Две недели перед новым годом - Лад Иванов Страница 3

Пройдя в свою подсобку, Саша налил было в кружку чай, но, посмотрев на своё отражение в дымящейся поверхности, вылил вдруг содержимое в раковину.

Здесь-то зачем?

Он аккуратно отодвинул потёртую лакированную тумбу от рабочего стола и, поддев стамеской, открыл тяжёлую деревянную крышку люка в полу, ведущего в подвал. Закрыв изнутри железную дверь в подсобку на засов, Александр надел на лоб фонарик, включил его и начал спускаться по стальным скобам, вбитым в стенку лаза. Метра через три шахта заканчивалась, выходя в небольшое помещение со сводчатым потолком в два шатра и полом, выложенным кирпичом в тычок.

Спрыгнув на пол, Саша потянулся под потолок, закрутил в патрон слегка вывернутую лампочку и с улыбкой оглядел пустое подземное помещение. В центре пола чёрной круглой дырой зиял колодец с буртиком в полкирпича. Возле самого его края сиротливо стояла табуретка.

Подойдя к краю подземного колодца, Саша по обыкновению посмотрел вниз, словно не знал, что он там увидит. Такие же стальные скобы уходили бесконечной чередой далеко вниз и терялись в черноте, которую уже не мог одолеть налобный фонарик.

В который раз уже он спускался сюда, но тянущее чувство в груди было столь же сильно, как и в самые первые походы. Разве что страха теперь никакого не было.

Разувшись и раздевшись донага, Саша аккуратно сложил вещи на табуретку, выкрутил лампочку, выключил и положил поверх одежды налобный фонарик и принялся спускаться вглубь в абсолютной темноте.

Встав на дне колодца босыми ногами на сырой утоптанный глиняный пол, он поёжился от холодного сквозняка и, аккуратно касаясь стены, в абсолютной черноте пошёл по коридору. Вскоре его рука нащупала одну из скоб другого колодца, ведущего наверх. Наступать голыми ступнями на тонкий ребристый металл было больно, но неудобство это ничего не значило по сравнению с той наградой, что ждала наверху. Поднявшись, Саша нашарил в темноте под потолком патрон с двухсотваттной лампой и так же, как недавно, закрутил её до конца. Щурясь отвыкшими от света глазами, торопливо начал одевать аккуратно сложенную на табурете одежду. Натянув носки и зашнуровав ботинки, он снял висевший на крючке у стены прямоугольный фонарик, включил его, зажал в зубах ремешок, торчащий сверху, выкрутил из патрона лампу под потолком комнаты и полез наверх. Выйдя в своей подсобке, Саша повернул выключатель, аккуратно закрыл люк и поставил на место новенькую, сияющую лаком тумбу.

Сняв с вешалки полушубок и шапку, он аккуратно оделся, стоя перед зеркалом и улыбаясь своему отражению, втиснул ноги в холодные валенки и открыл засов двери.

Саша, протискивался среди пустых ящиков, занимавших практически весь торговый зал его магазинчика от пола до потолка.

Ну что же, посмотрим, что там за ракета такая продаётся. Но потом. Сначала к Лизе.

Старый город

Подойдя к входной двери, Саша по обыкновению замер и прислушался. С улицы доносился мерный утренний шум большого города: хрипловато-вибрирующий сигнал клаксона, далёкий смех, детские радостные крики. Щёлкнула кнопка фонарика, погрузив комнату в непроглядную тьму: оконные проёмы пока заложены кирпичом, и рамы на их месте появятся только много-много лет спустя. Упруго и плавно повернулся ключ, бесшумно раскрылась тяжёлая дверь, и Сашу оглушила смесь из множества звуков, холода и пронзительного солнечного света. Он вышел, запер за собой дверь и принялся, зажмурившись после темноты, разглядывать яркий разноцветный город. Такой знакомый и такой другой. Те же улицы, те же здания. Немного непривычный, словно разглядываемый через только что отмытое стекло. Но это тот же самый город. Только люди другие.

Глаза слезились от искорок на морозном снегу. Всё вокруг радовало: резкий скрип под подошвами, сладковатый запах дыма, обжигающий дыхание ледяной воздух.

Как же хорошо возвращаться сюда. Гулять по просторным светлым проспектам. Разговаривать с людьми. Просто разговаривать. Это поразительно: вот уже больше двух лет он приходит в этот город, путешествует по этой стране, а так до сих пор не может привыкнуть, что практически к любому человеку на улице здесь можно просто подойти и заговорить. Просто начать разговаривать, и в подавляющем большинстве человек улыбнётся тебе и поддержит беседу или так же с улыбкой произнесёт: «извини, друг, спешу шибко».

Ну а теперь есть ещё одна причина.

С Лизой он познакомился больше месяца назад на Красной площади, на военном параде Седьмого ноября.

В тот день Саша стоял в празднично-возбуждённой толпе. Люди, вытянув шеи, внимательно смотрели в одном направлении.

Прокатился гул: на мавзолей поднималась вереница людей. Раздался рокот аплодисментов. Показавшись наверху, Сталин бодрым шагом прошёл по трибуне и несколько раз поднял руку, приветствуя народ.

Куранты пробили одиннадцать часов, заиграл оркестр, и на площадь навстречу друг другу выехали четыре всадника. Генерал Артемьев подъехал к маршалу Тимошенко и начал доклад.

У Саши бежали мурашки по спине. Он детально разглядывал бессчётное множество архивных фотографий этого парада, несколько десятков раз пересмотрел кинохронику. И вот он стоит и видит всё вживую, в цвете, а не размытые чёрно-белые кадры. Слышит не хриплую, шипящую запись, а реальные голоса и музыку оркестра. Идя сюда, он очень волновался. Только он один в этой громадной массе людей знает, что сегодня последнее Седьмое ноября Сталина, что совсем скоро начнётся великая, поначалу незаметная, смена эпохи, которая определит путь народа, страны, да и всего человечества. Последний триумф вождя. Совсем скоро почти все, стоящие сейчас на мавзолее, примутся грызть друг друга. Страна ещё долго будет хранить в себе громадный импульс, развивая искусство, космос, промышленность. Она будет двигаться по инерции. Затухая, замедляя полёт свой и однажды поток сорвётся с могучих её крыльев. Но сегодня ещё всё хорошо. Сегодня есть ещё великое будущее. И никогда не сможет больше вернуться даже он, Саша, в этот день. «А потому смотри, смотри во все глаза и запоминай», — говорил сам себе турист из совсем другой страны, представитель совсем другого народа. И он смотрел, впитывая в себя каждую мельчайшую деталь. Он погрузился в события, происходящее сейчас, 7 ноября 1952 года здесь, на Красной площади города Москвы, столицы Союза Советских Социалистических Республик. Был поглощён, растворён в них. Проходит пять, десять, пятнадцать минут парада, и вдруг всё то, на что с таким вниманием смотрят сотни человек вокруг, становится ему не важным.

Зажатая толпой, совсем рядом стоит невысокая щуплая девчонка, одетая в сильно великое ей пальто. Она поднимается на цыпочки, пытаясь разглядеть происходящее на площади, но у неё ничего не выходит. Подтянув длинные рукава, она вцепляется в плечо высокой своей подруги, стоящей рядом. Она тянет