Алексей Шепелёв - Грани судьбы Страница 30

Добежав, прижался к холодной чешуйчатой туше. Сердце билось так, словно вот-вот выскочит из груди. Руки дрожали от волнения и холода. Но вокруг было тихо, значит, его никто не заметил. Медленно и осторожно мальчик потянулся к огромному драконьему уху и зашептал:

— Дракон! Драко-он!

— Опять ты, маленький человек, — донеслось в ответ тихое шипение.

Дракон не сделал ни одного движения, не разомкнул глаз, не открывал пасти. Со стороны было невозможно заметить, что в нём что-то изменилось. И всё же он говорил, ясно и разборчиво, но очень тихо, так, что в пяти шагах уже никто бы ничего не расслышал. Зато Серёжка всё слышал и всё понимал.

— Да, это я. Только тихо…

— Твоё дыхание громче моей речи, беспокойный Шустрёнок.

У Серёжки от удивления чуть челюсть не отвисла. Он что же, пыхтит на весь двор, как загнанная лошадь? Да нет, гонит дракошка…

— Зачем ты пришел, маленький человек? — продолжал Скай.

— Чтобы освободить тебя, — буркнул мальчишка.

— Что?

Надо отдать дракону должное: кричать на весь двор он не стал. И даже не подпрыгнул на месте. А вот глазами хлопнул почище Иринки.

— Я. Пришел. Тебя. Освободить, — медленно и чётко прошептал Серёжка, стараясь унять в голосе дрожь. Толи от холода, то ли от волнения, но его опять трясло.

— Глупый маленький человек, — прошипел рассерженный диктатор. — Чтобы отомкнуть мои цепи надо быть волшебником.

В дополнение к ознобу Серёжку пробил смех.

— А я и есть великий волшебник. Я — непревзойдённый Властелин Мётел, маленький мальчик, которого боится даже Тёмный Владыка, имя которого прочие маги от страха не смеют произнести.

В завершении возвышенной речи мальчишка не удержался и дурашливо хихикнул. Но чувство юмора у дракона оказалось крайне своеобразным: под стать понятию о достоинстве.

— Тёмные Владыки — просто выдумки для трусов. А драконы никого и никогда не боятся, — раздраженно прошипел ящер.

Серёжка фыркнул и, еле сдерживая смех, уткнулся в мощную чешуйчатую шею. Одиннадцатилетний мальчишка с метлой, с которым не может справиться самый сильный, самый злой и самый страшный волшебник в мире — конечно выдумка. Классная выдумка. Хорошо как-нибудь было бы послушать её от начала до конца. Но сейчас было не до этого.

— Вытяни переднюю лапу, — потребовал мальчишка от дракона.

— Кто ты такой, чтобы мне приказывать?! - Скай испытывал огромное желание хорошенько встряхнуть надоедливого малыша. Конечно, Шустрёнок сделал доброе дело, напоив страждущего дракона, но это же не значит, что теперь нужно позволять ему прерывать сладкий драконий сон ради каких-то больных фантазий. Освободить… Ха! Если бы Скай мог, он бы уж давно освободился. А если сам диктатор не способен освободится от цепей, то разве может разомкнуть их какой-то человеческий детёныш? Да, встряхнуть бы его хорошенько не мешало, чтобы вся дурь вылетела. И останавливало Ская только одно: уж больно маленьким и хрупким был Шустрёнок. Даже самый слабый по драконьим меркам удар мог его убить или покалечить. А причинить вред малышу для Ская Синего было поступком не допустимым. Он бы скорее откусил себе лапу, чем поднял бы её на детёныша.

— Вытяни, пожалуйста. Ну, что тебе стоит, — ласково попросил Серёжка. Так он уговаривал не дёргаться Пушка, когда кот умудрился подавится рыбьей костью и папа вытаскивал её у него изо рта пинцетом. Тогда помогло, подействовало и сейчас. Издав недовольное шипение, дракон всё же вытянул вперёд лапу.

Серёжка направил на неё метлу, зажмурился и прошептал:

— Шалман!

Раздался глухой стук. Мальчишка открыл глаза — оковы лежали на земле. У него получилось!

Хотелось прыгать, кувыркаться и кричать во всё горло. Он, Серёжка Яшкин, колдовал как самый настоящий чародей. Или хотя бы как девчонка из фильма «Чародеи». Всё равно — классно.

Но, конечно, ни прыгать, ни кричать парнишка не стал. Ведь вокруг были стражники, которые его успех бы не оценили. Точнее, оценили бы, но вовсе не так, как бы этого хотелось самому Серёжке. Так что, ради своей же безопасности, приходилось молчать.

К счастью не подвёл и дракон. Когда Скай почувствовал, что оковы спали, и его лапа оказалась свободной, в душе поднялась волна ликования, которая тут же уступила место холодному анализу ситуации. Скай Синий не зря был вожаком, диктатором. В минуту опасности его разум всегда брал верх над чувствами. Свобода была близка, как никогда, но пока не будет разомкнута последняя цепь, он остаётся пленником. И вместо бурных изъявлений восторга дракон, стараясь не шуметь, протянул Шустрёнку вторую лапу.

Волшебная метла работала исправно. Серёжка щёлкал оковы, словно орешки. Пара минут, и дракона уже ничто не удерживало.

— Теперь ты сможешь улететь, правда? — с надеждой спросил мальчишка. Вообще-то об этом надо было спрашивать с самого начала, но тогда это как-то не пришло Серёжке в голову. А сейчас вот пришло…

— Теперь мы с тобой сможем улететь, — прошипел Скай. — Я унесу тебя туда, где ты станешь свободным.

Диктатор чувствовал себя неловко: уж слишком большой дар он сейчас предлагал человеку. И дело здесь не в том, достоин был человек этого или не достоин, важнее было другое: способен ли вообще человек понять, что именно ему предлагалось. Ведь под свободой люди почему-то понимали возможность безнаказанно врать, грабить, продаваться, убивать, а диктатор намеревался предложить человеческому малышу совсем не это. Он говорил о свободе драконов: свободе жить по велению своего разума и своих чувств, не нуждаясь в господине над собой и в рабах ниже себя. В стае все равны между собой, а диктатор — не более, чем первый среди равных. Его власть зиждется не на страхе, а на мудрости и авторитете. Его силу все уважают, но она направлена только вовне, на защиту драконов, а не вовнутрь. Под силу ли рождённому бескрылым осознать гордое величие такой жизни?

Но и не предложить награду было нельзя. Недостойно дракона не воздать должное благородному поступку, даже если его совершил человек. Это ведь для них, людей, внешний облик существа важнее сути. Они, люди, ненавидят тех, кто рождён в чешуе, а не в коже, за само только рождение. Ему ли, Скаю Синему, всю жизнь презиравшему узколобую ненависть и преклонявшемуся перед честью и достоинством, уподобляться мстительным пигмеям. Нет, он обязан быть выше этого. По его поступку будут судить обо всех драконах, пусть же никто не посмеет назвать драконов неблагодарными, помнящими причинённое им зло крепче, чем оказанное им добро.

— Я останусь, — прошептал Серёжка в самое ухо Ская. — Мне нельзя улетать…

— Тебе нравится быть рабом? — удивлённо прошипел Скай. Его разочарованию не было предела. Если быть совсем честным, то диктатор опасался, что малыш будет требовать от драконов помощи с тем, чтобы стать царьком какого-нибудь маленького дикого племени. Это ведь так по-человечески — стремиться властвовать над себе подобными. Хотя бы над немногим, хотя бы над самыми ничтожными и жалкими — но властвовать.

А его спаситель оказался неспособным даже и на это. Какая насмешка судьбы: получить свободу из рук жалкого червяка…

— Ещё чего, — фыркнул мальчишка. — Я что, больной, чтобы мне это нравилось?

— Так ты хочешь на свободу?

— Конечно, да, — возмутился Серёжка. До чего же тупым оказался дракон. Такая туша, и мозгов, наверное, на десять человек хватит. А соображает, честное слово, хуже Иришки. Хорошо хоть ума хватает не орать на весь бестиарий. — Я же нормальный.

Скай выдохнул через ноздри. Как же трудно иметь дело с людьми. Сколько нужно терпения и времени, чтобы разобрать, чего они хотят. Полное впечатление, что Шустрёнок искренне не понимал, что же ему предложили. Причём не из-за испорченности, а просто по глупости. Наверное, он слишком маленький детёныш и просто плохо соображает. Может, надо просто взять его в лапу и улететь, не тратя времени на пустые разговоры? Скай бы так и сделал, если бы был твёрдо уверен, что малыш не умрёт от страха. Всё-таки, рисковать жизнью своего спасителя негоже.

— Если ты не хочешь быть рабом, то почему не желаешь, чтобы я унёс тебя туда, где свобода?

— Потому что здесь, в городе, мои друзья. Они ищут меня, чтобы освободить. Поэтому я никуда не должен отсюда исчезнуть. А иначе, — Серёжка усмехнулся, — иначе я бы давно махнул через стенку и был бы свободен.