау, садово-огородник, гвардеец-мичуринец, ты почему невесте не пишешь? Пока ты в гиперборейских предгорьях скороспелые сорта бамбуковых секвой разводишь, твою боевую подругу за местного короля сватают. Так сказать, идет на повышение.

– Ничего я не развожу! – обиделся Карел. – Завтра уже заканчиваются те самые руки дней. Жду, когда Фрейднур появится.

– Ну-ну, ждун. Устроил себе две недели отпуска, о семье забыл, работа побоку.

– Ниче не побоку, я тут местных абаров воспитываю. Они, как отошли от первоначальной ломки, пробовали на меня бросаться.

– Ну, тут ты им вторую ломку и устроил! Бескомпромиссную ломку конечностей.

– И ничего подобного. Они как узнали, что я прилетел на драконе, последний ум растеряли. Теперь, стоит мне появиться, сразу на колени валятся.

– О как?! Ну прямо отдых в солнечной Турции. Ты у них уточни на всякий случай, какой счет потом выпишут. А то подозрительный какой-то уровень сервиса…

– Да не, ничего подозрительного. Они мне тут фреску показали, ну, у них в этой пирамиде, где «электростанция». Там мужик стоит на драконах, а у драконьих ног хаммари раздают мечи. И потом люди мчатся на конях с этими мечами. Вот я, по их мнению, тоже на драконе стоял, – с заметным самодовольством сообщил Карел зе Страже.

– А, ну то есть ты у них герой местной стенгазеты, – хмыкнул Лис. – Звезда неолитической живописи. Идол четвертичного периода кайнозоя!

– Постойте, – вмешался в обмен любезностями Бастиан. – Ты видел там фреску?

– Да. Красивая.

– Но абары – кочевники, у них нет стационарных жилищ, кроме этой, с позволения сказать, «электростанции»!

– Подумаешь, эка невидаль, – отмахнулся Лис, – могли каких-нибудь цивилизованных рабов сюда прииммигрировать, а затем, перед тем как пустить их на батарейки, обменять им время жизни на эти боевые листки.

– Да, вполне может быть, – согласился Валет. – Но кто-то этот план придумал, кто-то указал, что следует рисовать, и кто-то измыслил, как придавать воинам и оружию невиданную силу. Возможно, это и есть как раз человек, стоящий на драконах. Возможно, это он – настоящий создатель мечей!

– Не, Крис, не выходи из берегов! Драконы с хаммари в одной упряжке никогда не ходили. Ты же помнишь, наши военно-воздушные крокодилы созданы, чтобы защищать границу между этим миром и тем. Хаммари иногда удается раздобыть драконов-отступников, но те – совершенно безмозглые отморозки и, я так понимаю, к размножению не способны. Скорее всего, это обычная пропаганда.

– Возможно, это и пропаганда, но вопрос, кто отдал приказ рисовать именно такие фрески и кто дал силу мечам, так и остается без ответа.

– Погодите с фресками! – обиженная невниманием к собственной персоне, оборвала их Женечка. – Мне-то что делать?

– Странно, что мне приходится давать вам, сударыня, дипломированному психологу, столь банальные советы. Во всякой непонятной ситуации – рыдай!

Глава 2

Не стоит искать черную пантеру в темных джунглях. Тем более, если она там есть и хочет есть.

Слуги низко склонились перед хозяйкой дома, открывая перед ней двери. Она шла, будто никого вокруг не замечая. Да и к чему высокородной даме обращать внимание на каких-то сервов?

Улица встретила ее повседневной суетой, но и здесь горожане спешили поклониться и освободить путь. Попробуй, замешкайся: трое громил, личных стражников казначея Элигия, вмиг напомнят, кто на дороге главный. Брунгильда шла, высоко подняв голову, не замечая или делая вид, что не замечает окружающего. Ей, дочери и сестре майордомов, супруге хранителя и распорядителя франкской казны, приличествовало нести себя, подобно драгоценному сосуду… Множество завистливых, а порой и недобрых взглядов провожали ее статную фигуру.

Остряки за спиной зубоскалили, что она залежалый товар, намекая на долгие годы, проведенные ею в склепе, и гарпию-подменыша, до недавних дней скрывавшуюся под личиной высокородной сестры Пипина Геристальского. Иные шушукались о какой-то любовной истории, имевшей место быть между ней и сэром Жантом, принцем Нурсии. Так на то они и злые языки, чтобы напраслину возводить и зубоскалить над теми, кого хочется куснуть, да зуб неймет.

Конечно, внезапное исчезновение могущественного Пипина Геристальского и скоропостижное замужество его сестры дали повод к новым пересудам в Париже. Но, и то сказать, в этом городе всегда найдется, о чем посудачить. Вчерашняя новость сегодня уже не новость, сменится день – найдется повод для новых толков.

Брунгильда шествовала по разливающемуся многоголосьем городу, напустив на себя вид величественный и безучастный. Не слишком умело, но уж как получалось. Главное, чтобы никто не увидел ее заплаканных глаз. Какие могут быть слезы, когда на тебе роскошное, привезенное из самого Константинополя, парчовое, шитое невиданными цветами платье, отороченное заморским соболем, а золото и яхонты на груди и запястьях так и лучатся при свете полуденного солнца?!

В тот час, когда золотых дел мастер Элигий, сопровождаемый верным Мустафой, пришел к ней, в тот день, когда выжившие плакали и ликовали, празднуя разгром абарского воинства, она и помыслить не могла о чем-либо подобном. Мало ли зачем может прийти главный придворный ювелир. Но он не принес ей ни перстней, ни диадем, а протянул ошеломленной девице свиток, подписанный и скрепленный печатью ее брата. Не спросив ее желания, опальный майордом недвусмысленно изъявлял свою непреклонную волю, требуя «с покорностью незамедлительно принять от подателя сего предложение руки и сердца». В гневе от столь бесцеремонного обхождения, Брунгильда тут же пожелала лично увидеть брата и высказать ему в лицо возмущение и категорический отказ, но Элигий лишь покачал головой.