Александр Трубников - Черный Гетман Страница 31

— Где Душегубец? — рявкнул, чтоб сразу ошеломить, Ольгерд.

— Не ведаю, господин, — плаксиво ответил разбойник.

— Здесь он был? Когда?

Получив от Шпилера крепкий пинок под ребра, допрашиваемый стал отвечать быстрее и подробнее.

— Третьего дня пришел, в хате отсиживался.

— Когда ушел?

— Незадолго до того, как вы появились.

— Коней где прячете?

— Внизу, под холмом, Кожемяцкая слобода, там у лошадника на подворье и оставляем. А сюда огородами поднимаемся.

— Куда Душегубец поехал? Отвечай, не то убью!

— Вот те крест святой-истинный, пан-господин, знать не знаю, ведать не ведаю. Душегубец нам никогда ничего не рассказывает! — в ужасе зачастил разбойник. — Не убивай, пан-господин, все что знаю расскажу!

— И что же ты знаешь?

— Знаю точно, куда он Щемилу отправил.

— Куда же?

— На Сечь Чертомлыцкую.

— Зачем?

— Сам в толк не возьму. Душегубец приказал ему взять пару хлопцев, найти там какого-то слепого кобзаря, да жизни его лишить. Кричал, чтоб поторопились, пока у старого бабака язык не развязался…

— Этот лях, хозяин дома, Душегубца давно знает?

— Тоже не ведаю, господин. Мы сюда вещи, что подороже, привозим, он их продает заезжим купцам.

— Награбленное в подполе хранится?

— Ага, — кивнул разбойник.

Ольгерд обернулся к товарищам.

— Если дым рассеялся, поглядите внизу. Глядишь, чего интересного и найдете. А я пока с нашим паном Абданком потолкую.

Ольгерд сходил в сени, принес оттуда ведро, и с размаху плеснул всей водой прямо в лицо Черневецкому. Шляхтич дернулся, раскрыл широко глаза, и, отплевываясь, завертел головой. Придя в себя недостойный представитель гордого и прославленного рода запричитал, словно пойманный на карманной краже базарный воришка.

— Ой, лихо! Ой, не губите меня, пан пристав! Не виноват я, как есть не виноват. Те клятые злодзеи меня запугали, обманом в свои воровские дела втянули, пся крев! Я ведь, крест готов целовать, как узнал, что эти схизматики юезвинного монаха зарезали, сей же час с докладом хотел к воеводе бежать, да не поспел, вы раньше объявились! Все скажу, все верну, только не убивайте!

— Для начала выкладывай все как есть, — скомандовал Ольгерд. — А ты, — кивнул он в сторону первого разбойника, — если хоть звук издашь, будешь висеть на ближайшем суку…

Разбойник испуганно закивал головой.

Рассказ Черневецкого, перемежаемый жалобами на тяжкую шляхетскую жизнь в казацко-московитском Киеве, в целом подтвердил то, что Ольгерд уже узнал. Перед тем как покинуть воровскую хату, оставалось сделать три дела. Завершить обыск, решить судьбу пленных татей и окончательно определиться в дальнейших действиях.

Услышав оживленные голоса из комнаты, Ольгерд, оставив связанных сидеть у стены, пошел к товарищам, отправленным на проверку схрона. Как выяснилось, в подполе обнаружилась изрядная казна и неплохой арсенал.

— Что делать будем? — спросил Шпилер, вываливая на пол из мешка груду пистолей и сабель.

— Оружие — трофей законный, выберем, что кому требуется, — решил Ольгерд. А вот остальное нужно оставить, да воеводу о пойманных ворах немедля же известить.

— Здесь не только оружие и одежда, — вмешался в разговор Измаил. — есть ларец с драгоценностями и вот это. — он бросил на стол четыре тугих кошеля.

— Золото! — крякнул, не удержавшись Шпилер. — Да тут денег хватит на то, чтоб каждому по поместью купить. Нас четверо, и золота четыре кошеля. Как нарочно. Грех не поделить. Не в казну же отдавать, все равно приставы разворуют.

— Этот кошель у меня отобрали, — Измаил кивнул на туго набитый мешочек из хорошо выделанной кожи с затейливым вензелем. — я его обратно заберу по праву.

— Мне кровавые деньги без надобности, — отрезал Ольгерд.

Шпилер глянул на Сарабуна. Толком не пришедший в себя лекарь долго переводил взгляд с с кошелей на разбойников в соседней комнате. На его лице читалось отчаянье. В конце концов он, собравшись с духом, мотнул головой:

— Лгал римский кесарь, который сказал, что деньги не пахнут. Пахнут, еще и как. Это золото мертвечиной разит. Не могу я взяьб его чтобы платить за лекарскую учебу…

— В рыцарей поиграть решили? — усмехнулся Шпилер. — Ну, как знаете. Я брезговать не будую Да только не на себя потрачу разбойничье золото. Найму отряд, пойду на службу к князю Куракину, задам жару лиходеям на их же хабар…

Ольгерд, соглашаясь, кивнул. В куче вываленного оружия нашел два пистоля получше и длинный боевой нож. Вручил их Сарабуну:

— Оружие возьми, лекарь, не отпирайся. Тебе оно пригодится. Сам же возвращайся на Куреневку, теперь мне не до тебя.

Сарабун кивнул с неохотой, но трофеи принял.

— Что дальше? — спросил Шпилер.

— Ты оставайся, — ответил Ольгерд, — зови в хату воеводиных людей, сдавай им разбойников. И почет заработаешь и награду получишь — для Куракина пойманный лях, что с ворами в одной шайке, будет что масло на сердце. А у нас дела еще есть. Поехали, Измаил.

— Куда? — поинтересовался молчавший все время египтянин.

— Как куда? — удивился Ольгерд. Сперва в Кожемяки, где разбойничьи кони, а оттуда дальше по следу Дмитрия.

— Почему же не к Радзивиллу, как раньше решили?

— Радзивилл никуда не денется, а здесь у нас след горячий.

— Но есть еще и третья ниточка…

— Какая же?

— Щемила, который скачет сейчас на Сечь.

— А толку нам с того? Сечь совсем в другой стороне, да и Щемила нам без надобности, когда Душегубец где-то рядом…

— Не верно рассуждаешь, — покачал головой Измаил. — Сам посуди: Душегубец, после неудачи в Кирилловской церкви, начал убирать всех, кто знает о Черном Гетмане. Значит этот кобзарь, за которым послан Щемила, входит в их число. Тем более, что поехал за ним главный подручный, которому, как я понял, поручаются все дела особой важности.

— А ведь верно меркуешь, — кивнул Ольгерд. — Куда отправился Душегубец, нам неведомо — у волка сто дорог, а у охотника всегда лишь одна. А вот куда сейчас скачет Щемила, мы знаем. И опередить его можем легко. Если, конечно, в гавань поспеем, пока барка не отошла…

Собрались вмиг. Отдохнувшие кони, распугивая прохожих ураганом неслись вниз по спуску, так что оказались в почайнинской гавани не успев толком опомниться. Слава богу, успели — барка, которую киевские казаки отправляли на Сечь, покачивалась у берега под настырные крики чаек, подставляя высокий борт под шлепки днепровской волны.

Барка с тихим шелестом рассекала днепровскую воду. По левому берегу, сколько мог достать взгляд, простиралась ровная как стол, заросшая лозняками равнина с болотцами, протоками и озерками, перемежавшимися кое-где заливными лугами. Справа, вырастая чуть не из воды, стеной вздымались крутые, поросшие лесом холмы с цепью сигнальных башен, передающих вглубь страны вести о татарских набегах. Устроившись на свернутом в бухту канате, Ольгерд сидел, наблюдая за тем, как широкий нос тяжело груженого судна, пуская по сторонам длинные казацкие усы, гонится за дрожащей лунной дорожкой.

Небо было чистым, а луна настолько яркой, что после Триполья, их старший, жалея время и силы гребцов, приказал при попутном ветре идти под парусом по ночам. Луна на Днепре оказалось особой — большой, круглой, выпукло-сочной и густо-оранжевой, словно редкий плод померанец, виденный им в зимнем саду у одного из литовских магнатов.

За спиной раздался шорох. Ольгерд обернулся. Из трюма высунулась знакомая голова. В свою очередь узнав Ольгерда, Сарабун тут же нырнул обратно. Даже на третий день пути лекарь не рисковал попадаться Ольгерду на глаза. Почти сразу после отплытия Ольгерд обнаружил своего невольного спутника чудом просочившимся на борт и разозлился настолько, что едва не выбросил его в сердцах прямо в Почайну. Отговорил Измаил. Сослался на то, что уроженец Бердичева вряд ли умеет плавать, без денег пропадет, а даже если не пропадет и вернется на Куреневку, то по неуемности собственного нрава и вспыльчивости куреневского кошевого, долго при Моляве в лекарях не продержится.

Из трюма, где прятался Сарабун, послышались встревоженные голоса: один что-то просил, другой вроде бы от чего-то отговаривал. Вскоре на палубу поднялся Измаил. Египтянин сел прямо на доски, откинулся спиной к фальшборту, сбросил капюшон и, откровенно наслаждаясь, подставил безволосый череп прохладным струям ночного ветра.

— Если бы вместо елей и дубов здесь росли бы пальмы, — сказал он, подняв глаза к луне, — то эти места ничем бы не отличались от долины моего Нила. Такая же широкая, медленная река, большое небесное светило, яркие, бессчетные звезды. Только вот Млечный путь у нас не висит над самой головой.

— Здесь его называют Чумацкий шлях, — ответил Ольгерд.