Валерий Самохин - Мой милый жандарм Страница 30

Папарацци побледнел и судорожно дернул кадыком:

– Вы социалистка?

Я с мольбой в голосе пролепетала:

– Она самая… Но я по вашим глазам видно, что вы приличный человек. Поклянитесь, что не донесете на меня!

– Вы требуете невозможного.

– Почему? – искренне удивилась я. – Вам не позволят ваши принципы? Или вы ненавидите социалистов?

Папарацци едва слышно проблеял:

– Не поймите меня превратно, но это все как-то неожиданно…

Наш содержательный диалог был прерван – из совещательной комнаты вернулись присяжные заседатели.

– Готовы ли вы огласить вердикт? – строго вопросил председательствующий.

Старшина присяжных, залихватски подкрутив кавалерийские усы, гулко бухнул:

– Готовы… – и, подслеповато щурясь, зачитал по бумажке: – Коллегия присяжных единогласно постановила… – выдержав паузу, он внимательно оглядел зал, и торжественно закончил: – Признать виновной крестьянку Марфу Дмитриеву в тайном хищении медной лампады, саму лампаду освященной не признавать.

Публика взорвалась рукоплесканиями. Товарищ прокурора, лукаво усмехнувшись, весело подмигнул мне. Вздрогнув от нежданного знака внимания, я не нашла ничего лучшего, чем послать в ответ воздушный поцелуй.

Вспышка магния ослепила глаза.

Глава четырнадцатая

Деян

– С прибытием, Деян Иванович. Вот взгляни, тебе любопытно будет, – филер грузно опустился в кресло и привычно ухватился пальцами за седеющий ус.

– Не оторви, – столь же привычно посоветовал я, разворачивая протянутую газету. – И что здесь должно меня заинтересовать?

– На первой полосе, – с невозмутимым видом подсказал Ильин. – Чуть ниже репортажа о празднованиях в честь дня тезоименитства племянницы его высокопревосходительства генерал-губернатора.

Пробежавшись взглядом по заголовкам статей, я мысленно чертыхнулся. В нижней части раздела светской хроники ютилась крайне занимательная фотография: товарищ окружного прокурора с улыбкой до ушей и посылающая ему воздушный поцелуй моя недавняя знакомая.

Ильин уважительно хмыкнул:

– Твоя симпатия, Деян Иванович, время зазря не теряет.

– О чем это ты? – недовольно поморщился я на нечаянную оговорку.

Впрочем, к чему лгать самому себе? Симпатия она, милая моему сердцу симпатия.

– Сам посуди, как отреагирует наш милейший прокурор, узрев сей пикантный пассаж?

Я выжидающе прищурился, не понимая, к чему он клонит.

Оставив в покое свой ус, Ильин с усмешкой пояснил:

– Зная крутой нрав господина окружного прокурора нетрудно предположить, что господин коллежский асессор не будет участвовать в деле по обвинению нашей замечательной барышни.

Я от души рассмеялся:

– Пожалуй, ты недалек от истины, Анатолий Николаевич! Жена Цезаря должна быть вне подозрений.

– И ведь как ловко она измыслила! – восхищенно цокнул языком Ильин. – Один невинный поцелуй, пущай и воздушный, и самый опасный соперник в окружной прокуратуре обезврежен.

– Полагаешь, это не случайность? – засомневался я. – Нашу барышню нельзя упрекнуть в простодушии, но не Макиавелли же она в юбке?

– Собственно, какая разница? – безразлично пожал плечами Ильин. – Результат достигнут, остальное не имеет значения.

– Ладно, докладывай, что еще интересного произошло в мое отсутствие. Наблюдение за фигурантами еще ведется?

От расследования я был временно отстранен сроком на месяц. В столице было крайне неспокойно и для участия в масштабной операции по ликвидации революционного подполья стягивались более-менее свободные сотрудники всех губернских охранных отделений. В число счастливчиков, циркулярным указанием временно прикомандированных к петербургскому отделению, попал и ваш покорный слуга.

Собственно, в первопрестольную я вернулся не далее как вчерашним литерным.

Ильин задумчиво пожевал губами.

– Наблюдение ведется, и занимательных фактов выявлено немало, но… – в очередной раз проверив на прочность свои усы, он тяжело вздохнул: – К стыду своему вынужден признаться, что клубочек сей распутать покамест не удалось. Осмелюсь доложить, что дело загадочно до крайности изумительной.

Я вопросительно приподнял бровь.

Ильин шумно поскреб пятерней затылок, и со вздохом признался:

– Ума не приложу, с чего начать.

– С начала, – остроумно предложил я.

– Знать с какого бы начала, глянь, и вышла бы мочала, – по-скоморошьи прогундосил филер. – Словом, с моими орлами конфузия случилась небольшая, а что из нее дальше вышло, пока сам не разберу… – вытащив портсигар, он задумчиво покрутил его в руках. – Перво-наперво мы взяли под надзор адрес на Маросейке, господами из контрразведки указанный. Два дня впустую прошли, на третий – его превосходительство со своей пассией прибыть изволили на наемном экипаже. А далеко за полночь они на разных дрожках разъехались…

Ильин неторопливо прикурил папироску, сладко затянулся, пыхнул сизым дымным колечком, и отсутствующим взглядом уставился в одну точку.

– Дальше! – подстегнул я его.

– А вот дальше-то, Деян Иванович, вся кутерьма и завертелась, – вздохнув горше прежнего, он неспешно продолжил: – Орлы мои разделились. Что за генералом следом пошли, без интереса вернулись, а те, что за девицей – упустили, окаянную. Клянутся, глаз не спускали, я грешным делом не поверил, нагоняй им устроил. Неделю впустую прождали, по адресу никто являлся. В воскресенье опять прилетели голубки. Когда отмиловались, решил я стариной тряхнуть, сам следом за девицей пошел…

Прикурив потухшую папироску, Ильин покачал головой:

– И ведь ловка сия особа неимоверно, едва и от меня не ушла! Но крайне любопытно, куда она направилась…

– И куда же? – невольно вырвалось у меня.

– В Камергерский переулок.

Выдержав долгую паузу, Ильин многозначительно прищурился.

– И в чем здесь криминал? – раздраженно спросил я.

– Девица эта вошла в подъезд, где мадмуазель Жозефина квартирует, – криво усмехнулся он. – И более оттуда не выходила.

– Целую неделю? – удивился я.

Ильин молча кивнул.

– А Жозефина? – почему-то поинтересовался я.

Ильин вновь кивнул, на этот раз одобрительно.

– Ты, Деян Иванович, скорее меня догадался, – с искренним уважением произнес он. – Мне бы и в голову не пришло, если б не одна характерность – собачка дворницкая странно себя вела. Ко всем жильцам ласкова до чрезвычайности, хвостом от радости мостовую метет, а барышень лаем злобным встречает. Вот тогда-то подозрения у меня и закрались.

До меня наконец-то дошло, к чему клонит филер. Значит, пассия его превосходительства генерал-лейтенанта и мой секретный сотрудник – одно и то же лицо. Сразу же вспомнилось, как ловко умеет менять свой облик Жозефина.

– Занятный пасьянс рисуется, – сквозь зубы процедил я. Известие о том, что твоя любовница делит ложе еще с кем-то, неприятно любому. – Озадачил ты меня, друг любезный, нешуточно. Ошибка исключена?

– Исключена, – эхом отозвался Ильин. – Я тоже поначалу в сомненьях пребывал, и едва генеральская барышня вышла из подъезда, осмелился тайно побывать в апартаментах мадмуазель Жозефины…

– И никого в них не застал, – грустно констатировал я.

Шалость старшего группы филеров квалифицировалась как несанкционированное проникновение в частные владения и служила предметом уголовного преследования. Но если случай не получал огласки, реакция начальства зависела от результата – победителей, как известно, не судят.

– Именно так. Но и это еще не все… – Ильин вновь раскрыл портсигар. – Дальнейшая слежка за Жозефиной привела к очень любопытному субъекту – около полугода назад мы уже занимались его разработкой по команде из заграничного отдела, имелись подозрения, что этот господин не тот, за кого себя выдает. И поскольку ни в чем предосудительном он изобличен не был, постоянный контроль с него сняли. Наша мадмуазель встречалась с ним дважды, и это были явно не любовные встречи.

– И что это за таинственный господин?

– Некий Поль Леруа, служит гувернером у купца первой гильдии Левинсона. Заграничный отдел подозревает, что француз этот ни кто иной, как агент британский разведки, но достаточными уликами не располагает.

Ильин умолк, давая мне время переварить информацию. Настала моя очередь, теребить затылок. В качестве рабочей версии можно предположить, что Жозефина – агент британской разведки, но исходных данных пока маловато.

– Что еще установила слежка? – хмуро спросил я.

Ильин, смущенно помявшись, что ему было несвойственно, нехотя сообщил:

– Француз с твоей симпатией, Деян Иванович, тайно встречался, – и, наткнувшись на мой недоумевающий взгляд, поспешно уточнил: – С другой, что по паспорту девицей Лазович числится.

– Та-аак! – зло протянул я. Новость неприятно кольнула в сердце. – Чем еще порадуешь? Твои сыскари службу несут или любовные интрижки фигурантов отслеживают?