Под флаг адмирала Макарова [СИ] - Герман Иванович Романов Страница 3

Андрей Андреевич бросился в противоположную сторону, отдраил иллюминатор, и посмотрел на раскинувшуюся по синей глади черную тень, огромную, и в ее очертаниях угадывались две башни, а не одна в носу, и три трубы в место одной-единственной.

Открытие было ужасным, волосы на голове чуть ли не дыбом встали. А голос «просел» чуть ли не до мышиного писка:

— Твою мать! Это «Ослябя», а я попал в тело Фелькерзама! Вот это номер — стать пассажиром с билетом в один конец!

Андрей Андреевич затравлено оглянулся — идти в Цусиму на «Ослябе», да еще в теле больного адмирала, который умрет за несколько дней до сражения после долгой болезни и произошедшего с ним инсульта — такая перспектива его испугала до крайности…

Начало ХХ века. Порт-Саид. У дебаркадера

Глава 3

— Нет, я не Фелькерзам, а стал контр-адмиралом Вирениусом, мы с ним полные тезки — оба Андреи Андреевичи, — в голосе прозвучало нескрываемое облегчение. Попасть в тело смертельно больного человека, к тому же идущего на убой, та еще перспектива, крайне неприятная.

— И теперь у меня есть семья, любимая жена, четыре дочери и единственный сын-первенец, уже мичман флота и служит на «Алмазе», что в составе моего отряда.

Андрей Андреевич еще раз посмотрел на фотографию, сделанную, судя по дате, перед началом плавания — они с супругой, миловидной женщиной лет сорока, сидят рядом, между ними младшая дочка, прелестное дитя лет четырех, серьезно смотрящая на объектив. За спинами расположились три девчонки от четырнадцати до восьми лет, и двадцатилетний сын Николай, в кителе, при кортике, в мичманских погонах. Чисто семейный снимок, «домашний», так сказать. Ведь они с ним не в мундирах с эполетами — то только для официальных фотографий, судя по всему.

Врач покачал головой — не думал обрести семью, а вот нашел в ином времени и чужом теле, в которое попал непонятно как после своей смерти. Но тут разбираться нужно дотошно, чтобы докопаться до истины, пока даже предположений нет. Зато появилась определенность, когда вместо панических домыслов, он нашел в одном из выдвижных ящиков стола, выполнявшего еще роль секретера для документов, массу интересного, и вот эту семейную фотографию для «дорогого мужа и отца». А к ней письма от жены, короткое послание от сына, и, главное, дневник, где реципиент аккуратным почерком вел записи — финскую натуру не переделаешь.

Да-да, именно так оно и есть — самый натуральный русифицированный финн лютеранского вероисповедания, уроженец великого княжества Финляндского, и при этом потомственный дворянин со времен шведского владычества в стране «тысячи озер». А вот здесь самая натуральна «засада» — как он не старался, но вспомнить шведский и финский языки не смог — отдельные слова словно «выплывали» из чужой памяти, хотя реципиент владел ими в совершенстве, с самого рождения. Зато узнал суть своей фамилии — «живой человек», если понимать буквально.

С немецким языком гораздо лучше — сам владел в достаточной степени, проходил стажировку в германских клиниках. С латынью вообще хорошо — к тому же отец супруги Розалии Людвиговны, коллежский советник Буссе, является магистром ветеринарных наук, почти коллега по основному профилю. А вот его фамилия очень подходящая для дочерей — «поцелуй» или «ласка», тут все подходит, судя по семейной фотографии.

— И самое удивительное, так это то, что начался 1904 год — сегодня, вот смех — сейчас уже 14 января по новому стилю, новый день, после того, как в нас въехала «фура» и раздавила всмятку. Как лягушек распластали! Отпрепарировали вживую, твою мать!

Андрей Андреевич поежился — память тут ему выдала последнюю, самую ужасную картинку. То была смерть — их с Вилей буквально раздавило двигателем, который вбило в салон. И пусть все произошло в доли секунды, но он запомнил взорвавшуюся кровавым месивом свою грудную клетку…

— И вот я здесь — «живой человек» — символично. Все произошло день в день, час в час, и очутился я ровно на сто двадцать лет раньше. К чему бы это? Может на небесах решили, что именно сейчас нужно что-то изменить на земле, чтобы не было у страны того будущего? Пока ответа не знаю, и не понимаю, что я могу сделать!

Врач говорил тихо сам с собою, привыкая к новому для себя голосу, интуитивно стараясь подобрать прежнюю интонацию — поиск может занять какое-то время. Но нужно сделать все, чтобы никто не заметил подмены — беда в том, что он сам, мечтая в юности быть адмиралом, сейчас добился помимо воли выполнения своего желания. И вляпался в нехорошую историю — ведь как моряк он никакой, «зеро», ноль без палочки. Хорошо, что знает историю наперед — через 26 дней японцы нападут на Порт-Артур, начав войну, окончание которой будет самым позорным поражением в истории отечества. Ведь имея армию мирного времени, втрое превосходящую по численности японскую после мобилизации, и двукратный перевес в военно-морских силах, царь и его министры с генералами и адмиралами сделали все, чтобы потерпеть поражение. И вместо «маленькой, победоносной войны» произошла катастрофа, закончившаяся революцией. А там грянет мировая война, а за ней придет «красный семнадцатый год»…

— Есть два варианта, — Андрей Андреевич тяжело вздохнул. — В первом я тихо «сливаю» переход на Дальний Восток, дожидаюсь приказа из Петербурга и иду с кораблями обратно. Там отряд войдет в полном составе в эскадру адмирала Рожественского, и в большинстве своем, как «Ослябя», погибнет в Цусимском бою. А потому задам себе вопрос — ты хочешь этого⁈

Андрей Андреевич извлек папиросу из коробки и закурил, смотря, как табачный дым уходит в настежь открытый иллюминатор. Сделав несколько затяжек, он смял папиросу в пепельнице.

— Не хочешь труса праздновать? Ну что ж — теперь это твой выбор, господин контр-адмирал — если есть надежда откорректировать или изменить историю, стоит попытаться это сделать. А иначе, зачем я здесь оказался — на новом месте должен принести пользу собственной стране. Вопрос только в том, как я смогу это сделать — ведь полный невежа с несколькими почитанными в юности книгами. К тому же придет приказ из Петербурга — как помню по книге, он поступил на третий день войны в Джибути. Как раз на выходе из Красного моря. Хотя…

Андрей Андреевич задумался, по подсчетам выходило, что путь отряда занял целый месяц. Но почему так долго, вот в чем вопрос. И он решил разобраться детально, пересмотрев все служебные бумаги, которыми были заняты обе тумбы большого стола…

Эскадренный броненосец «Ослябя» под флагом контр-адмирала Вирениуса покидает Бизерту 27 декабря 1903 года. До начала русско-японской войны ровно месяц…

Глава 4

— Господи, все у нас через задницу делается. Знал бы — не в гинекологи, в проктологи пошел!

Андрей Андреевич усмехнулся — шутка у него вышла невеселой. Он затравленно посмотрел на стопочки всевозможных бумаг — за пару часов удалось пересмотреть очень многое, благо век интернета позволяет впитывать информацию в огромных объемах, если, конечно, умеешь это делать. Вот только жизнь через столетие идет в совсем иных темпах, и если хочешь занять в ней свое место, необходимы знания и умение их не только применять, но извлекать максимальную пользу. И выгоду — куда без нее, век капитализма диктует свои жестокие правила.

— Ситуация хуже не придумаешь — впору с ума сходить! Теперь понимаю, почему многих адмиралов апоплексические удары разбивали — не жизнь, а сплошная нервотрепка. А ведь этого в книгах практически не писали — знали, что война неизбежна, вот только готовились к ней с преступной халатностью, и головотяпством — иных слов не подберешь!

Никогда еще не было так тоскливо на душе, как после чтения вороха документов. Картина вырисовывалась ужасающая — летом решили отправить в Порт-Артур подкрепление из «Осляби» и новенького, только что построенного во Франции броненосного крейсера «Баян». Вот только броненосец во время перехода повредил днище, и отправился на ремонт в итальянский порт. После