Степан Кулик - Дилижансом, дирижаблем Страница 3

В том, что глава торгового дома знает толк в торговле, Родион убедился сразу. Как только прошелся по магазинам Оргеева. Первого уездного городка Бессарабской губернии, который попался ему по дороге из Петербурга в Кишинев.

Товаров, в том понимании, какое в него вкладывают жители столицы, здесь не было вообще. Конечно, кроме привезенных сюда из европейской части страны. Но не закупать же их здесь втридорога и везти обратно… А то, что производилось на месте, не прошло бы сертификацию даже в виде полуфабрикатов или сырья. Единственный интерес могла представлять контрабанда из Халифата. Шелка, благовония, специи и прочие, традиционные дары Востока…

Но, бывшему офицеру претило заняться скупкой контрабанды. Как-то уж слишком это занятие попахивало изменой. Особенно, если ты не так давно приносил присягу на верность Императору и целовал на плацу саблю.

В общем, поселившись в единственной гостинице города, Родион Евлампиевич, пребывал в унынии и расстройстве чувств ровно полдня. Пока не отправился на традиционный субботний ужин у здешнего Предводителя дворянства. Который он, как полномочный представитель торгового дома, был обязан почтить своим присутствием.

Конечно же, местечковые посиделки не шли ни в какое сравнение со столичными балами, но один приятный и полезный фант, начинающему коммивояжеру фортуна все же подкинула. В лице знакомого по Петербургу артиллерийского капитана Шлычкова.

Знакомство их было шапочное. Представлены друг другу у кого-то и не более. Но, как говорится, на чужбине и раввин с попом обнимаются.

Почему и как капитан попал из столицы в Бессарабию, Шлычков распространяться не стал. Да и Родион не углублялся в перипетии собственной судьбы.

Упомянул только, что прибыл по торговым делам. Но, поймав восхищенный взгляд премиленькой девицы, неожиданно для самого себя, излишне громко прибавил, что является полномочным представителем торгового дома «Кукин и сыновья».

Впрочем, мог и промолчать. Шикарный по здешним меркам, модного фасона костюм и новенький «Вольга» только что сошедший с конвейера концерна «Руссо-Балта», рядом с которым «москвич» губернатора смотрелся как старый шарабан, говорили сами за себя. Причем настолько красноречиво, что парочка упитанных индивидуумов с неизменными цепочками от хронометров в кармане жилетки, уже пытались завладеть его вниманием. Но, капитан проявил настойчивость и, на правах давнего знакомого, увел Родиона на балкон.

Там они покурили, опрокинули пару рюмок «зубровки», вспомнили общих знакомых. Похохотали над давно забытой историей, случившейся с одним драгунским премьер-майором и женой булочника. Здесь, в глуши, это оказалось почему-то особенно смешно и доставило несколько приятных минут. А там, как-то само собой, разговор коснулся карт.

Сейчас Родион уже не вспомнит, кто именно затронул эту тему. Скорее всего, слегка подвыпивший капитан разоткровенничался и посетовал на провинциальную скуку. На то, что если бы не вот такие, пусть самые примитивные выходы в свет, да не возможность метнуть банк, так и вовсе хоть волком вой. А потом, предложил, не откладывая удовольствие в долгий ящик, сменить дислокацию и переместиться в одно приятное местечко. Где наливают щедрее, девицы не так жеманны, а главное – там играют. И некоторым счастливчикам удавалось поднимать за вечер по несколько тысяч. Так что если Родион готов отправиться в путь немедля, то капитан согласен стать его Вергилием.

На вопрос: куда именно? Шлычков ответил, что недалече… в Аккерман. И грустно посетовал, что, здесь, в Бессарабии все рядом. Не то, что на Российских просторах.

Слегка затуманенный алкоголем рассудок не спросил у Родиона, кто же в такой глуши может позволить себе спускать подобные суммы? Причем, позволяя счастливчику свободно уйти с выигрышем. Важно было другое – если повезет, то он уже сегодня сможет получить прибыль. А потом, на шальные деньги, можно скупать все что угодно у самого себя и перепродавать по любой цене. Указывая в документах существенную выручку. В конце концов, его же направили удвоить капитал, а не устанавливать долгосрочное партнерство… Вот он и покажет результат. А по-настоящему займется делами, когда выберется из этой дыры.

В общем, они чинно откланялись, объяснив хозяину поспешный уход срочными торговыми делами, и вскоре неслись куда-то на юг, по пустынной и ровной, как стол дороге. Такой же ровной и пустынной, как степь вокруг. А если что и не так, то в свете фар, полосующих ночь, этого не было видно.

Мощному паромобилю, не сдерживаемому ничем, кроме собственных возможностей, хватило нескольких часов, чтобы покрыть расстояние между Кишиневом и уездом. Потом, еще каких-то полчаса они колесили по спящему городку, в темноте промахнув нужный поворот и зачем-то свернув к крепости. Но, даже в стельку пьяные, офицеры умеют ориентироваться на местности получше любого штатского. Так что вскоре они разобрались с хитросплетением улиц и оказались в нужном доме. Почему-то извещающем вывеской над дверью, что здесь расположена «Парикмахерская». Впрочем, несмотря на вывеску, никакого брадобрея там не обнаружилось, а вот хозяйка оказалась весьма мила, гостеприимна и радушна. Даже с избытком…

А потом была игра… и неожиданный финал, столь многообещающе начинавшегося вечера.

Родион гнал «Вольгу» не жалея пара. Шкала измерителя давления давно покинула зеленый сектор и опасно передвигалась по желтому в сторону красной засветки. Соответственно, паромобиль сейчас покрывал не менее восьмидесяти верст в час. Но беглецу и этой ошеломительной скорости казалось мало. Он ежесекундно поглядывал в зеркала заднего вида, ожидая, что в любой момент там блеснут огни погони.

«Господи! Воистину, если хочешь покарать, то отнимаешь у человека разум!»

Бросив очередной взгляд за спину, Родион даже засмеялся негромко.

Конечно же, никакой погони не было и быть не могло. По одной простой причине. Во всей Бессарабской губернии не нашлось бы самобеглой коляски, способной настигнуть паромобиль класса «Вольга». Кроме пары-тройки полицейских «рысей», естественно. Так они все в главной управе, в Кишиневе. А в этом, богом забытом захолустье, наверняка до сих пор только на лошадях передвигаются.

Вместе с этой, весьма успокоительной мыслью, беглеца прошиб холодный пот от следующей догадки, и он стал вертеть головой, стараясь осмотреть небо.

«Аэроплан! Они же могут выслать за мной аэроплан!.. Тьфу, ты! Опять за рупь за восемь… Какой к ядреной фене аэроплан? Пора, батенька, забывать столичные привычки!»

В этот момент, выхваченная из ночной тьмы лучами фар, через дорогу промелькнула какая-то тень, и Родион нажал на тормоз…

«Вольга» недовольно засопел, стравливая пар через систему экстренного торможения, и покатился медленнее.

Родион некоторое время растерянно глядел то вперед, то на индикатор шкалы давления, медленно возвращающийся в зеленый сектор.

«Эка, меня проняло-то… Так и угробиться недолго…»

Но тревога не утихала. Родион опустил боковое стекло и высунул голову наружу. В небе ничего не жужжало и не гудело, аж до самого горизонта. Кстати, уже розовеющего на восходе.

И все же судьба беглеца незавидна, как у зайца. Только-только притаишься, как шелохнется что-то неподалеку и сердце опять прыг в пятки. А там заколотится, забьется, пытаясь разогнать по телу стылую кровь.

Родион вздрогнул и почувствовал, как вдоль хребта побежала ледяная струйка пота, когда с обочины, наперерез паромобилю шагнул человек в белом мундире патрульно-постовой службы, требовательно взмахнув жезлом.

«Вот и все… Приехали… Никто за мной не гнался. Отсемафорили в соседние города и выслали патруль навстречу… – подумал Родион, с некоторой толикой уважения к полиции. Ведь их чаще ругают, чем хвалят. А они, вона, умеют работать… В шулерстве меня вряд ли обвинят, у самих рыльце в пушку, а в умышленном поджоге – запросто».

Усугублять свое положение дальнейшим бегством не имело смысла. Уж если один раз нашли, то и второго не миновать. Да и не улыбалась потомственному дворянину жизнь беглого… изгоя.

«Что ж, видимо, от судьбы не уйти, но и молить о снисхождении офицеру не пристало. Честь дороже!» – подумал Родион и решительно кинул руку к бедру.

Увы. Там не оказалось не только револьвера, но даже кобуры, полагающейся к повседневному ношению.

Родион мотнул головой и зло рассмеялся.

– О чем это вы, голубчик? Какая честь? Вы соизволили ее вместе с мундиром в шкаф повесить. А для купеческого сословия это непозволительная роскошь. Вам, теперь, свое достоинство предписано в суде защищать… Через стряпчих и адвокатов-с…

И только сейчас обратил внимание, что остановил его не урядник и даже не десятник, а всего лишь низший полицейский чин. Чего никак не могло быть, если бы проводилось задержание.

А полицейский тем временем обошел паромобиль со стороны водительского сидения и вежливо взял под козырек.