Rein Oberst - Чужой для всех Страница 3

Я, Франц Ольбрихт, гауптман Панцерваффе Вермахта…

Проведение силовой разведки… Танковый рейд на глубину… В этих целях разумно… В ходе разработки операции… Отвлекающий маневр провести в районе… Ответственность возложить на… Со всей нашей верой в бога мы выполним долг».

— Сопляк, — выругался в сердцах генерал и нажал кнопку вызова адъютанта.

— Майор Рэмек! — бесцеремонно обратился он к вошедшему подчиненному.

— Слушаю вас, господин генерал.

— Вы готовы с гранатой идти на русские Т-34?

— Я вас не понимаю, господин генерал. Поставьте вопрос конкретнее.

— Не понимаете? — генерал язвительно усмехнулся. В эту минуту он был похож на тощего злорадного удава, которого давно не кормили и вот на завтрак ему преподнесли трусливого зайчишку.

— Подойдите ко мне, Рэмек. Ближе. Еще ближе. Стоять!

На адъютанта повеяло ледяным холодом. Он весь сжался.

— Зато я хорошо это понимаю, Рэмек! — процедил сквозь зубы генерал. — Скоро ваш холеный вид превратится в гамбургскую сосиску. Вы любите сосиски, Ганс? Или в Нижней Силезии их не делают?

Адъютант остолбенел.

— Обильно политые соусом, Рэмек, — убийственно добавил Вейдлинг.

Упитанные, румяные, чисто выбритые щеки майора мгновенно побледнели. Правый глаз стал нервно дергаться. Адъютант не знал что ответить. Такого выпада от генерала он еще не слышал. Его сердце лихорадочно забилось. В голове заскакали мысли: "Что он такого натворил? Почему стал неугоден командиру? Его отправят на передовую? Первая пуля – моя."

У Рэмека появилось легкое опьянение и чувство страха падения. Налицо было головокружение. В последний момент силой воли он все же сумел справиться с невероятным волнением. Набрав в легкие больше воздуха, и сильнее вытянувшись перед грозным командиром, он выпалил:

— Готов служить Великой Германии и ее Фюреру всюду, куда меня пошлют, господин генерал, — затем подумав, добавил. — Если произошло что-то особенное, то хоть сейчас готов отправиться в траншеи к товарищам.

Глаза генерала немного потеплели, по его усталому худощавому лицу пробежала легкая улыбка. Он поднялся с кресла и, подойдя вплотную к адъютанту, произнес:

— Похвально, Рэмек. Достойный ответ. Порадовал, — и похлопал фамильярно подчиненного по плечу. — В траншеи вы еще успеете. Вы нужны пока здесь. У нас с вами дел – гора и маленькая тележка. Но гранатами, майор, запаситесь. Это мое вам пожелание, — и генерал вновь улыбнулся, но это была уже недобрая, злорадная улыбка.

Тем не менее адъютант с облегчением вздохнул. Его щеки начали постепенно розоветь. Ему понравилась шутка шефа.

— Какие будут указания, господин генерал, — отошедший от психического удара адъютант лихо щелкнул каблуками до глянца начищенных сапог.

— Первое, — глаза генерала были вновь суровы. — Соедините меня с командующим армией. Немедленно.

— Будет выполнено, господин генерал.

— Второе, где командир разведывательного батальона гауптман Ольбрихт. На 12 часов он должен быть у меня.

— Ольбрихт – офицер слова, господин генерал. Прибудет без опозданий. Если чего-то не случилось в дороге.

— Вы что-то скрываете от меня, Рэмек?

— Никак нет, господин генерал. Правда…

— Говорите, — генерал насторожился и был весь во внимании.

— Он бывает иногда рассеян. Но это, видимо, после ранения и контузии под Курском.

— Это все?

— Последнее время он замкнут, господин генерал, хотя я знал его веселым парнем.

— Это сказывается в деле? — Вейдлинг в упор смотрел на подчиненного. Рэмека это не смутило. Он знал, что Франца в самом начале войны с русскими опекал тогда еще полковник Вейдлинг. Поэтому все, что касалось Ольбрихта, тот выслушивал с особой щепетильностью.

— Никак нет, господин генерал, — искренне доложил он. — В деле гауптман Ольбрихт безупречен, даже бесстрашен.

— Ваш ответ меня удовлетворил, майор. Вы свободны.

Майор Рэмек четко развернулся и вышел.

Генерал посмотрел на настенные часы. Была половина двенадцатого.

— Франц Ольбрихт… Франц Ольбрихт… — негромко дважды проговорил он вслух фамилию капитана, командира танкового разведбатальона. — Вы для меня загадка. А ведь я вас знаю с пеленок…

Генерал прихрамывая, подошел к секретеру, достал распечатанную бутылку выдержанного французского коньяка и налил золотистой жидкости в бокал. Вдохнул необыкновенно гармоничный тонкий коньячный букет и сделал несколько незначительных глотков.

— Прекрасно, — глаза его заблестели. Генерал разбирался в коньяках и любил этот напиток. Отпив еще несколько глотков из бокала, он сел в кресло и впал в легкое раздумье:

«Что же случилось с вами, Франц тогда в сорок первом? Почему вы отказались от штабной карьеры, и ушли на передовую? Почему подставили себя под пули? Позже переучились на новые танки и стали мужественным командиром. Получили два ранения. Дослужились до рыцарского креста… Почти герой Вермахта. Это не каждому дано. А вернувшись в строй после госпиталя вас вообще не узнать. Это же надо такое надумать. Немыслимо, чтобы такое могло возникнуть в голове капитана Вермахта. Странно. Очень странно.

«Вон, трусишка Рэмек вспотел, бедняга. Боится траншей. Наверное, и гранату толком не бросит. Но как вывернулся, шельмец…», — генерал саркастически усмехнулся.

Вдруг резко зазвонил телефон. Так могли соединять только с командующим армией. Вейдлинг вздрогнул и весь напрягся. Его воспоминания стали быстро улетучиваться. В глазах вновь появился холодный блеск. Он наклонился и, сняв телефонную трубку начал говорить:

— Господин генерал танковых войск, генерал Вейдлинг с докладом.

— Гельмут? Слушаю вас! Надеюсь, вы звоните, чтобы пригласить меня на день своего рождения?

Командующий 9-й армией Вермахта генерал танковых войск Йозеф Харпе с благодушием воспринял звонок боевого товарища и некогда друга по совместной учебе в кадетском училище и тепло повел разговор.

— А может, Гельмут, вы мне предложите сыграть несколько партий в преферанс, как в молодые годы за кружкой доброго пива и с актрисками… Кхе-кхе-кхе-кхе, — мелко закудахтал полнеющий Харпе. Он был в хорошем расположении духа.

Звонок Вейдлинга застал его после проведенного позднего завтрака в загородном доме, бывшем до войны санаторием красных офицеров под Бобруйском на берегу реки Березина. Съев пару яиц всмятку, и выпив чашку крепкого кофе с булочкой с маслом и джемом, он сидел в кресле, размышляя о предстоящей поездке в Берлин. Ему намекнули, что его вызывают с хорошими намерениями. Харпе в этот солнечный апрельский день мечтательно строил для себя самые радужные планы.

— С удовольствием, герр генерал, я приглашу вас на свой день рождения, — без энтузиазма ответил Вейдлинг. — Но это будет 2 ноября. Тогда же мы сбросимся и в преферанс. Я звоню вам по другому поводу. Я стал плохо спать, Йозеф. И я знаю почему.

— Почему, Гельмут? Вы нездоровы? Все беспокоит нога?

— Нет, со здоровьем как раз, слава Богу, все в порядке. А нога? — Вейдлинг скривился, одно напоминание о ней ему было неприятно, она саднила и мешала в работе. Он сделал глоток коньяка, кашлянул и продолжил:

— Как русские говорят: "До венчания заживет», а драпать придется, так и здоровая нога не поможет.

— Я смотрю, Гельмут, у вас хорошо с чувством юмора. Так чем вы озабочены, дружище?

— Мне не нравится наш южный сосед, Йозеф, — крайне раздраженно признался тот. — Он хочет, чтобы мы таскали из огня для него жареные каштаны.

— Я понимаю вашу озабоченность, Гельмут, — Харпе посмотрел по сторонам, как бы проверяя, не подслушивает ли кто его, и затем вновь заговорил: — Но вы знаете не хуже меня, что в Генеральном штабе доминирующей остается точка зрения, предполагающая нанесение русскими основного удара на фронте Группы армий«Северная Украина».

— Это предательство, генерал! — резко парировал Вейдлинг и вскочил из-за стола, да так неаккуратно, что случайно рукой задел за коньячный бокал. — О, черт! — выругался командир корпуса, когда тот со звоном рассыпался, ударившись об пол.

Командующий армией молчал, в эту минуту он спокойно и с удовольствием сделал новую затяжку гаванской сигары.

— Мало того, что у меня отняли недавно 16-ю танковую дивизию для решения проблем «Черкасского котла», — вновь резко заговорил Вейдлинг. — Так еще выводят единственную 35-ю мотодивизию. У меня в танковом корпусе нет ни одной бронированной боевой машины кроме самоходных артиллерийских установок. Это возмутительно! Вы понимаете мою ситуацию, Иозеф? Замечу, это на участке обороны в 82 километра. Без наличия в должном количестве танковых резервов и тяжелой артиллерии танки генерала Батова разрежут меня по частям. Вы понимаете, что с нами будет? — Вейдлинг тяжело дышал в трубку.