Пилюля (СИ) - Алексеев Александр Страница 3

Вдруг в коридоре гулко застучали сапоги. "Анька, твою мать" – заорал кто-то.

Подруга моя подпрыгнула как белка и понеслась к двери на ходу завязывая халат и подвывая с пристаныванием "о-о-о".

Облом-с…

Вскоре Анечка привела взволнованного старлея с голубыми петлицами ВВС.

– Вам надлежит завтра к 12–00 явиться в приёмную Василия Иосифовича. При себе иметь заключение врачей. Машина прибудет к 11–00. Будьте готовы с вещами. – Оттараторив, военный уставился на меня.

– Всё понял. Завтра буду. – не по-военному ответил я.

Старлей задумался, как бы переводя мои слова на военный "Так точно. Будет исполнено". Кивнул, типа "честь имею" и вышел, не щёлкнув каблуками.

Перепуганная Анечка промямлила:

– Давай не будем…

А если будем, то давай… – пронеслось в моей голове. Но, я в ответ просто махнул рукой…

Как бабушка говорила: "На Святки только волки женятся."

9 января 1950 года.

Замёрз, как цуцык. Уже под утро матрас с пустой койки на своё одеяло навалил. Только отогрелся – заявились доктора. Осматривали, ощупывали, спрашивали. Я колебался вокруг линии навеянной Еленой Малышевой. Светила местной науки говорили про антишоковый метод Лины Соломоновны Штерн, про исчезновение пластов памяти прошлого, про появление новых откуда-то появившихся пластов.

Написали заключение: неделя – постельный режим, затем еженедельный осмотр в течение месяца спортврача на стадионе "Динамо" (Вы же там рядом живёте?!), через шесть месяцев – новое заключение о максимальных нагрузках.

Главврач Михаил Петрович давая бумагу и поглаживая бороду:

– Берегите себя, юноша! Спорттравмы в последнее годы сломали здоровье многих молодых людей. Будьте благоразумны и осторожны! А с памятью дело тёмное. Само собой может наладится, а может – нет. Но, вы – молоды… Быстро наберёте новых знаний и воспоминаний. Всего хорошего.

Получив заключение с печатью, попрощался со знакомыми больными, съел остывший завтрак, переоделся и уселся внизу ждать машину.

Напротив меня расположилась компания из двух выздоравливающих в полосатых пижамах и трёх гостей в лётных куртках. Они незаметно (как им казалось) разливали и закусывали пирожками, перемежая действо незамысловатыми шутками типа:

– Возле кассы стояла очередь, вся кривая. Подошёл здоровый армянин, стал сзади, и очередь выпрямилась…

После этого рассказчик, выдержав секундную паузу, спрашивал у не знавшего шутку:

– Ну что, до тебя дошло?

– Конечно!

Рассказчик же показывал пальцами зазор сантиметров пять и говорил под хохот знатоков:

– А до меня вот столько не хватило!

Приговорив бутылку, они задымили под военные истории. Один капитан говорит:

– Вчера в штабе ВВС встретил знакомого. Он старшим сержантом в сорок втором к нам в запасной в Иваново прибыл. Из учебки откуда-то из Средней Азии.

– На верблюдах что ли учился летать? – спросил один, и все загоготали.

– Похоже на то, – продолжил капитан. – Он в соседней эскадрилье ошивался. Как на фронт попали то он в первом боевом "Лавочкина" загубил. Мало того, что его "Мессер" прошил, так он ещё спикировал на наши зенитки. Те и всадили ему пару снарядов.

– Да. Наши по своим метко стреляли, – закивав головами, согласились с ним товарищи.

– Самолёт в утиль, этого Ваню-Хохла особист предлагал в ПВО на землю списать. Но, комполка упёрся. Оставили Ваню. Тот летал, стенгазеты красиво оформлял. Свой первый только на сороковом боевом вылете сбил. А меня в том бою ранило. После госпиталя в другую часть. В ПВО перевели в инструкторы. А про Ваню-Хохла я и забыл, даже фамилию его не помнил.

Рассказчик замолкает, делая паузу для интриги.

– Ну, так вот. Встречаю сегодня Ваню-Хохла в коридоре. Идёт вместе с Василием Иосифовичем… Трижды Герой, весь в наградах чуть ли не до до пояса. Меня увидел, поздоровался.

Сталин спрашивает трижды Героя, кивая на меня:

– Что, Кожедуб, знакомый твой?

Тот отвечает:

– Вместе под Курском бились.

– Сталин мне руку пожал, – рассказчик поднимает руку, чтобы все видели, – и говорит всем в коридоре: "Вот такие орлы у нас служат."

– За орлов нужно выпить, – предлагает один из гостей, и достаёт из портфеля бутылку.

Тут открывается дверь. В клубах морозного пара появляется знакомый мне офицер. Машет рукой:

– Готов? Поехали.

Вчерашний старший лейтенант ловко спустился по обледенелой лестнице, и запрыгнул на переднее сидение. Я же согнувшись буквой "Зю", не торопясь залез на заднее сидение "Эмки". Водитель отжал сцепление, и мы покачиваясь на снежной дороге поехали по промороженной Москве.

Московский аэропорт переживал реконструкцию в связи с размещением штаба ВВС Московского военного округа. Ремонт помещений, сборка дорогой мебели. В приёмной Василия Сталина сидел высокий крепкий мужчина лет тридцати, сказавший мне:

– Привет, Харий.

– Здравствуйте.

– Слышал? – как-то виновато смотрит на меня.

А я удивлённо смотрю на него. Секретарь, взяв папки, прошел в кабинет начальника с докладом о прибывших. Тут привёзший меня старлей, стоя у двери в кабинет Сталина, закашлявшись, прохрипел:

– Он ещё не знает, товарищ Виноградов. – и уныло так качает головой.

Виноградов, вздохнув, поворачивается ко мне и выдыхает:

– Разбились наши. Все. Никто не выжил… Юрка Жибуртович проспал, прибежал к вылету… Бобров на самолёт опоздал – на поезде поехал. У меня – дисквалификация. У Шувалова… Сталин не пустил. У тебя травма. Четверо нас осталось. Да плюс Пучков из запаса. Как играть будем?

Я молчу. А старлей Виноградову поясняет:

– Да у него запрет на спорт на полгода. И потом ещё неизвестно заиграет ли. Память вон отшибло. – И стучит по прижатой к шинели папке.

Виноградов тяжело вздохнул, запалил папиросу. Тут в дверь вошла женщина в форме.

– Гвардии капитан Мария Долина прибыла за новым назначением – доложила она старлею.

Тот держа папку переминался с ноги на ногу, видимо ждал вызова начальника. Оглянувшись на пустой стол секретаря, расправил плечи:

– Зайдите, через полчаса. Сейчас у Василия Иосифовича важное совещание.

Дама с медалью Героя Советского Союза вышла.

Из кабинета открылась дверь, и секретарь сказал: "Проходите".

Сталин в расстёгнутом кителе стоял у окна. На столе стояла початая бутылка коньяка и тарелка с закуской. Махнул рукой. Сели. Секретарь, забрав папку с бумагами, вышел.

– Слышали? – киваем в ответ. Он продолжает:

– Похоронили уже. Порвало всех в фарш. Эх, Бочарников, что же ты в Казани не остался?

Генерал со всей дури хлопнул ладонью по столу. Вбежал секретарь, покрутил головой, вышел. Сталин, опустив голову:

– Старший лейтенант поможете администратору команды. (Тот встал-сел). Ты, Саша, (Виноградову) теперь капитаном команды будешь. Бобров – играющим тренером. Шувалов с ним в нападении, а Лайзанса – в ворота бы поставить как поправиться, но…

Пауза. Долгая пауза.

Пипец, приехали. - думаю.

Генерал продолжил, бросив на стол сломанную вытащенную папиросу:

– У его (кивает на меня) разбившегося товарища Роберта Шульманиса в тумбочке обнаружили подписанные фотографии. Там, он и ты, Харий, вместе с будущими эсэсовцами… На Шульманиса из Риги недавно пришло письмо, что он – "друг эсэсовцев"… Да, Харий, многие из твоих одноклубников и соперников в чемпионате рейхскоммисариата "Остланд" затем вступили в ваффен-СС.

Пауза. Виноградов, открыв рот, роняет кепку на пол.

– Хорошо, что старлей, – Сталин кивнул на подпрыгнувшего офицера, – не растерялся и забрал фотографии у участкового. А то сидел бы ты друг на нарах… (мне) Помнишь, каких трудов стоило договориться о вашем переходе? И всё коту под хвост. Что мне с тобой делать?