Владимир Моисеев - Букашко Страница 30

— А мне всегда казалось, что это самая человеческая потребность из установленных наукой, — возразил я. — Например, у диких муравьев ничего подобного не встречается. Может быть, мы именно этим своим качеством и отличаемся от насекомых?

Товарищ А. на минуту запнулся.

— Вот как… Никогда об этом не думал, — сказал он растерянно. — Впрочем, чушь!

— Как же не думали? — пришло время удивиться мне. — Вы же только что сказали, что желание прочитать книгу — характеризует человека не с лучшей стороны. Уверяю вас, что эти ваши эмоции — есть результат обдумывания! Вы даже сумели дать качественную оценку исследуемому объекту!

— Нет, нет, я никогда ни о чем подобном не думал, я просто выражал свое мнение! Ты еще скажи, что мнение — есть результат обдумывания! Чушь! Мнение — есть результат следования партийной линии, и чтобы не было уклона.

— Согласен, — вынуждено признался я. — Линию партии следует учитывать.

Товарищ А. пропустил мимо ушей мой жалкий беспартийный лепет. С некоторых пор моя политическая подкованность его больше не касалась.

— Ты, Григорий, не прими мои слова на свой счет! Мне ли не знать, что жизнь человеческая способна заставить делать вещи и похуже! Я не в осуждение!

— Ну, что вы! — решил я подыграть. — Я и сам читаю только по долгу службы или за деньги!

— Понимаю, — сочувственно произнес товарищ А. — Хлеб, его же заработать надо! Так вот, самое неприятное в этих добровольных читателях — их потрясающее самомнение. Придумают что-нибудь, а потом ходят и говорят всем подряд: "Это я придумал, это я придумал…" Как будто кому-то интересно! Я лично, как это понимаю, — сделал табуретку, честь тебе и хвала. Она материальна, ее потрогать можно или посидеть на ней всласть. А мысли, они ведь только отражения… И кто их первый отразил, это без специальной комиссии не установишь. А кто станет по такому поводу комиссии собирать? Ну, отразил и отразил. Всего-то и делов… Никому не интересный вопрос кроме, разве что, самого отразившего.

Я внимательно слушал товарища А., но понять, куда он клонит, не мог. Очень уж непривычно витиевато он выражался. Пришлось дослушать до конца. Товарищ А. еще долго рассуждал о бедах, неизбежных в случае возможного засилья в управляющих органах читающих людей, а закончил свое повествование по-кремлевски коротко и четко:

— Все это я осознаю, но помочь тебе, увы, не могу! — товарищ А. явно разволновался, ему было неприятно лично сообщать мне печальную весть. — Придется тебе, Григорий, оставить службу в Кремле и перебраться на постоянную ставку в Институт долголетия. Кстати, нам там свой человек до зарезу нужен! Сообщать о ситуации будешь лично мне. Так что связь наша не прервется. Чем смогу — помогу, но ты, Григорий, сам выбрал свою судьбу, так что зла не держи! Зайдет мой человечек, так ты ему покажи, где какие бумажки у тебя запрятаны. Передашь дела, и начнется у тебя новая жизнь. Сочувствую, но ты правильно сказал, что каждый по своему на хлеб зарабатывает…

*

Как это часто случалось и прежде, ничего конкретного после, казалось бы, четкого уведомления о переводе на новую работу не последовало. Раньше бы я переживал, нервничал, наводил справки, сейчас я уже был не способен на столь ревностное отношение к своей службе. Опыт, полученный за последний год, подсказывал, что человечек от товарища А. может прийти и через пару недель, и через пару месяцев. Разве кто-нибудь торопится? Может быть, у этого Института долголетия еще и стены не готовы. Кто знает? Однако приятно было сознавать, что задержка в исполнении решения произошла не по моей вине.

Уж и не припомню, сколько раз моя жена Елена уговаривала меня подать в отставку. Будь на то моя воля, — сам бы сторонился товарища А. и его собратьев по партийному руководству страной. Я лучше других знаю, что интеллектуальные игры с ответственными работниками рано или поздно заканчиваются печально. Нам, техническим работникам, судьбой предначертано проигрывать своим облеченным властью покровителям, поскольку правила устанавливаем не мы, да и играем на чужом поле. Но приходится терпеть. Бросать работу в Кремле страшновато, мне ли не знать, что в любом другом месте Союза ССР я буду защищен от превратностей судьбы еще меньше.

Было, впрочем, во всей этой слаботекущей переориентации и хорошее — работы у меня поубавилось. Наверное, товарищ А. решил, что так будет лучше. Хотел, надо полагать, чтобы вспоминал я о нем на новом месте с любовью и признательностью. А может, решил, что мне нужно отдохнуть, как следует, перед дальней дорогой.

*

Через несколько дней после памятного разговора в дверь моего кабинета робко постучали.

Я насторожился. Неужели началось?

Но посетитель явно пришел по своим делам, далеким от секретарско-референтской деятельности.

— Разрешите войти? Меня прислал товарищ А., - с волнением сказал он. — Здравствуйте, товарищ Корольков! Моя фамилия — товарищ Гиппер, ответственный представитель… — В заключение фразы была произнесена некая короткая труднопроизносимая аббревиатура, запомнить которую я не смог, а потому не сумел и расшифровать.

— Чем могу?

— Можете, очень даже можете! — обрадовался представитель неизвестной организации. — Вы один и можете мне помочь! И товарищ А. так сказал!

— Ну… — против силы вырвалось у меня. Честно говоря, пока еще я не научился отказывать людям, которые вежливо просят меня о помощи.

— Так я занесу? — со слезой в голосе произнес товарищ Гиппер.

— Ну…

— Пожалуйста… Я быстро!

Не встретив в моем взгляде решительного отказа, он просиял и метнулся к двери.

— Заносите, ребята, — крикнул он в коридор.

Тотчас в мой кабинет с трудом протиснулись четверо красноармейцев с носилками. Вместе с ними появился некий компактный, но, судя по всему, ужасно тяжелый предмет, прикрытый сверху попоной.

— Вот результаты моего творческого труда! — с гордостью сказал товарищ Гиппер. — Эту прелесть мне удалось изваять буквально за месяц. А все потому, что я успешно вжился в образ, честное слово, вжился. Мне удалось!

Я промолчал.

— Сдирайте! — приказал товарищ Гиппер.

Красноармейцы стащили попону…

Давно я не испытывал такого эмоционального потрясения. Скульптура, а это была именно скульптура, изображала здоровенного муравья неизвестной мне породы, гордо попирающего своими лапами поверженную тлю.

— Ну как?

— Усики как настоящие! — признался я.

Товарищ Гиппер просиял.

— Моя работа — есть всего лишь часть общесоюзной акции по пересмотру роли диких муравьев в прогрессивной жизни советского общества.

— Кто?.. Кто… — мне хотелось узнать, какому умнику пришла в голову столь чудовищная идея.

— Акцию возглавил лично товарищ А., - с воодушевлением заявил товарищ Гиппер. — Временный коллектив, состоящий из философов, научных работников, писателей, поэтов, художников, скульпторов и агитаторов из общества «Знание», готовы выполнить поставленную партией задачу — на высоком уровне вести пропаганду жизни здорового муравьиного поголовья!

Я застонал.

— Оставляю на ваш справедливый суд это произведение искусства. Понимаю, что для принятия окончательного решения вам понадобится время. Так что, не буду мешать. Останьтесь с моей скульптурой наедине, вызовете у себя чувство сопереживания, насладитесь грациозностью и функциональной целостностью отдельных частей муравьиного тела. От вашего решения будет зависеть, в каком месте нашего великого Союза ССР будет установлена пятиметровая бронзовая статуя муравья-победителя тлей, отлитая по данному образцу.

У меня не было слов.

Скульптор со своими подручными покинули мой кабинет. А я сидел, уставившись на скульптуру, и с грустью думал:

"Зачем я связался с этими погаными муравьями? Если рассудить серьезно — большей гадости и не найдешь!"

Но муравьи, конечно, были не виноваты. Мне ли не знать, что любое дело оказывается искореженным, если за него берутся мои кремлевские сослуживцы, какими бы прекрасными намерениями они ни руководствовались.

*

Через полчаса позвонил сам товарищ А..

— Это я тебе, Григорий, подарок сделал. Про муравьев твоих в ЦК словечко замолвил. Цени.

— Спасибо, конечно. Но я ничего не понял.

— Сейчас объясню. Партия поставила перед нами задачу — отыскать какое-нибудь животное, само существование которого подчеркивало бы огромное преимущество социализма над прочими формациями.

— Извините, не понял.

— Возьмем, например, муравьев.

— Зачем?

— Не перебивай… В истории партии появилось неприятное противоречие. При написании монографии "История Союза ССР с древнейших времен до конца ХIХ века" выяснилось, что появление марксизма каким-то образом связано с Карлом Марксом, у которого прописка — германская! Германский подданный, представляешь! Ничего себе подарочек!