Воробей, том 1 (СИ) - Дай Андрей Страница 3

Могли ли Николай, близкий родственник кайзеру Вильгельму, или товарищ первого министра Лерхе - вообще этнический немец, быть изобретателями такого по-византийски коварного закона? Симпатизирующие объединившейся, наконец, Германии русские немцы решили, что нет. И тут же выбрали ответственного. Вернее - ответственную. Императрицу Марию Федоровну, не скрывающую своего отношения к Берлину. Выходило, и немцы, при всей своей традиционной лояльности к власти, способны подпортить Дагмаре жизнь.

Однако, у этой, немецкой, медали была и обратная сторона. Чем больше противились бы регентству императрицы русские немцы, тем охотнее ее поддержали бы набирающие силу славянофилы.

Хотя, это слово не особенно подходило к тому явлению, что родилось на просторах Державы стараниями незабвенного князя Мещерского. Вово продолжал эпатировать публику своими невообразимыми, а-ля рынды эпохи Ивана Грозного, кафтанами. Но толку с этого было чуть. А вот декларированное в семидесятом году равноправие всех ветвей православной церкви, что означало полное и окончательное решение вопроса дискриминации старообрядцев, сделало для славянофильского течения значительно больше.

И тут моей заслуги вовсе не было. Решение, кстати - совершенно для меня неожиданное, но искренне приветствуемое, принял Никса самостоятельно. Большое влияние, конечно, на молодого царя оказали его старый учитель, историк Соловьев, утверждающий, что староверие - естественная реакция простого народа на чрезмерную европеизацию России.

Все одно к одному. Буквально за пару месяцев до опубликования Манифеста о равноправии религий, мы, так сказать, малым кругом обсуждали общую идею наших преобразований. Вот во время тех посиделок в памятной библиотеке Аничкова дворца у Великого князя Александра Александровича, и прозвучало "вера в собственные силы". Я едва чаем не подавился. Нам, слушателям высших партийных курсов, суть северокорейской идеологии - чучхе, провозглашенной в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году товарищем Ким Ир Сеном, так и объясняли. Именно этими же словами.

Впрочем, в устах Николая Второго, смысл лозунга стал совершенно иным. Никакого железного занавеса, противостояния всему миру и жесткой экономии всего на свете вместо поставок недостающего из-за границы. Нет! Только то, что мы, русские - не хуже и не лучше других европейских народов. Так же можем работать, изобретать и строить. Нужно лишь поверить в себя, перестать непрестанно кивать на заграницу, по всякому поводу и без, и научиться жить своей жизнью. Начать же нужно было с сосредоточения. С открытия возможностей для представителей всех народов и вероисповеданий трудиться на благо Державы.

К слову сказать, этим самым шагом, Николай еще и разрушил одну из идеологических платформ вялотекущего народничества. Не сказать, чтоб эти, гм, странные люди особо досаждали. Однако, битва за умы, за юношескую энергию, за симпатии максимально широких слоев населения страны, была принята одним из главных направлений деятельности правительства. Наряду с повышением благосостояния - читай покупательской способности, индустриализацией и перевооружением армии.

Все связанно. Идеология и состояние экономики. Моральный дух армии и продуктовая корзина в крестьянских семьях. Качество паровозов и количество грамотного населения. Так или иначе, одно цепляет другое, и выходит их третьего. Один из духовных лидеров народников, господин Чернышевский, считал крестьянскую общину патриархальным институтом русской жизни, призванный выполнить роль, так сказать, "товарищеской формы производства". Или, говоря лаконичным языком двадцать первого века - община, в надеждах общинных социалистов, должна была стать чем-то вроде колхозов. Но чем нечто подобное закончилось сто лет вперед и в другом варианте истории - мне было прекрасно известно.

Для наших планов община была ярмом. Атавизмом. Пережитком прошлого. Кандалами, мешающими свободному перераспределению рабочей силы. А значит, община должна была кануть в Лету. Тем более что старообрядческая патриархальность нам больше в этом помешать не могла.

Народники всерьез полагали, будто бы прежде гонимые, держащиеся друг за друга,всевозможные поповцы, беспоповцы и единоверцы, встанут естественным щитом против социального расслоения крестьян. А мы, уравняв права конфессий, открыли им двери в большой бизнес. К большим деньгам и общественному признанию. К участию в жизни страны. Не удивительно, что множество людей не смогли удержаться от такого соблазна. Да, конечно. Они все еще держались своего круга, всегда были готовы помочь единоверцу и тянули за собой менее активных братьев по вере. Но их замкнутые общины в одночасье ушли в историю.

Так вот, эти самые приверженцы веры дедов, и составили основную массу славянофилов. Не потому, что расхаживали в старомодных костюмах, а потому что воспитаны были в архаичной среде замкнутых, живущих прошлым, патриальхальных общин.

Эти Цибульские, Кокоревы, Прохоровы, Морозовы, саратовские Мальцевы - "хлебные короли", способные диктовать цены на зерно лондонскому Сити, московские Трындины, которые в оптических приборах с немецким Цейсом на равных, Третьяковы, Рябушинские - одевающие пол страны в свои ситцы, и десятки, сотни других староверов, очень быстро заявили о себе. Большинству из них хватило четырех лет, чтоб удвоить капиталы. По сведениям Статистического департамента МВД, на конец прошлого, семьдесят четвертого года, совокупное состояние купцов и промышленников - выходцев из старообрядческих общин - составило почти полтора миллиарда рублей. Два бюджета России, едрешкин корень! Каким бы презираемым дворянами не было купеческое сословие, не считаться с политическим весом этаких-то деньжищ просто невозможно.

И я, благодаря давным-давно, еще в Томске, созданной Торгово-промышленной палате, имел некоторое влияние на виднейших богатеев страны. Это кроме административного ресурса, конечно. Исключительно личными заслугами и длительными партнерскими отношениями.

С Великим князем Константином Николаевичем нас тоже многое связывало. Он покровительствовал министру финансов Рейтерну, и военному министру Милютину. И если с Михаилом Христофоровичем мы первый год по восшествии Николая на престол чуть ли не ежедневно виделись, пребывая если не в дружеских, то уж в приятельских отношениях, то с Дмитрием Алексеевичем как-то дружба не заладилась. Очень уж ревниво тот относился к моим попыткам вмешаться в реформы военного ведомства.

Прежде, в бытность свою начальником Томской губернии, помнится, удивлялся тому, как тесно связаны между собой старожильские семьи в Западной Сибири. Изощренные родственные связи, соседство или стародавняя вражда объединяли первопоселенцев в один особенный, отличный от коренной России, этнос.

Потом, уже в Петербурге, столкнулся с тем обстоятельством, что и тут - одна большущая деревня. Всюду одни и те же фамилии, перепутанные родственные нити и кумовщина. Помню, с какими трудностями мы в Томске столкнулись, когда затевали тамошний Механический завод. Если рабочую силу еще, худо-бедно, как-то можно было по сусекам наскрести, то с инженерами, а особенно с главным инженером - была настоящая беда. И тут, кто-то из столичных покровителей порекомендовал мне замечательного специалиста, изобретателя, педагога и ученого, профессора Степана Ивановича Барановского.

С появлением в Сибири профессора, дело пошло на лад. В семьдесят третьем завод даже выпустил паровоз собственной разработки. Какой-то там, если верить восторженным статьям Ядринцова в Томских Губернских Ведомостях, весь из себя чудесный. Неимоверно мощный и потребляющий ничтожно мало топлива. Газетку ту, я с огромным удовольствием, показал министру Путей Сообщения. Уж кому как не генерал-инженеру Мельникову, положено лучше других разбираться во всех этих паровозных штучках. А Павел Петрович взял да и отправил в столицу Западной Сибири особую комиссию, а потом и заказал на Барановском заводе пятьдесят таких тягачей для Российских Императорских Железных дорог. И триста вагонов, и какие-то еще железнодорожные причиндалы. Всего на сумму в шестнадцать миллионов. Сделка века, едрешкин корень. По углам пошли шепотки, будто бы не чистое тут дело. Будто бы это я, пользуясь близостью к трону, пропихнул выгодный заказец для фабрики, в которой долю имею. Гнусные пошли разговорчики. Нехорошие. Я даже, дабы опередить доброжелателей "не в силах скрывать столь важные сведения от своего Государя", поделился с Николаем курьезом о заказе МПС. О том, как статейка, вовремя попавшая на глаза кому надо, может создать этакие-то преференции для молодого сибирского предприятия.