Your Name - Квинт Лициний Страница 3

Шипя, расплетаю ноги, выдёргиваю из-под себя руку и предпринимаю попытку сесть. Голова резко, до потемнения в глазах, налилась тяжестью, и навалилась дурнота. Спустя пару мгновений мир ещё раз сжалился надо мной, и стоящий в ушах шум расслоился на узнаваемые образы. Кто-то дёргает с той стороны дверную ручку и испугано, на грани паники, кричит:

— … Андрюшенька, что с тобой!!? Господи, открой дверь!!

— Ааа… — пытаюсь подать признаки жизни. Из горла вырывается какой-то хрип. — Сейчас… — со второй попытки удается произнести слово громче. Дверь перестала дёргаться, и мамин голос (ну конечно, как я сразу не узнал?) взволновано частит:

— Ну, что там у тебя случилось?! Ты упал? Давай, открывай скорее! Ничего себе не сломал?!

— Подожди… Сейчас, — повторяю, борясь с подступающей дурнотой. Наконец удалось неловко сесть, привалившись спиной к холодному кафелю, и подтянуть под себя непривычно безволосые ноги.

«Ну да», — обвожу глазами помещение, — «узнаю. Ванная комната на старой квартире. Всё верно, без обмана». С облегчением на секунду прикрываю глаза и, криво улыбаясь, перевожу дух. Потом срываю с трубы висящее надо мной полотенце.

— Сейчас, мам, — говорю уже окрепшим голосом, — сейчас…

За дверью притаилась встревоженная тишина, мама прислушивается, пытаясь определить тяжесть полученных мною повреждений и их совместимость с жизнью.

Встать удалось неожиданно легко. На пару секунд замираю перед зеркалом: там кривится в гримасе смутно узнаваемое детское лицо, справа на лбу косая ссадина, на глазах набухающая кровью. Длинные тёмные сосульки мокрых волос, узкие плечи и худая шея над выступающими ключицами.

«Да, красавец… Ладно, потом налюбуюсь», — поворачиваюсь к двери и запахиваю вокруг себя полотенце. — «Чёрт, защёлка как неудобно высоко висит…»

В приоткрывшуюся дверь врывается перевозбужденный вихрь. Меня за пару секунд осмотрели, ощупали, встряхнули, отругали, пожалели и попытались опросить. Организм возмутился. Почувствовав неладное, я прошмыгнул мимо мамы, сделал, придерживая полотенце левой рукой, несколько быстрых шагов по коридору, рванул дверь, — «только бы успеть!» — и согнулся над унитазом.

«Маладца», — отрываюсь на пару секунд от увлекательного занятия, — «успел».

Спустя минут пять я был водворён в койку, ссадина, под мамины горестные причитания, смазана йодом и залеплена лейкопластырем, а поверх расцветающего синеватым великолепием шишака возложена обернутая влажным вафельным полотенцем грелка с ледяной водой. Мама удалилась, и я с интересом приступил к изучению своей комнаты.

На стене над кроватью — тёмно-багровый ковер с абстрактным рисунком и кисточками по краям. Пылесборник, надо будет избавиться при случае. На противоположной стене уступом расположились три книжные полки, на нижней — горшок с тощим аспарагусом. На полках выстроились узнаваемые корешки, среди которых выделяются разноцветным орнаментом тома «Тысяча и одна ночь» и монументальностью — «Одиссей». Сверху истёртая стопочка «Искателя». Под полками на свисающей холстине наколота коллекция значков с гербами городов СССР. Периметр высокого потолка обрамлён золотисто-бронзовым резным багетом, а в центре, под фигурной розеткой повисла трехрожковая люстра. Всё узнаваемо, особенно запах родного дома.

Расслабившись, устало закрываю глаза и перебираю в уме события последних часов. Ну что ж, теперь я точно знаю, что небывалое бывает.

Из плюсов — чудесное перемещение в детство, как и было обещано. Мне сейчас сколько? Ммм… Четырнадцать, через пару месяцев будет пятнадцать. Чудный возраст, здоровое тело, хорошая социальная среда, любящие родители, полное отсутствие серьёзных проблем. Как я это не ценил! Мечтал побыстрее закончить школу. Казалось, что жизнь в школе не полноценна, а вот потом…

«Идиот. Был идиотом», — мечтательно улыбаюсь я, — «теперь встал на путь исправления».

Ещё один плюс — способ внедрения. Володе это лобовое столкновение со стеной прощаю, так и быть. На сотрясение мозга спишу неизбежные ляпы при адаптации и внезапное повзросление. Ну не смогу я, старый циник, достоверно отыгрывать ребёнка. Буду крутить хвостом, заметая следы, и кивать на травму.

Из минусов — ничего из обещанных способностей. Глухо, как в танке. Сосредотачиваюсь и пробую ещё раз толкнуть несколько образов, как делал тогда, в купе. Ничего, пусто. Абсолютно. Ни возможности обращения к памяти реципиента, ни брейнсёрфинга.

Уже пора паниковать или ещё немного подождать? Что это — неудачная пересадка сознания или временный сбой из-за травмы?

Без памяти реципиента я буду первые недели выглядеть полудебилом. Как бы из одной спецшколы, с углубленным изучением английского, не загреметь в другую, для дефективных. Вот будет начало карьеры, зашибись… Королева в восторге.

За тридцать пять лет из памяти выпала масса сведений. Ну, предположим, в районе не заблужусь. В школе — тоже. Но, чёрт побери, я не помню имена и отчества половины учителей, не помню большую часть используемых сейчас кличек одноклассников и их привычки, не помню особенностей отношений. Не помню свою одежду, и где она лежит… Какая из зубных щёток в ванной — моя? Блин… А почерк? Если почерк изменился, то пиши пропало. Учителя наши каракули помнят поименно.

А самое палево — это не помню, что в этом возрасте категорически не мог знать. К примеру, английский язык… Сейчас я его знаю явно лучше, чем в конце восьмого класса, несколько лет жизни за границей даром не прошли. Эльвира же мой текущий уровень представляет хорошо. У учителя английского всего около сорока учеников в течение года, видимся каждый день, да не первый год, всю подноготную мою помнит, все любимые ошибки. А вот я — нет. И как объяснить резкий скачок в разговорном английском, изменение произношения — фиг его знает. Зато грамматику сейчас завалю, сложно завёрнутые фразы в реальной жизни встречаются редко. Ума не приложу, что с этим делать, ни одной разумной версии…

Дверь приоткрылась, в проёме возникла мама с подносом:

— Сынуля, может, пообедаешь? Я тебе супчик куриный погрела. А я в поликлинику потом сбегаю, вызов участковому оставлю. Как ты себя чувствуешь?

Пока мама хлопочет вокруг, помогая усесться, вглядываюсь в её черты. Она ж сейчас младше меня, получается, лет на пятнадцать. По тем критериям, которыми я оценивал женщин ещё сутки назад — молодая красивая женщина. Очень необычно, очень непривычно, особенно если учесть, что я видел её всего неделю назад.

— Спасибо, мам. Вроде ничего, голова побаливает, да кружится немного. Но хуже не становится — это главное. Отлежусь за два-три дня.

— Ох, а контрольные четвертные? — мам испугано округлила глаза. — У тебя же завтра физика и сочинение? Как же тебе оценки за четверть выставят?

— Ну, представь, что у меня аппендицит случился. Или ногу бы сломал. Как учился в четверти, так и выставят, — отвечаю я, лихорадочно соображая, — «точно, на последней неделе марта — каникулы. Раз мне предстояли в ближайшие дни четвертные контрольные, значит, сейчас идёт неделя перед каникулами. Надо косить до них, чем больше времени будет на адаптацию, тем лучше. Интересно, какой сегодня день недели?»

Мама расстроено покачала головой и оставила меня наедине с обедом. Так-с, куриный супчик, с лапшей, картошкой и морковкой. Первая проба пищи в двадцатом веке. Пошевелил носом, втягивая туманящий разум аромат, одновременно прислушиваясь, не усилится ли дурнота. Вроде таможня дает добро, вон, как живот голодно заурчал. И я замолотил ложкой.

Минут через десять довольно потянулся, сыто откинувшись на подушку. Молодой организм с энтузиазмом метанул в себя две порции супа и не отказался закусить булкой с плавленым сыром «Янтарь».

Ну, что я могу сказать… Никакого сравнения, конечно: все вкусы и запахи стали ярче и объёмнее, чем были ещё сутки назад. Случайно раскушенная горошинка перца взорвалась во рту таким болезненным жжением, что пришлось быстро захлёбывать её бульоном. Значит, это не еда стала лучше, а обострилась чувствительность. Правы оказались те, кто говорил о притуплении с возрастом вкусовых и обонятельных рецепторов. Видимо, именно поэтому с годами люди постепенно переходят на всё более крепкий чай, кладут больше специй и могут смаковать коньяк и виски.

Вот и ещё один плюс обнаружился. Ближайшие десять лет лишний вес мне априори не грозит, можно будет от души пожрать. Это будет славная охота…

Хлопнула входная дверь, мама умчалась в поликлинику. Самое время выйти разведку. Сбросил со лба грелку, одел вытянутые в коленях тёмно-синие тренировочные штаны, майку, нацепил на ноги войлочные тапки и осторожно двинулся на выход из комнаты. Первым делом на кухню, там на холодильнике должны быть свежие газеты.

Ну вот, прикуп определился. 15 марта 1977 года, вторник, полтретьего.