От революционного восторга к… - Роман Феликсович Путилов Страница 3

— Я, Федоров Михаил Николаевич, председатель Московско-Заставского райкома партии большевиков, и секретарь больничной кассы обувной фабрики. — вперед выступил худощавый мужчина в сером пиджаке, косоворотке защитного цвета, как будто, перешитой из гимнастерки, с живыми, темными глазами и небольшой бородкой клинышком: — Вы хотели застраховаться в больничной кассе, гражданин?

Ишь ты, он еще шутит. Наверное, тоже, как и я, бессмертный. Н,о я то в коме сплю, а он как?

— Нет, страховаться мне не надо, главное, чтобы у вас всех здоровье было застраховано. — я кивнул в сторону стоящих у стены моряков: — Это вы их уполномочили пытать людей, с целью последующего убийства?

Орать начали все, находящиеся в помещении, одновременно, зло и возмущенно. От причинения мне физического ущерба меня спасали гранаты в ранце и непонятное оружие в руках.

Через пару минут, очевидно, устав ожидать тишины, председатель райкома поднял руку и крики постепенно стихли.

— Вы, о чем говорите, господин хороший? Может быть, объяснитесь?

— Объясняюсь. Я, начальник народной милиции Адмиралтейской части Котов Петр Степанович, примерно полтора часа назад застал этих трех, с позволения сказать, военных, когда они, привязав к стулу молодого парня, которому только восемнадцать лет исполнилось, пытали его, избивая смертным боем. Когда я потребовал прекратить творить преступление, этот — палец уперся на тело, лежащее на двери: — достал вот этот нож и попытался меня зарезать, так как к тому моменту другое свое оружие они благополучно прос…утратили.

На паркетный пол упал складной нож, а моряк, с желтой полосой на рукаве, кинул на моих, потупивших глаза, «крестников» свирепый взгляд.

— Так, как умирать, как офицеры в Гельсингфорсе, которых этот преступник, по его признанию, лично топил, я не желаю, я принял меры к его нейтрализации, причинив максимально минимальный ущерб его здоровью. Вопросы есть, гражданин председатель райкома?

— Почему преступник? Возможно товарищи немного перегнули палку, но зачем сразу стрелять?

Я с изумлением уставился на большевика:

— Это вы так пошутили, надеюсь?

— Ну да, господин Котов, попытался. — Федоров развел руки в сторону: — Если вы не против, мы бы хотели вызвать врача…

— Пусть вызовет кто-нибудь, а я желаю с вами поговорить наедине…

— У меня секретов от моих товарищей нет…- большевик, с интеллигентской бородкой на узком лице и ледяными глазами, огляделся по сторонам, как бы призывая присутствующих в свидетели своей открытости.

— Хорошо. Если кто-то из вас за территорию вашего угла высунется, то я снова приду сюда и всех вас на ноль помножу. Всем понятно?

— Пупок не развяжется? — один из моряков, стоя во втором ряду, положив на плечо впереди стоящего товарища ствол своего револьвера, тщательно выцеливал меня, очевидно, метясь в голову.

— А так? — я сделал шаг назад и вбок и оказался за углом, в коридоре: — А у меня пулемет в руке, тридцать патронов в магазине, сейчас всех положу, а потом гранату для верности заброшу. Я ночью буду пить коньяк и спать лягу с молодой женой, а вас всех завтра на Марсовом поле похоронят, но легче вам от этого не будет!

— Да я пошутил… — морячок понял, что в меня он, с первого выстрела, вряд ли попадет и убрал свое оружие.

— Так что, председатель, пойдешь со мной говорить или воевать будем?

— Все, ша! Оружие убрали, кто-нибудь, бегите за доктором. — председатель райкома вышел ко мне в коридор, а потом и на лестничную площадку, где резко остановился — снизу, по лестнице, бежало в нашу сторону, несколько моих милиционеров, в полном облачении (автомат, каска, кираса). Грозно бухая по ступеням сапогами.

— Эй, кто там главный? — я заорал, заглушая грохот шагов бегущих людей:

— Это Котов! Власов, ты? Бойцов вернуть во двор, занять позицию вокруг здания и приготовится к отражению атаки изнутри и снаружи. Я сейчас выйду.

Глава 2

Глава вторая.

Апрель одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

Мы вышли из парадного.

Грузовик, на котором прибыл дежурный взвод был загнан за угол соседнего здания, мои бойцы окружили дом, по возможности заняв подходящие укрытия.

— Как видите, Михаил Николаевич, дежурный взвод народной милиции готов к штурму бандитского гнезда. Я вас уверяю, что в течении пяти, максимум десяти минут, мои бойцы зачистят помещение квартиры номер двадцать вместе со всеми военно-морскими инструкторами, кем бы они себя не считали. Помощь к вам придет не ранее, чем через час. Я, когда искал союзников, чтобы с рощинскими разобраться, то несколько предприятий в округе объехал и понял, что ни милицией, ни воинской силой, они называться не могут, максимум — это заводская охрана.

— Это вы рощинских потрепали? — секретарь райкома вытянул из вполне себе серебряного портсигара папироску «Зефир», вполне себе буржуазную, до февральских событий стоившие десять копеек за десять штук.

— Мы, и заметьте, от вашей рабочей милиции мы помощи не добились, хотя ваши хулиганы не только буржуев и дворян грабили и резали, они к выбору жертв подходили очень демократично. А у ваших дружинников рощинские либо племянники, либо кореша сердечные были все поголовно…

Проследив мой взгляд, Федоров протянул мне портсигар, но я помотал головой: — Благодарю, бросил. Просто гляжу, что папиросами вы балуетесь совсем не пролетарскими.

Партийный вожак смутился:

— Признаю, грешен. Не могу отказать себе в хороших папиросах и чае.

— Сочувствую, скоро вам в этом вопросе совсем сложно станет.

— Почему?

— С учетом двоевластия, которое вы пытаетесь установить, обязательно произойдет кровавое столкновение. Дай то Бог, чтобы хоть какое-то производство осталось, но ни хорошего табака, ни чая точно не будет.

— Но почему? — видимо революционер о последствиях переустройства экономического уклада жизни страны по рецептам герра Маркса не обдумывал.

— А вас события февраля ничему не научили? Вроде бы беспорядки происходили всего несколько дней, и полтора месяца, как нет революционных боев на улицах, а количество продуктов, которые завозили в столицу не достигло уровня, которое было при Императоре. Привозят в два раза меньше, и цены, соответственно, в несколько раз выше.

— Вы монархист? — насторожился марксист.

— Да Боже упаси. Император, по своей твердолобости, получил именно то, чего заслужил. Я сейчас о другом говорю — жизнь лучше не становится, за несколько дней страну отбросили на десяток лет назад. Цены растут и… — я вспомнил мир, в котором лежит