Снова в детство - Михаил Леккор Страница 30

В общем, — подытожил главный тренер, — успехов вам! Если будут проблемы, звоните, я всегда сегодня здесь. Займусь различными документами.

Пушин широко размахнул рукой, что означало и широкий жест, я с вами всегда, и катитесь на все стороны, а то некогда, надо разгребать завалы официального мусора.

Я еще не до конца понимал, сколько и как долго предстояло работать, а учитель только прикидывал и хмурился.

А уж когда вышли из кабинета, он с удовольствием выматерился. Правда, сделал он это в полголоса, и когда в коридоре никого не оказалось.

Я с интересом на него вылупился. Матерящихся учителей, кроме студентов в время свой учебы (сколько лет, о господи!), я еще не видел, ни в прошлой жизни, ни в сегодняшней. То есть не то, что у меня был о них стойкий стереотип, как о земных ангелах, но все ж профессиональная этика, черт побери, должна быть!

Алексей Митрофанович также жаждал поговорить и строго уточнить свою позицию, а отсюда, и свои не только будущие, но и грядущие действия.

— Ты хоть понимаешь, что Пушин делает? — спросил он меня и, не дожидаясь ответа, продолжил: — он нагло, но при этом весьма элегантно перебросил всю бюрократическую работу по тебе, очень, между прочим, скучную и не интересную, с его сотрудника, и даже с себя, на меня. Бесплатную работу. Вот ведь ижевский козел, что делает! И даже не очень-то и смущается!

Я это, честно говоря, не совсем понимал, но, по прошлой жизни чувствовал деликатность своего положения. Ругает-то он Пушина, но как бы и мне не попадало. Из-за меня же все это происходит. И потому предложил отпустить по инстанциям меня одного. Мол, не потеряюсь, Ижевск все же не заграница и даже не город — миллионник. А вы, дорогой учитель, можете спокойно ехать домой, не мучаясь особо.

Говоря это, в душе откровенно злобствовал. Офигели, что ли, товарищи взрослые? Меня, бывшего декана, под крылом которого временами было сотни студентов и десятки доцентов, собираются вести под наблюдением в обычном российском городе, до нельзя провинциальным и тихим. Еще и до туалета доведете, штанишки подтягивать?

Я как-то оторвался от группы земляков и один блуждал в Нью-Йорке. Аборигены, естественно, не знали русского, я — американского. Если вы возразите мне, что американского языка нет, а есть только английский, то это почти правда. Но дилетантская правда. Потому что язык постоянно развивается. В первую очередь устный, самый народный. И потому в США все-таки язык американский на базе английского. Так вот, ничего, прошел. И тут, безусловно, пройду и все бумажки наберу.

Все это я, разумеется, не сказал, а только внес предложение разойтись. А дальше, пусть сам Алексей решает. Что я буду с ним делать?

Алексей быстро подытожил на свои слова, но, увы, отрицательно, сказав, что об эттом он уже подумал в Игре и решил, что надо мне обязательно помочь. Все-таки именно из-за него они оказались в Ижевске.

Ох уж эти долбанные доброжелатели и иже с ними, ехать вам в тартарары! Не зря уже не первое столетие говорят, что благими намерениями вымощены хорошие дороги прямо в кромешный ад.

Видимо, у меня молодого и простодушного, все было четко написано на лице аршинными буквами, поскольку Алексей все понял. Или, вернее, он подумал, что все понял. Скупо улыбнулся и четко уточнил:

— Олег, по молодости лет ты не учитываешь два фактора в советском государстве:

Во-первых, тебе нет восемнадцати. И по нашим законам ты многое не можешь;

Во-вторых, из-за этого же малолетства ты много что не сделаешь по практике жизни. Хочешь, чтобыиз-за тебя много что переделывали или доделывали десятки людей?

Я отметил про себя, что главный довод при всем при этом заключается в неверии во мне со стороны взрослых. И если я начну делать все самостоятельно, то в первую очередь они же и будут переделывать из неверия в мои силы. Ну а как тут жить, долбанный ежик? Пусть стараются, а я буду потихонечку за ними переделывать, и втихомолку матерится.

Машина уже ждала нас невдалеке от здания комитета в специальном парковочном месте. Осталось лишь сесть в нее и отправится под Ижевск, отдавшись на милость водителя. Тот все же был местный и все вокруг знал. Мы же, наоборот, ничего не знали из окружающей обстановки, даже Алексей, хотя и в свое время здесь прилично прожил.

Прибыли на указанное место под Ижевском. Я аж ахнул, не удержавшись. Красивое место, даже не верится, что около многотысячного индустриального центра такое прелестное место нетронутой человеком природы. Вековые ели, пугливые животные и птицы, кристально чистый снег. Так и чудится, что выйдет дед Мороз в виде среднепоместного боярина (обычный для этого социального слоя) и заливисто свистнет, призывая природные волшебные силы.

Я в XXIвеке таких заповедных мест уже не видывал. Здесь, кажется, вообще городские районы выросли. Город ведь растет, в середине следующего столетия в нем будет жить больше половины населения Удмуртии. И промышленность увеличится с ее не только товарами, но и отходами.

А вот с положенным спортинвентарем мне крупно не повезло. ХХ век и примитивная промышленность! Такие же деревянные лыжи и металлические палки, как в школе, просто более новые и на вид более привлекательные, но такие же тяжелые и неудобные.

Даже Алексей удивился такой бедности сборной региона и спросил у местного кладовщика, нет ли еще помимо этого? Парень все же участник лыжной сборной Удмуртии!

Кладовщик — пухлый невысокий, как всегда, рыжий, — только руки развел. Он человек подневольный, Пушин ему написал в записке, которую мы же сами и принесли, «на общих основаниях», он и давал из общего списка. Дадут приказ из эксклюзива, принесет из эксклюзива. А пока извиняйте, тут все весьма строго!

— И как ты будешь с этими деревяшками побеждать? — недоуменно спросил Алексей меня. Конечно же, не услышал ответа и, бурча, быстрехонько ушел к стационарному телефону — звонить к Пушину.

Через минут пять он вернулся, бурча еще больше.

— Сказал, проявишь себя на лыжне, получишь финские пластиковые лыжи, — сухо сказал физрук итог переговоров, — а пока и наших деревенских хватит.

Подумал, помолчал, потом, не выдержал и взорвался: