Хроника лишних веков - Сергей Анатольевич Смирнов Страница 3

- Без сомнения, все предопределено, господа, - с неоспоримой наивностью уверял он, - все события истории. Предопределено и то, что вы или я, или кто-то иной в каком-то историческом событии... очутится, так сказать. Я, к примеру, так разумею свободу воли: для любого события, как для театральной пьесы, предопределен список ролей, характеров, конкретных действий и поступков героев. Необходимость, господа, просто выталкивает нас на сцену, а свобода, извините, только в нашей расторопности выбрать себе роль получше... поблагородней, если угодно, и довести ее до конца, при этом не сразившись перед зрителем.

Помню чью-то усмешку из подогретого сумрака:

- А зритель-то кто?

Радзевич с виноватой улыбкой развел руками:

- Ну, это банально, господа. Первый зритель - сам Господь Бог.

- Так, сдается, что Он и есть постановщик и, значит, ваша свобода воли того...

- ...Я так чувствую, - просто пожал плечами Радзевич.

- А если все роли уже разобраны? - появилось еще одно заинтересованное лицо, уж не помню чье, не разглядел толком.

- Зачем же так буквально? - вздохнул Радзевич и выдохнул облако. - Это же не Малый Театр, в самом деле...

Я завидую Радзевичу: он не успел разочароваться в своей простой и ясной логике, она помогла ему сыграть выбранную роль честно - и до конца.

- Тут-то и разгадка, - трескуче выговорил полковник Чагин. - Представьте себе на нашем месте большевиков, пролетариев. Что б они тут делали? Жрали бы да отстреливались. И все. Может, еще про баб в переменке вспоминали. А у нас Малые Театры в мозгах. Потому и бьют.

Полминуты ушло на паузу, огонь приплясывал, взмывали оранжевые нитки искр.

- В сущности, мы всегда очень плохо думали о своем народе, - глухо добавил Радзевич. - Все, действительно, вполне логично.

Я ожидал после его реплики плохого, неуместных гневных "благородств", но, слава Богу, ошибся. Обошлось, треск костра заполнил новую паузу, и только Щуплов, осторожно оглядевшись, палкой поворошил головни, лица заблестели, кто-то сплюнул в сторону, кто-то бросил из-под низких бровей на Радзевича угольки воспаленного взгляда. Чагин вовсе ни словом, ни жестом, ни вздохом не ответил - на удивление, тихо обошлось.

Еще один день мы старательно тянули дорожку следов по снежному глобусу - в сторону запада - эдакую кривоватую широту. Путь стал трудней. Версту, вероятно, двадцатую в тот день мы уже из последних сил волочили на какую-то неясно очерченную гору и с той горы увидели внизу небольшое селение.

Издали оно показалось совсем негостеприимным, покинутым - без окон и дымов. Мы перевели дух, попереглядывались и стряхнули с усов и воротников густой иней.

- Спущусь, взгляну, - бесстрашно и беспечно сказал Радзевич и окинул взглядом склон, выбирая, где лучше спускаться.

- Вашбродь, - хмуро подал голос солдат Щуплов, - вам-то не стоит. Не с руки. - И повернувшись к полковнику, окутался клубом пара. - Ваше высокоблагородие, дозвольте мне. Я места здешние знаю.

- Иди, Щуплов, - кивнул полковник. - Не стучись сразу, погляди.

- Известное дело, ваше высокоблагородие... - Щуплов как будто растерялся на мгновение и, улыбнувшись вверх, в небо, закончил: - Не поминайте лихом, коли уж...

- С Богом! - твердо сказал полковник.

Щуплов повернулся, перекрестился и пошел.

Он двинулся не сразу вниз, а долгой петлей скрытно обходил жилье и появился на противоположном краю котловины.

- Охотник! - одобрительно буркнул Чагин.

Щуплов спустился и снова пропал из виду. Мы напружились.

Минуло еще четверть часа в стеклянной тишине прежде, чем наступила развязка. Мы снова увидели с нашего высока маленького Щуплова: он прытко убегал от домов к прозрачному и тонкому леску, не к нам - никуда. Он перемахнул через изгородь и стал размашисто, прыгуче одолевать глубокую, вечерне-голубую поляну - и вдруг на миг оцепенел. Воздушный снаряд выстрела наконец долетел до нас, раздвоился эхом. Солдат Щуплов упал назад, навзничь, выдержав удар пули в спину. Потом мы увидели несколько фигур - черных и серых, - которые двинулись неторопливо от домов к тому месту, где остался Щуплов. Впереди всех - совсем черный, высокий. Он шел широченным петровским шагом, за ним еще трое в шинелях... немногим погодя из домов появилось еще полдюжины в овчинных полушубках, эти следом не пошли.

Четверка мерно приближалась к бесформенному пятну в снегу, которое только что было живым солдатом Щупловым.

- От, суки! - Один из наших рядовых хряскнул затвором, вскинул винтовку к плечу.

- Ат-ставить, Городулин! - шепотом гаркнул Чагин и тут же уперся взглядом в Радзевича. - Подпоручик, в Харбине поставьте свечку за упокой рядового. Хоть имя помните?

- Василий, как будто... - не выдыхая, проговорил Радзевич.

- Теперь уж точно не "как будто", - кивнул Чагин. - Вас подменил на том свете... И от нас отвел. Пока что. Отходим живо!

- Господин полковник! Аристарх Иванович, справимся же! - покрывшись краской взмолился Радзевич.

А я только сейчас узнал, что полковник - тезка моего отца.

- Красиво умирать надо было раньше, подпоручик, - беззлобно отрезал полковник. - На глазах у дам. А теперь всем - "дорога на Дунфанхун". Вам приказ ясен?

- Так точно, господин полковник, - отступил, поник, остыл и побледнел подпоручик Радзевич, еще мгновение назад розовощекий и энергичный.

Храбрость теперь, и правда, получалась какой-то холостой...

- Навзничь, - тихо сказал полковник уже на ходу. - Значит, наповал. Дай-то, Бог.

Он перекрестился и вслух, громче помолился "за Веру и Отечество живот свой положившего" раба Божьего Василия.

Тот день обошелся всего одним смертельным выстрелом, а все остальные выстрелы, что полагались по пьесе подпоручика Радзевича, вместились в следующее утро.

Я уверен, что нас нагнал не какой-нибудь случайный партизанский отряд красных - то было вполне осознанное, может быть, отборное чекистское формирование. Распутав следы Щуплова, изучив наши, оно ушло вдогон довольно малым числом, рассчитывая на внезапность засады и не зная только об одном - о невероятной, нечеловеческой меткости полковника Чагина.

...Итак, новое утро, вновь ясное, безвоздушно-тихое, китайской тушью выписывало на снегу тени редких прямых стволов, мерцающие искорки сыпались с небес. Обрыв строки. Абзац.

С новой,