Дренг (СИ) - Борчанинов Геннадий Страница 3

Каждый уже предвкушал, как будет тратить своё будущее богатство, и я мрачно усмехался, раз за разом выслушивая планы осесть на земле, построить ферму, кузницу или верфь. Точь-в-точь похвальба в окопах, только вместо бэхи и трёшки на Арбате здесь драккар и своё поместье. А результат, я предполагаю, одинаковый. Пропить всё до последнего медяка, чтобы потом вновь отправиться за добычей.

— Всё, вёсла на борт. Гутрум, Хальвдан, Кьяртан! Ставьте парус, — приказал хевдинг.

Мы наконец-то могли отдохнуть. Все, кроме тех, кого назвал вождь. Эти трое принялись ловко и быстро ставить шерстяной двуцветный парус, сшитый из длинных полос. Я внимательно наблюдал за каждым их действием, зная, что всё это, возможно, предстоит делать и мне.

Квадратный парус быстро наполнился слабым ветерком и потянул нашу лодку к морю. Раньше я бывал только на Балтике, покорял Финский залив на экскурсионном теплоходе, и взглянуть на красоты Северного моря было интересно.

— Теперь можно и пожрать, — осклабился Торбьерн, залезая в мешок под своей лавкой.

Пожалуй, я бы тоже не отказался. Надеюсь, Бранд успел разжиться едой до того, как получил по башке.

Я заглянул в свой мешок. Заодно проведём инвентаризацию имущества, что у меня вообще имеется. В мешке обнаружился ломоть хлеба, половина сырной головы, какие-то колбаски, закрытый бурдюк, видимо, с пивом или медовухой, и немного орехов. Судя по всему, всё было отнято уже здесь, у местных крестьян. Помимо еды, нашлось огниво, нож с костяной рукояткой, запиленный почти до состояния шила, точильный камень, грубая верёвка и серебряная ложка, которую я точно не ожидал здесь увидеть.

Рядом с мешком лежали боевой топор, два коротких метательных копья и свёрнутый плащ, видимо, на случай непогоды. Щит, после недолгих поисков, обнаружился вывешенным над бортом, вместе со всеми остальными. Небогато, на самом деле. Очень даже небогато.

— Торбьерн, — позвал я. — А я… Мы раньше в викинг ходили?

— Я-то бывал разок, заглянули к франкам, а ты-то в первый раз, — добродушно ответил кузен, перемалывая челюстями ржаную лепёшку.

Это многое объясняет. И бедность моего снаряжения, и пропущенный в голову, и даже отношение со стороны других викингов. Этакое, покровительственно-снисходительное.

— Ты не переживай, — заявил один из наших соседей, кажется, Вестгейр, пузатый старый норвежец. — Успеешь ещё пограбить, найдём вот монастырь какой-нибудь. И славу ещё успеешь стяжать.

Я задумчиво кивнул. Именно этим я и планировал заняться, как только немного освоюсь.

— Это уж точно! Славы на всех хватит! Только её вовремя брать надо! — поддакнул Кнут, широкоплечий одноглазый воин, с виду чуть старше нас с Торбьерном. — Видал я вот таких как ты, которые в бой рвались поскорее, за славой. И что? А и ничего.

Он, видимо, ожидал, что я начну спорить. Но мне тут спорить было не с чем. Я прекрасно знал, как это бывает, и сам не раз видел подобных новичков, поскорее рвущихся убивать.

— Кого нужно, того слава сама найдёт, — буркнул я.

— И верно! — закивал Кнут. — Как норны сплели, так и будет. Главное, честь блюди.

— Ха, здорово ж тебе этот сакс мозги вправил! — засмеялся Торбьерн. — Ты бы раньше так не сказал!

— А я не помню, какой я раньше был, — сказал я.

— Вот теперь-то точно видно! — хмыкнул Вестгейр. — А то всё в бой рвался, да с кем покрепче. Оно желание-то хорошее, достойное, а видишь, как вышло-то.

— Хочешь научиться чему-то, бейся с сильным противником, — хмуро произнёс хёвдинг, услышавший нашу беседу. — Только тут, в Нортумбрии, сильных нет. Зато хитрых полно.

Я покосился на него, очевидно, самого опытного викинга на всём корабле. Тоже верно. Пиная слабых, невозможно чему-то научиться.

Как я понял, тут вообще у каждого мужчины, кроме очевидных роста, силы, возраста и прочих параметров, имелись ещё три принципиально для меня новых. Слава, честь и удача. Все из них пусть и были неосязаемыми, но всё равно считались неотъемлемой частью воина. Каждый поступок немедленно взвешивался на весах общественного мнения и признавался честным или нечестным, причём это очень сильно отличалось от знакомой мне гуманистической морали.

Удача тоже несколько отличалась от привычного мне представления, здесь она распространялась не только на самого человека, но и на тех, кто жил и сражался рядом с ним, так что все желали ходить под рукой удачливого хёвдинга или ярла, а от неудачливых бежали, как от огня.

Ну и слава. Каждый мечтал совершить какой-нибудь славный поступок, войти в легенды. Хвалиться и хвастаться было не стыдно, наоборот, тебя бы очень сильно не поняли, если бы ты скромно промолчал после какого-нибудь подвига. Служи по уставу, завоюешь честь и славу.

— Почти вышли к устью, — сообщил хёвдинг Кетиль.

За рулевым веслом его сменил кормчий, старый Гуннстейн. Река становилась всё шире, ивняк на берегу постепенно редел, сменяясь покатыми берегами с жёлтой травой и галькой.

— Кетиль, погода-то портится, — сообщил кормчий.

— Проклятое место, — проворчал хёвдинг, возвращаясь на корму. — Надеюсь, Рагнар нас дождётся. Не хотелось бы опять остаться с саксами один на один.

— Проскочить бы в прилив, — произнёс Гуннстейн.

Наш кораблик вышел из устья реки в серое море, соединяющееся на горизонте с точно таким же серым небом, которое стремительно темнело. Заморосил дождь, забираясь холодными каплями за шиворот, и я зябко поёжился, хотя никто вокруг даже внимания не обратил. Нашу лодку начало изрядно качать на волнах, которые набегали одна за другой, разбиваясь о форштевень, над которым нависала грубая деревянная голова чудовища.

Я раньше качку переносил легко, без проблем переживая речные и морские прогулки на теплоходах и катерах, но сейчас мне вдруг стало не по себе, и обед подкатил к горлу. Скорее даже не от качки, а от осознания того, что мы выходим в море на столь примитивном судне, и что от морской пучины меня отделяют доски толщиной в несколько сантиметров, даже не скреплённые гвоздями.

Серые волны разбивались о такой же серый галечный пляж, дыбились пенными бурунами на камнях и превращались в невесомую морось, постоянно висящую в воздухе, и от которой всё мгновенно покрывалось влагой.

— Вон они! Вижу корабли! — воскликнул Кьяртан.

Я вгляделся в дымку над водой, пытаясь тоже разглядеть их, но кроме тонкой полоски тумана, скрадывающей горизонт, не видел ничего.

— Зря мы сейчас попёрлись, — сварливо произнёс Гуннстейн. — Будет шторм, потрохами клянусь.

Ветер пока просто поднимал рябь на воде, но у меня не было ни одной причины не верить старому кормчему. Гуннстейн, судя по его виду, провёл в море больше, чем многие из нас вообще жили на свете.

— Хватит скулить, Гуннстейн, — оборвал его Кетиль. — Ты знаешь, что по округе уже рыскают войска Эллы. Мы и так слишком задержались.

Корабль повернул на север и пошёл вдоль берега, иногда забирая чуть мористее, чтобы обогнуть отмели и песчаные банки. Мы обходились без лоцмана, Гуннстейн, похоже, неплохо знал эти места.

— И что потом? — тихо спросил я у Торбьерна.

— Не понял, — сказал он.

— Ну, когда присоединимся к Рагнару, — пояснил я.

— Он конунг, он решит, — пожал плечами кузен.

— Сколько у него кораблей? — спросил я.

— Два, — усмехнулся Торбьерн.

— Его и наш? — удивился я.

Для меня было просто немыслимо, что легендарный герой отправился грабить Англию всего с двумя кораблями, один из которых — просто деревянная скорлупка с двумя десятками воинов на борту.

— Нет же, у него два лангскипа*, куда больше нашей снекки*, — отмахнулся Торбьерн. — Мы к нему так, за компанию прибились, уже здесь. С удачливым конунгом и поход будет удачливым!

— Не каркай, скальд, — грубо оборвал его хёвдинг Кетиль. — Дома будешь песенки складывать.

Ветер и в самом деле начал усиливаться. Порывы его грубо хлестали по лицу, словно мокрой тряпкой, раз за разом окатывая снекку и всех нас холодными брызгами.