Майкл Суэнвик - Джек-Фауст Страница 30

Уилл Вайклиф лежал в отдельной палате, одна стена которой была из простыни, а остальные ранее служили тупиком коридора. Фауст с Вагнером протиснулись к больному.

Рыжеволосый англичанин чувствовал себя значительно лучше. Он слабо улыбнулся, когда они вошли.

- Рад вас видеть, Джек. Смышленый малый, не так ли?

Вагнер фыркнул.

- Кое-кто зовет меня так, - отозвался Фауст, отвечая улыбкой на улыбку.

- Отлично, Джек. Слышал, вы беспокоились насчет того парня, Шорлото. Мне рассказала об этом одна из монахинь. Знаю, что по мне не скажешь, но я умею ответить добром своим друзьям. - Он понизил голос: - Уж не знаю, как вы к нему относитесь. Но если возникнет какая-нибудь серьезная неприятность, что ж, у меня на службе состоят определенные молодцы, которые могли бы…

- Успокойтесь, - произнес Фауст. - Успокойтесь и выздоравливайте. Это все, чего я от вас требую.

Фауст для удобства снял комнату в харчевне близ монастыря. Иногда он спал там, иногда - в мастерской. Это зависело от того, где и когда он валился с ног от усталости. Сегодня они с Вагнером заглянули в харчевню, чтобы разложить свои карты и добавить свежие данные к совокупному итогу недели, отмечая черными чернильными точками местоположения новых заболевших.

Когда они завершили работу, Фауст долго и внимательно разглядывал получившуюся картину.

- Похоже, вы недовольны результатами, магистр, - осторожно заметил Вагнер.

Фауст с силой ударил кулаком в ладонь.

- Вся эта зараза пришла из колодца, что позади Святого Себальда! Оттуда инфекция перешла и в колодцы ниже по холму. Я мог бы сам запечатать их все и за пару часов положить конец чуме!

- Тогда почему бы этого не сделать? - нетерпеливо воскликнул Вагнер. - Мы могли бы…

- Потому что тому нет никакого доказательства.

- Для доказательства у нас есть карты, причем все они чрезвычайно подробны.

- Но не дают нам точной картины. Тогда как вроде бы все должно быть просто. Вот густые пятна черных точек возле Святого Себальда. Здесь вот колодцы под церковью, и от этой кляксы инфекция расползается еще дальше. Да, пока все просто. Но если так, то откуда могли взяться очаги болезни на другом берегу Пегница? Странно, что только среди наиболее обеспеченных, - но ведь для болезни они ничем не отличаются от бедных. Болезнь проявилась во всех уголках города - спрашивается, почему? Вот здесь люди не могли ходить пить к зараженным колодцам, а уж сами колодцы, определенно, не могли ходить к ним.

(Мефистофель хихикнул.)

- А мы не может забелить лишнее, отвлекающее внимание от зараженных колодцев?

- Нет! Наука должна сама доказывать. Эти данные должны быть воспроизводимы.

Вагнер побелел как мел. В волнении и досаде Фауст произнес:

- Всех, у кого умерла сестра или отец и они не отмечены на нашей карте, следует обвинить в мошенничестве и лжи. Самое важное - методология, не колодцы или даже не несколько сотен жизней, но самоочевидное доказательство, что инфекция возникла именно так, а не иначе, и что она может быть идентифицирована, прослежена и излечена. Наши записи должны вестись скрупулезно, независимо от того, будут ли они предъявлены или нет!

Он замолчал.

- Вероятно, мы пошли неверным путем.

Подняв склянку с песком, Фауст высыпал холмик на карту, взял нож и начал разглаживать песок и очищать от него некоторые области.

- Посыпем-ка песком те результаты, что соответствуют нашим представлениям. Возможно, посмотрев на получившийся рельеф, мы поймем, как распространяется болезнь.

Некоторое время они работали в полной тишине.

- В этом нет никакой системы, - устало произнес Вагнер, когда они закончили. - Смотрите… Просто пляска по городу какого-то психа.

- Психа… - тихо сказал Фауст. Затем громко добавил: - Какой же я был глупец!

Non disputandum est [16] .

Наконец в поле зрения появился дьявол. На нем была причудливая шляпа из голубого шелка с плюмажем из петушиных перьев на тулье, такая широкая, что закрывала один глаз, и такая высокая, что задевала потолок. Вокруг горла пенились кружева.

Хоть разок ты сказал правду.

- Я проголодался, - зычно проговорил Фауст. - Давайте спустимся за обедом. Мясо, капуста, пиво - по возможности наилучшее. Но сначала мне нужно сказать пару слов монахине… забыл ее имя - такая пухленькая… Кажется, она дочь аптекаря.

- Ты имеешь в виду Пелагию из ордена кающихся грешников?

- Нет, я говорю про Пелагию-сплетницу.

Чуть позже, сидя в гостиной, Фауст пояснял:

- Вот видите, какова глубина человеческой греховности. Нет ничего проще и естественнее, чем нагло вламываться в дома больных и умирающих и красть их имущество. Тем не менее, куда б?льшая наглость нужна, чтобы умышленно заражать здоровых.

- Не может быть!

- Да, такое бывает. Взять, к примеру, обожаемого всеми Шарлатана. Какое небольшое усилие требуется, чтобы положить кусочек зараженного дерьма в «чумную воду». Когда его жертва заболевает, снова посылают за Шарлатаном. Он является и дает пустые обещания тем, кто еще соображает, или отбирает золото у тех, кого болезнь уже лишила разума.

- Глядите! Вон стервятник! - громко воскликнул кто-то.

- Нет, шакал!

- А я говорю - стервятник!

Фауст повернулся. Он увидел четырех изрядно подвыпивших мужиков, которые сидели, развалясь, в отдельной кабине на другой стороне помещения.

- Он всего лишь доктор, - проговорил один презрительно.

- Птица злых предзнаменований, при виде которой честных людей страх берет, и она все больше жиреет от мертвечины, - процедил его приятель. - Шакал, стервятник - какая разница?

Грянул хохот.

- Ауэрбах! - выкрикнул Фауст. Худой владелец харчевни подскочил к их столику. - Кто эти люди?

- Мне ужасно неудобно, - сказал тот, нервно проводя ладонью по лысой голове. - Я пытался поговорить с этими хулиганами, но они ни черта не разумеют. Каждый вечер являются сюда выпить и надираются, и из-за них ко мне перестали ходить несколько респектабельных постоянных посетителей. Прошу вас, позвольте, я отнесу ваши тарелки в отдельную комнату. Все издержки будут за мой счет.

- Нет, нет, не стоит беспокоиться. Я сам разберусь. - С этими словами Фауст наклонил голову, прислушиваясь. Потом встал.

Когда он подошел к поносившим его, смех тотчас затих. Однако они не испугались его гнева: ухмылялись, хмурились, вызывающе усмехались, ожидая развлечения. Фауст осуждающе поднял палец и указал на самого шумливого из компании.

- Ты! Герр Белоголовый… - Этот человек был блондином. - Ты умрешь первым! Из-за своего бахвальства, пьянства, несмотря на амулеты, вшитые внутри твоего костюма…

- Черт подери, откуда ты знаешь?

- … ты первый обнаружишь, что не сумел скрыться от чумы. Сегодня ночью, когда налакаешься уже достаточно, чтобы запамятовать наш разговор, ты, шатаясь, приплетешься домой и поднимешься по лестнице. Ты будешь вести себя в точности так же, как всегда: откинешь в сторону одеяло, шлепнешь по заднице жену и заорешь: «Твой весельчак дома, старая плутовка!»

- Ну, это уж слишком! Ты что, шпионишь за мной?…

- Она не ответит. Даже не шевельнется. Ее тело будет холодным, как мрамор. Потом ты вспомнишь мои слова и, обуреваемый внезапным страхом, поднесешь свечу ближе и обнаружишь, что твоя жена, женщина отменного здоровья, утром скончалась.

У тебя будет два дня, прежде чем болезнь проявит себя в твоем теле, но зная, что от судьбы не сбежишь, эти двое суток ты полностью посвятишь дьяволу.

Он уставил палец на второго, самого тучного из пьяниц.

- Ты не забудешь моих слов. И потому завтра твоя кровь застынет в жилах, когда ты услышишь стук в свою дверь. Это будет твой вернейший приятель Белоголовый, в смятении и недоумевающий, обезумевший от горя и страха. Ты закроешь дверь прямо перед его носом. «Любезный Хенлейн, - закричит твой друг. - Я сделал всё для тебя, чтобы избавить от еврейской вдовы. Помоги же мне сейчас».

Тучный мужчина побледнел.

- Никто об этом не знает, - произнес он. - Никто!

- В конце концов он уйдет. Ирония в том, что, хотя ты остерегся Белоголового, зараза уже течет в твоей крови, и ты умрешь лишь минут на десять позже него - от своей же собственной руки.

Он обратился к третьему:

- Что до тебя, Бурхард, - твой жребий будет самым тяжким.

Мужчина вызывающе поднял лицо.

- Благодарю вас, сударь.

- Вот почему у тебя будет самый тяжкий жребий: поскольку мои предсказания сбудутся, ты станешь пить все больше и больше, а потому все больше храбриться. Завтра ночью, пьяный и одинокий, ты отправишься посмотреть на ямы с мертвецами.

- А почему бы и нет? - фыркнул мужчина. - Сдается мне, прикосновение к смерти делает жизнь значительно интереснее.

- В своей наглости и дерзости ты решишь помочиться на трупы, чтобы доказать тем самым свое неуважение к смерти. Едва подумав так, ты быстро расстегнешь штаны и сделаешь это. Но когда будешь опорожнять мочевой пузырь, то станешь слишком близко к яме. Земля обвалится под твоими ногами. И ты свалишься внутрь.