Тайга (СИ) - Виктор Громов Страница 3

сапог — мужские и женские, зачуханные кеды. Один на другом громоздились два брезентовых рюкзака. За ними притулилась гитара с красным бантом на грифе. В изголовье меж двух спальных мест лежал китайский фонарик на батарейках поверх завернутой в газету книги. Рядом — командирские часы. Стрелки показывали начало девятого. Почему-то я решил для себя, что утра.

Рука потянулась, открыла обложку. Там было написано — «Пармская обитель» Стендаль. Ни автор, ни название не говорили мне ровным счетом ничего. Я перелистнул десяток страниц и наткнулся на блеклую картинку, где дама в высоком парике и кринолине садилась в нарядную карету. Стало понятно, что книга эта вовсе не Мишанина. Скорее, вообще не мужская. И, значит, мне вряд ли будет интересна.

За бортом моего убежища послышались шепотки, шорох. Я захлопнул книгу, уселся прямо и стал ждать гостей.

Наташа возникла в проеме палатки почти сразу. Встала на четвереньках, глянула на меня подозрительно, потянулась к рюкзакам, вытащила нижний, пихнула ко мне. Сказала:

— Миш, хватит сидеть, одевайся, здесь твои вещи.

Я у нее спросил, чисто чтобы поддержать разговор:

— А гитара чья? Тоже моя?

— Гитара? — она аж фыркнула. — С чего бы это? Ты в жизни не играл. Это моя.

Я посмотрел на ее руки с коротко остриженными ногтями, на длинные пальцы и вдруг поверил, что девушка мне не врет. Что говорит одну лишь правду. С самого начала. С первой встречи. С первого взгляда. Что все это не мираж, не морок, не глюк. И уж совершенно точно не розыгрыш.

Стало тошно. Стало так хреново, хоть волком вой. Неужели вся прошлая жизнь: учеба, родители, работа, квартира, пусть и в ипотеку, но все же… Наташа… Неужели, все что было со мной до этого, осталось где-то далеко? И тут меня прошибло, точно током. Осталось? Да оно еще не началось! У меня мать семьдесят второго! До рождения того Мишани, которым я был в прошлой жизни ни много, ни мало двадцать лет. К тому времени, когда туда доползу в этом теле, я стану натуральным старпером. Ох, блин! За что?

Не знаю, что случилось с моим лицом, только Наташа всерьез встревожилась:

— Миш, ты что? Совсем плохо? Голова болит? Давай попросим Эдика, пусть посмотрит?

— Эдик? — проронил я не сильно задумываясь. — А он врач?

— Нет, — она помотала головой, — ну, то есть не совсем, ветеринар он, будущий. Но это не важно. Он очень умный. Он все знает. Правда-правда!

Она обернулась к выходу, чтобы бежать за подмогой. Но я не дал, схватил за запястье. Почти простонал:

— Погоди. Сейчас точно семьдесят третий? Не врешь?

— Миш! — Наташа охнула, осела на пол, прижала руки к груди. — Ты, правда, ничего не помнишь?

Я покачал головой, сморщился от боли, приложил вновь руку к затылку.

— Не помню.

Мне не нужно было даже врать. Я не помнил ничего из жизни этого чужого мне Михи, в чье тело меня занесло. Не знал, и знать не мог.

Вид у Наташи стал совсем беспомощный.

— Миша, как же так? А что теперь делать-то?

Я пожал плечами, честно сказал:

— Не знаю.

* * *

Вещи в рюкзаке были чужие, но вполне понятные: две футболки, байковая рубашка в клетку, спортивные штаны, синяя кофта с воротом на молнии. В памяти всплыло диковинное слово «Олимпийка», слышанное когда-то в разговоре предков. А еще там были зелено-коричневые брюки из грубой ткани, майка, смена белья и шерстяные носки ручной вязки. На носках под резинкой кто-то любовно вывязал имя — Миша.

Вещи, кроме белья, были надеванные. Я вздохнул, засунул лишнее обратно в рюкзак, себе оставил футболку, штаны и теплую рубашку. Не ходить же голяком?

Наташа ждала снаружи. Удивительно деликатная оказалась девушка. Мешать не стала. Навязывать свое общество тоже. Я натянул шмотье, поправил, чтоб не было вкривь и вкось, из обуви выбрал кеды. Все равно ничего другого не предложили.

Удивительно, но на этом тулове вещи сидели, как родные. Хотя, почему удивительно? Для него они родными и были. Это мне все вокруг казалось чужим. А тому Мише, что жил в этой оболочке до меня… Я вздохнул, выполз наружу, поднялся на ноги. Наташа тут же схватила меня за ладонь, потянула за собой. Зашептала:

— Миш, идем. Я с Эдиком договорилась. Он твою голову посмотрит.

Я не стал сопротивляться. Если на затылке рана, то ее на самом деле нужно обработать и поскорее.

Народ на поляне рассосался, растворился в неизвестности. Грустная незнакомка подбирала разбросанный скарб. В серебристом тазике горкой лежала рыба, уже обмытая от грязи.

Эдик ждал меня возле навеса. Сидел на чурбаке. В руках у него была аптечка. Коричневая и защелкой на боку. Мы с дедом в такую прятали разную секретную мелочевку. Я вспомнил про деда и расстроился, доведется ли еще увидеться? И тут же расстроился еще сильнее. Даже если доведется, что я скажу ему при встрече? Здравствуй, я твой внук? Тьфу…

* * *

Рыжий парень не отрываясь следил за незнакомкой. Глаза у него были мечтательными, счастливыми. Нас он не замечал в упор. Наташе даже пришлось его одернуть, крикнуть в самое ухо:

— Эдик, очнись, я Мишу привела.

Парень встрепенулся, перевел взгляд, сначала смутился, потом нахмурился. Был он какой-то неуклюжий, несуразный. Долговязый, с длинными руками, светло-рыжий, весь покрытый конопушками. Его почти прозрачные голубые глаза обрамляли пушистые бесцветные ресницы.

Наташа подвела меня почти вплотную, но руку мою не выпустила, точно не верила, что я не сбегу. Повторила еще раз:

— Эдик, Мише надо помочь. У него рана на голове.

Рыжий вскочил, едва не уронил аптечку, смутился, быстро проговорил:

— Да-да, садись, конечно, сейчас гляну.

Мне почему-то показалось, что с этим недотепой каши не сваришь. Но если все считают его медиком, то хрен с ним, пусть смотрит. Короче, я уселся к Эдику спиной.

Тут же ко мне притиснулась Наташа, спросила:

— Ну, что там?

Эдик чуть отодвинул ее в сторону.

— Наташ, погоди, мешаешь. На, лучше аптечку подержи.

Голову мою наклонили, прижали подбородком к груди. Потом я только чувствовал, как разлепляют волосы, прикладывают что-то мокрое. Как что-то холодное течет за шиворот. Передернул лопатками, спросил:

— Ну, что там?

Эдик немного попыхтел над ухом, кинул на землю кровавую вату, сказал:

— Пока не пойму, но приложился ты знатно. По-хорошему надо шить, только нечем. Можно попробовать пластырем стянуть, но…

Он замолк, покачал мою голову тихонько взад-вперед.

— Что, но? — не сдержалась Наташа.

— Придется выбривать. На волосах пластырь держаться не будет.

Всего-то? Ерунда какая. Бегать с не заделанной дырой в голове в мои