Кодекс Оборотня 2 - Эрик Гарднер Страница 31

Министр на миг задумался.

— Имя у тебя, конечно, непростое, но…

Его рассуждения перебил мой смех. Невеселый и злой. А в голове сложилась одна головоломка о старых событиях.

— Так вы род Лехри поэтому уничтожили одним из первых? Думали, что среди них есть потенциальный король, который объединит вокруг себя остальные рода и оборотни тогда станут чрезвычайно опасны? Как такая чушь пришла вам в голову или в голову ваших осведомителей? У нас больше тысячи лет не избирался король. Да никто никогда этого и не хотел — рода желали оставаться свободными, а не находиться под чьей-либо властью. Хранение Кодекса — всего лишь дань традициям. Он мог храниться у кого угодно. А уж мое имя — это и вовсе прихоть деда. А вы, испугавшись нескольких непроверенных фактов и совпадений, с такой легкостью расписывались на смертных приговорах⁈

Прочее осталось невысказанным, так как Фалви совсем уже нервно заерзал рядом на стуле. Министр смотрел хмуро, задетый моими словами.

— И когда ты последний раз видел эти списки, Руари?

— Незадолго до возвращения отца. Три года назад. С памятью у меня все отлично, министр.

Джек Кейн перевел взгляд на Фалви.

— Ты ему веришь?

Сержант только мрачно кивнул. Вид у него был неважный. Министр еще пару минут молча размышлял. Потом обернулся к доктору Хэйсу.

— Гарван, выйдите. Финн, ты тоже.

Оба с неохотой подчинились. Фалви напоследок бросил на меня многозначительный взгляд, чтобы я не наболтал лишнего.

— У меня к тебе несколько вопросов, Руари. Начнем с того, что случилось на горе Галтимор. Доктор Хэйс уверял, что невозможно было сохранять разумность в твоем состоянии, сержант утверждал обратное. Кто из них врет?

— А вы сами что думаете?

— Финн прикрывает тебя. Думаю, что уже не в первый раз.

— До такого, что случилось на горе, раньше не доходило, — заметил я. — Но вы зря беспокоитесь — он профессионал своего дела. Успел надеть на меня намордник и наручники.

— Вот как? — в его глазах зажглось было торжество, но я продолжил.

— Я не знал о такой нашей особенности. Если б знал — не полез бы, распарывая себе брюхо, вытаскивать сержанта из пропасти. И вам тогда бы пришлось соскребать вашего друга со дна ущелья.

— Ладно. Давай дальше. Что это за история с ненавистью к своему куратору? Он бы никогда не рассказал мне, если б не был так озадачен поиском причины.

Я молчал, ожидая продолжения.

— Я нашел место, где вы пересекались с ним до вашего официального знакомства. Финн об этом ничего не помнит и не знает. Я не сказал ему, так как не смог понять причину.

— И где же мы пересекались с сержантом? — спросил я мрачно.

— Ферма О’Лири. Тебе было всего десять лет.

Я опустил взгляд.

— Значит, из-за этого?

— Там были дети, — едва слышно ответил я. — Вы это прекрасно знали, когда подписывали приказ.

— Ты считаешь, что это было несправедливо?

— У нас разные понятия о справедливости, в том числе в силу нашего происхождения, поэтому спорить, кто прав, бесполезно.

— Хорошо. И последний вопрос, Руари. Если я тебя отпущу…

— Ничего не изменится.

— Это надо понимать как то, что ты продолжишь работать в Управлении и будешь вести себя благоразумно?

— Да.

Джек еще несколько минут молчал, глядя на меня и раздумывая. Лицо его не выражало ничего хорошего, а запахи министра не доходили из-за бронированной перегородки. Мне стало совсем муторно, когда Джек, резко откинувшись на спинку стула, сказал:

— Можешь уезжать. Только помни, что третьего шанса выпутаться у тебя не будет.

Я молча кивнул и вышел вон.

В Дублине был разгар дня. Выходит, я проспал в камере гораздо больше часов, чем мне казалось сперва, и из-за проклятой сыворотки я совершенно потерял счет времени.

Фалви сел за руль, захлопнул дверь, повернул ключ зажигания, но так никуда и не поехал — положил на колени пухлую папку, раскрыл. Двигатель продолжал работать вхолостую. Фалви тщательно изучал бумаги, которые ему дал министр. Я сидел рядом, все еще не веря, что меня отпустили.

— Доктор Хэйс недавно изобрел прибор, который измеряет показатели лунной силы. Хм… У Руари уровень семнадцатый. А у Фэлана Артегала был девятый. До того, как он попал к военным, показатели еще измерять было нечем. После применения «Лунной ярости» показатели силы не менялись… Значит, сыворотка вызывает лишь состоянии агрессии?

Я не понял, разговаривал ли Фалви со мной или спрашивал самого себя. Но он бросил на меня короткий вопросительный взгляд. Словно я должен был быть в курсе насчет показателей по Хэйсу и прочего.

— Знаете, сержант, я что-то не настроен на беседу. Хотя… Скажите, вам приходило в голову, когда вы тащили меня в Министерство, что вы можете вернуться в Клонмел без меня?

— Мне разное приходило в голову, в том числе и потому, что Джек был в курсе большинства твоих выходок. Он все-таки мой друг, Руари, и я ему доверяю. В большинстве случаев.

Я хмуро посмотрел на Фалви.

— Три года назад я еле упросил Джека поставить подпись на помиловании, — продолжил Фалви. — В ответ он потребовал, чтобы я слал еженедельные отчеты о работе с тобой, включая журналы настроений.

— Журналы чего?

— Твоего состояния в разные фазы луны, особенно уровня агрессии.

— И как вы это измеряли?

— Исключительно субъективно. Иногда приходилось описывать полностью. У Джека, думаю, несколько томов уже о твоей жизни.

— Ну спасибо, — буркнул я и отвернулся от него.

— Руари…

— Оставьте меня в покое, — я пересел на заднее сиденье.

Фалви еще с полчаса изучал документы, потом захлопнул папку, бросил ее на сиденье рядом. Развернул машину и стал выбираться из Дублина на магистраль, ведущую в Клонмел. Он нарушил молчание, только когда город остался позади и мимо замелькали поля.

— Почему, если убийство людей даровало такую силу, никто не пользовался этим? Почему убийство было под запретом?

Я посмотрел на сержанта с невольным презрением.

— Вы до сих пор не поняли? Уважение получали только те, кто заслужил эту силу в битве, защищая себя или нуждающихся в защите. По Кодексу тех, кто делал это ради удовольствия, изгоняли из семьи, и остальные рода их презирали.

— Но, если бы все оборотни во время первого магического