Василий Лягоскин - Тайна пролива «Врата скорби». Том третий Страница 31

Вождь даже не успел разглядеть того, кто блеснул безумными глазами из полутьмы. Полковник выдернул этого безумца из общей очереди так аккуратно и стремительно, что шагнувший следом человек, скорее всего, ничего не понял. И опять потянулось: «Нет… нет… нет… нет…». До тех пор, пока Холодов не вошел с лицом, на котором читалось: «Какие команды будут еще, товарищ полковник?».

– Все? – спросил Полковник.

– Все! – вытянулся в немалый рост сержант Холодов.

– Нет, не все, – перебила его Мария Васильевна, – нет шестерых. Не считая, конечно, родильного отделения.

За последние слова Полковник одарил ее таким тяжелым взглядом, что отшатнулся даже Виталька, которого этот взгляд задел только краешком.

– Кто. Эти. Шестеро?! – в голосе Полконика опять осталась только сталь.

– Финны, – поспешила ответить Мария Васильевна – уже из-за спины Тракториста, – живут в общежитии, в одном блоке. Заявления на коттеджи пока не подавали.

Выходя вслед за Товарищем Полковником под своды большой центральной пещеры, вождь услышал, как тот же Тракторист проворчал:

– Скорее всего, никаких заявлений эти горячие финские парни подавать больше не будут.

Перед очередной дверью собрались все.

– Постучим? – робко, опять из-за спины (теперь уже Прохвесора) предложила Мария Васильевна.

Командир ей не ответил. Точнее ответил – пинком в дверь. Та влетела внутрь, стукнувшись о что-то мягкое, никак не отреагировавшее на удар. А потом Командир сам мягко втек в комнату, и уже там встал на ноги, выражая расслабленной спиной (это подсказала все та же колдунья) отвращение, гнев, и… приглашение – всем им – «насладиться» эти букетом. Что такое «букет», вождь не знал; предположил, что кто-то из местных тоже владеет способностями, сравнимыми с колдовскими чарами королевы амазонок, и сейчас наделяет всю пещеру своими мыслями. Толпа, в которую сбились гости, и хозяева пещер, ввалилась внутрь вместе. А потом резко разделилась; женщины – Марья Васильевна и Света Левина, вдвое выше ее, резко отделились от толпы; выскочили из пещеры, заполненной ужасом; кусками человеческих тел, валявшихся повсюду, густым чадом костра, на котором подгорало что-то тошнотворно-сладкое (скорее всего, тоже человечина), наконец, аурой смерти и безысходности, что буквально зримо виднелась между двумя людьми, сидевшими на полу и уставившимися друг другу в лицо. Они были чем-то похожими – и лицами, и пугающей пустотой взглядов, и неимоверной силой, с какой пили жизнь друг друга (еще одна подсказка Бэйлы).

Очевидно, силы этих Зверей были равны. Так что сказать, кто одержал бы победу в этой битве воли и чародейского мастерства, не смог бы, наверное, никто. Кроме Товарища Полковника. Который и оказался победителем. Два мягких удара по темечку – одному и второму – и длинная прочная веревка опутала этих тварей так же крепко, как прежде другого – в прежней пещере.

– Ну, и кто это у нас? – повернулся Полковник к Дубу – после того, как отослал Холодова за людьми, которым надлежало собрать здесь останки.

Костер волшебным образом, не понятым вождем, уже погас. Колдунья склонилась над первым из пленников, и забормотала что-то вообще невообразимое. А закончила ругательствами – грязными, неприличными, корявыми, но вполне понятыми русом. И еще – Прохвесором, который побледнел, как замерзшая вода, падающая с неба во время самых жестоких штормов, и прошептал, не обращаясь ни к кому:

– Дикарь! Это же дикарь, который едва не съел меня, и сержанта, и который Марио…

– Понятно, Алексей Александрович, – остановил его Полковник, – можешь не продолжать. Следующий!

«Следующий» вдруг запел, попытавшись вытянуться. Кто бы ему дал? Ремни не дали. А потом и Полковник – стукнув его легонько по макушке. Пленник умолк, а Полковник с видимой брезгливостью проворчал:

– Вот уже не думал, что еще раз услышу гимн Соединенных Штатов. Это, я полагаю, капитан Браун. Не забыл такого, Алексей Александрович?

Прохвесор побледнел еще раз. А Командир продолжил:

– Предполагаю, что твой с Холодовым «друг» проснулся первым, и решил устроить тут пикничок. А следом явился капитан, решивший померяться с ним кровожадностью.

И опять он повернулся к Витальке с вопросом, который готов был сорваться с языка, но так и не сорвался. Но королева ответила на него.

– Можешь не беспокоиться, Товарищ Полковник – больше тварей в твоей пещере нет.

Полковник помолчал. Недолго. Но очень… мучительно. А потом улыбнулся тепло и удивительно доверчиво – словно вокруг не валялись ошметки человеческих тел, и не поднялся опять от костра тошнотворный дымок:

– А пойдемте, мы вас с нашими королевами познакомим.

– А собрание? – это спросил Тракторист, бесцеремонно влезший в разговор своего вождя с тремя вождями племен.

– А что собрание? – пожал плечами командир, – кворума там пока нет. Вот эти ребята закончат здесь; отмоются, и придут в столовую. К тому времени и мы освободимся.

«Ребята» – это те, кого привел с собой Холодов, и кто стоял сейчас, не решаясь войти.

– А ты, Мария Васильевна, – Полковник со всеми уже вышел из пещеры смерти, – составь пока списки… погибших. Назовем их всех на собрании поименно. Ну и обрадуем, что врага удалось вычислить и повязать.

– А что с ними будем делать? – это опять выступил Тракторист, имевший, кажется, право высказывать свое мнение без разрешения вождя.

– А об этом будем думать, – опять нахмурился Александр Николаевич, – крепко думать. И у союзников совета попросим…

– А что спрашивать? – думали Дубы – и старший, и младший – пока они толпой шли за Полковником в «родильное отделение», находившееся совсем рядом с тем страшным местом, куда унесли еще двух пленников.

Думал все то долгое время, пока королева Бэйла в веселом изумлении общалась с собственной копией и ее новорожденной дочкой; и с женой Прохвесора, оказавшейся великой воительницей; и со спутницей самого Полковника, от которой колдунья отшатнулась, едва заглянув в глаза – не в страхе, а в почтении.

– А что спрашивать? – повторил он вопрос Полковника, уже выйдя из родильного отделения и направляясь в «свою» пещеру, где ждали сородичи и «Железный капут», – правила одни для всех – око за око, смерть за смерть. Различия только в способах. Можно убивать долго и мучительно – под одобрительные крики племени. А можно – просто раздеть, и выгнать под живительные лучи солнца. Черви подарят смерть быструю, и практически безболезненную. Ерш подтвердит.

Глава 11. Профессор Романов. Одна из граней Создателя

– Итак, что мы имеем?

Этот вопрос полковник задал только теперь, спустя почти месяц после трагических событий, унесших жизнь сразу полутора десятков горожан. Еще шестеро ждали своей участи; единственного шанса, который им все-таки предоставили на спасение. Точнее, предоставил – полковник Кудрявцев. В этот месяц Александр Николаевич словно забыл о своей приверженности к демократии. Железная дисциплина; строгий режим работы и отдыха; неуклонное следование основному армейскому принципу – это сообщил профессору Толик Никитин – «Не важно, чем занят солдат; главное – чтобы он был занят всегда!».

Как ни странно, это помогло. И жуткие картинки кровавых расправ; и трогательная, и одновременно какая-то ожесточенная церемония похорон; и долгие ночные думы о происшедшем – все как-то размывалось повседневными заботами… Хотя нет – думы оставались; даже после утомительных дней, заполненных работой, к какой бывший профессор Санект-Петербургского университета не привык.

– Лучше бы в разведку, в поиск, – вырвалось у него однажды за обедом.

Он тут же прикусил язык – ведь рядом, за одним столом, сидели кроме Александра Николаевича и Анатолия еще три молодые мамы, недавно выписанные из «роддома». Малыши тоже были здесь; в колясках из той же пластмассы. Изготовил их, конечно же, сам Кудрявцев. Профессор Романов хорошо запомнил слова вождя русов; точнее, одной из трех его ипостасей. Слова колдуньи местного племени амазонок о том, что стены тюремного блока буквально кричат о своей неприступности; о том, что они готовы защищать врученное им имущество (в данном случае – живые тела преступников) всеми возможными, и невозможными способами. А главное – что их слышал, и вполне серьезно воспринял полковник Кудрявцев.

Вручая чете Романовых коляску для двух малышек, он улыбнулся:

– Держите. В этой коляске Тане с Тамарой ничто не грозит.

Профессор поверил, и немного ужаснулся. Его аналитический ум, настроенный на рассмотрение всех возможных и совершенно невероятных вариантов развития событий, вдруг в каком-то из снов представил, как он – папа двух крошечных; самых прелестных во вселенной девочек – тянет руки к коляске, а та не отдает их; требует помыть руки, принести кучу справок, допуск к общению с новорожденными, в общем – кучу всяких бюрократических проволочек, от которых он проснулся в холодном поту.