Дмитрий Янковский - Голос булата Страница 31

– Что за колдун на меня мороку насылает? – нахмурившись пробурчал Микулка.

– Это не морока, – ответил Голос, – это картины далеких мест. Волхвы баяли, что теплая земля и студеный воздух могут переносить видимость места хоть с самого края земли. Но сегодня что-то эта марь разыгралась нешуточно…

– К добру ли такое знамение… – задумчиво произнес паренек.

– Все ли к добру или худу? – неуверенно спросил Голос. – Бывает и просто так. Ни к тому, ни к другому.

Ветерок уверенным стуком копыт проталкивал назад земной диск и к вечеру миражи пропали, зато впереди замаячил небольшой караван из двух верховых коней и повозки.

– Ромеи. – уверенно сказал Голос. – Торговый караван. Домой идут, на полудень.

С ромеями Микулка встречаться совсем не хотел, поэтому пустил коня по пологой дуге, отклоняясь к востоку. Высоко в небе появился ворон, закружил над караваном, а вскоре уже пять черных птиц выписывали широкие круги над поднимающей пыль повозкой.

– Вороны беду кличат… – пояснил Голос. – Хорошо не над нами кружат. Они смерть за версту и заранее чуют, словно сами Боги им подсказывают. А может у них свой Бог есть, как у волков, который им добычу указывает. Не доедут до Херсонеса ромеи.

– Может больны чем? – предположил Микулка. – Может помочь им?

– А если чума? – недовольно проворчал Голос. – Когда ты русичам без оглядки помогаешь, я еще терплю, все ж таки свои, но чего к ромеям соваться? Много ли они тебе добра сотворили?

– Неужто только за добро добром платить надобно? – неуверенно прошептал паренек, придерживая коня. – Они же все таки люди. Надо предупредить. Пусть вороны дохлым зверьем питаются, негоже им человеческим мясом лакомиться.

Он повернул Ветерка и пустил его скорой рысью на запад, поднимая позади сухую едкую пыль, но увлекся скачкой и не сразу приметил, что с севера караван нагоняет с десяток всадников.

– Печенеги… – предупредил его Голос. – Теперь ясно откуда придет смерть ромеям. Придержи коня! Негоже нам влазить меж двумя врагами, пусть промеж собой сами счеты сводят.

Микулка пригляделся и даже не подумал остановиться, только сильнее стукнул коня пятками, пуская в галоп.

– Ты куда?

– Эти ромеи не воины. – уверенно пояснил паренек. – Они торговцы. И их всего четверо против десятка. Не честно это.

– В своем ли ты уме? – воскликнул Голос. – Только недавно хладным трупом лежал, теперь опять под булат лезешь? Того ли хотел от тебя Зарян? Если за каждую сечу будешь цепляться, так до Полоцка никогда не доедешь. И за что собираешься биться?

– За правду! – сухо отрезал Микулка и на ходу снял с седла тугой длинный лук.

Он подскакал к каравану, когда до печенегов было еще четверть версты и с удивлением узнал одного из караванщиков.

– Рууусич?! – вытаращив глаза воскликнул херсонесский торговец. – С чем пожаловал? Давненько мы с тобою не виделись, но твое лицо я надолго запомнил, можешь не сомневаться.

– Да чего мне сомневаться? – презрительно скривился паренек. – Я и сам памятью не обижен. Вы бы хоть иногда оглядывались, когда добро везете… На вас печенеги в напуск идут!

Торговец повернулся в седле и побелел как полотно, заговорил своим сотоварищам что-то быстро по гречески. Двое в повозке достали короткие неказистые луки и укрылись среди наполненных мешков и бочонков. Печенеги разбились на две пятерки и стали заходить на караван с боков. Они натянули луки и в повозку ударились первые стрелы, да не только в повозку – одна стрела поразила ромейского лучника в шею и он забился, заливая товары кровью.

– Уууу! – в ужасе взвыл знакомый торговец и спрыгнув с коня прикрылся телегой.

Микулка выдернул из колчана стрелу и скрипнув луком сшиб переднего печенега с коня. Уцелевший ромейский лучник тоже стрельнул, но не имея сноровки промахнулся. В него снова полетели стрелы, но он так умело схоронился среди мешков, что ни одно острие не достигло цели. Молодой витязь быстро выстрелил дважды и всадники потеряли еще двоих, раскинувших руки в пыльной траве.

Тут печенеги поняли, что добыча легкой не будет, осадили коней и свернув на восток помчались в степь, освещенные солнцем. Один из них решил напоследок поупражняться в меткости и натянул лук, повернувшись в седле, но Микулкина стрела прошила его навылет раньше, чем тот успел отпустить тетиву. Незадачливый стрелок повис в стременах, выпустив свой снаряд высоко в небо. Очень скоро даже стук копыт летучего печенежского отряда не стал слышен, только бродили вокруг повозки оставшиеся без седоков мохноногие лошадки, да нетерпеливо каркали дождавшиеся своего вороны.

– Как тебя звать, русич? – спросил из под телеги торговец.

– Микулкой. Да только навряд ли мы больше встретимся.

– А я Анастас. – вылезая и отряхиваясь поведал ромей. – Ты все держишь на меня обиду за то вино? Почему же тогда не ускакал, коль узнал меня? Бой принял… Не понять мне вас, русичей. Но за помощь спасибо. И прости, что тогда обманул тебя неумелого. От чистого сердца говорю! Чем тебе отплатить за наше спасение?

– Ничего мне не надобно, а зла я уже не держу, коль ты все сам понял. Только об одном хочу попросить. Возьми двух печенежских коней и по дороге отдай их Туру, что у соляных болот живет. Его кони ночью загинули, а без них ему худо придется.

– Молодой, горячий… – с видимой завистью вздохнул Анастас. – Ничего, говоришь, не надобно? Это плохо. Всему на свете должна быть цена, даже добрым делам. А если сам ты не ценишь того, что делаешь, то и люди тебя уважать не станут.

– Это только у вас, ромеев, за глоток воды в жару деньги дерут. Для нас это…

Микулка запнулся, не найдя нужных слов, махнул рукой и уже повернул топчущегося в нетерпении коня, но торговец удержал его за повод.

– Погоди! Не хочешь деньгами, твое дело. Мне меньше убытку. Но давай вместо денег я тебе совет дам, как у вас говорят – по дружбе. Поверь, я от чистого сердца! Спать ведь не смогу из-за того, что ты на мое зло своим добром ответил… И у ромея совесть есть!

Микулка промолчал, только шире расправил плечи, но уезжать не стал, пожалел немолодого торговца. Пусть говорит, раз ему так легче.

– Послушай, – быстро начал Анастас, стараясь сказать побольше. – В первую голову, коль собрался чего купить, денег сразу всех не кажи, узнай цену. А ежели и товар по нраву, и цена большой не кажется, то все равно не покупай. Походи вокруг, на всяком базаре можно цену за то же самое и пониже сыскать. А если и не сыщешь, то за названную цену все равно не бери, поторгуйся – тебе выгода, а продавцу потеха. Если уж больно на душу товар запал, ни в коем разе не кажи своего интереса, иначе семь шкур с тебя сдерут, еще и портки сымут. Запомни, может сгодится когда.

Микулка поблагодарил из вежливости, не понимая зачем такой совет пригодится может, повернул коня и гордо задрав подбородок, галопом поскакал на север. Анастас долго и задумчиво смотрел ему в след, так и не поняв до конца, что движет этим странным северным народом.

20.

С каждым днем пути холодало все больше, по утрам Ветерок и вовсе ступал в безбрежном искрящемся море изморози, покрывшей невысокую прошлогоднюю траву. По ночам было совсем зябко, а на ночлег устроиться негде, разве что под дырявым от звезд небом возле жаркого косматого костра, сложенного в основном из быстро погорающей травы и тонких веток сухого кустарника.

Степь кончилась, постепенно перейдя в густеющий и лезущий к остывшему небу лес, но еще виднелись тут и там обширные поляны, заросшие пожухлой от недавних морозов травой.

В один из вечеров Микулка выискивал взглядом место поудобнее, чтоб не сыро было и можно было прикрыться от студеного ветерка, безжалостно залезающего под куцый полушубок. Но одна поляна мало отличалась от другой, а по всему лесу хлюпала грязная талая жижа.

– Не успели! – опечаленно молвил Голос. – Скоро начнутся болота совсем непроходимые. Если бы их ледком…

– Так ночью все замерзает!

– По такому льду хорошо идти, когда знаешь, что под ним земля твердая… А коль уверенности такой нет, тогда совсем худо.

Паренек насупился, зная, что от него ничего не зависит, разве что Сварог поможет и позволит стуже снова подступить с полуночи.

Солнце облило красной охрой верхушки сосен, когда Микулка приметил за деревьями что-то странное.

– Домик, что ли? – неуверенно шепнул он и придержав коня, осторожно обогнул слишком густые в этом месте купы деревьев.

Но это был не домик. Между двух необхватных дубовых стволов заклинило огромную деревянную ладью, старую, серую, облупившуюся, вяло играющую поблекшими от дождей и солнца красками драного паруса.