Элоиза Джеймс - Герцогиня-дурнушка Страница 32

– А когда «Мак» вернулся, Граф уже исчез?

– Совершенно верно. Но самое обидное, что «Мак» не показывался уже несколько лет, и я даже не слышал никаких слухов о нем. Так что существует вероятность, что Берри отправился на дно морское и унес с собой правду о том, что же случилось с лордом Айлеем. – Мистер Баджер умолк, закончив наконец свой рассказ.

Первая заговорила Тео – сказала то, что необходимо было сказать:

– Он погиб. – Ее пальцы крепко сжали маленький кусочек металла. – Джеймс мертв, – добавила она со вздохом.

Мистер Баджер кивнул, глядя на нее не без сочувствия.

– Боюсь, это действительно так. Пиратство – ужасно опасное занятие, и я удивляюсь, что он выдержал… Уж не знаю, сколько ему удалось протянуть. Лорд Айлей находился в очень неблагоприятной обстановке. Он был окружен негодяями, которым так же легко убить человека, как поздороваться.

– Это довольно неприятный вопрос, но боюсь, я вынужден его задать, – вмешался Сесил. – Есть вероятность, что мой кузен оставил ребенка где-нибудь на островах? Мне претит мысль о том, что отпрыск графа Рейберна будет расти в таких ужасных условиях.

Сердце Тео замерло на мгновение.

Но мистер Баджер отрицательно покачал головой:

– Нет-нет. Этот Джек Ястреб имел подход к дамам. Насколько я знаю, этот негодяй наплодил детей по всей Ост-Индии. Его репутация подтверждает это. Но у Графа был совсем другой характер.

– Какой же? – спросила Тео. Ее сердце болезненно сжалось.

– Все говорят, что он вообще не посещал женщин, – ответил мистер Баджер. – Это свидетельствует о том, что лорд Айлей, даже занявшись столь необычной деятельностью, не утратил некоторых качеств, отличающих английского джентльмена. И, разумеется, он хранил медальон.

– Я рад, что старый герцог не дожил до этого дня… Если бы он услышал все это… – Сесил умолк и тяжко вздохнул.

Рыдания подступили к горлу Тео. Джеймс погиб, убит пиратом! И тело его скорее всего швырнули в море. Он хранил на груди локон ее волос, когда покидал Англию. Она не могла этого вынести… это разрывало ей сердце.

Тео встала и тихо сказала:

– Прошу меня извинить. – Она чувствовала, как слезы струятся по ее щекам.

Мистер Баджер поднялся на ноги и поклонился. У него был вид человека, которому и прежде случалось приносить дурные вести.

Сесил безуспешно пытался подняться с низкой кушетки.

– Ладно, идите… – сказал он, слегка задыхаясь. – А я поговорю с мистером Баджером еще несколько минут. Я зайду к вам позже, моя дорогая.

Тео выбежала из комнаты, крепко зажав в руке медальон.

Глава 22

30 мая 1816 года

Палата лордов

Лондон

Сэр Генри Гизмонд, кавалер ордена Подвязки и герольдмейстер, ответственный за порядок и соблюдение процедур в Палате лордов, был в ужасе перед предстоящим.

– Я должен построить их всех в очередь по старшинству перед входом в зал, – с раздражением говорил сэр Генри за тостами с мармеладом. – А их около двух сотен, и они будут говорить, говорить и говорить… В особенности те, что постарше. Я всегда ужасно боюсь таких заседаний.

Леди Гизмонд с пониманием кивнула. Она знала, что ее дорогой Генри терпеть всего этого не мог, хотя возможность проявить себя главным советником Короны в вопросах церемониала и геральдики доставляла ему огромное удовольствие.

– Это ужасно печальное событие, – пробормотала леди Гизмонд. – Лорд Айлей был во всех отношениях очень милым молодым человеком. Мне нестерпимо думать, что он погиб.

– Больше всего неприятностей доставляют пьянчуги, – продолжал Гизмонд, следуя своему собственному ходу мыслей. – Ты этого представить себе не можешь, дорогая… Многие из них прячут фляжки под своими пурпурными мантиями. Просто поразительно! Мне с трудом удается удержаться, чтобы не стукнуть их по пальцам при случае.

– Сегодня они не будут выпивать, – с уверенностью заявила леди Гизмонд. – Разве часто пэра объявляют умершим за отсутствием? Сама леди Айлей тоже там будет. Я убеждена, что все отнесутся с уважением к ее страданиям при прощании с супругом. Знаешь, говорят, это была любящая пара.

Потребовалась помощь семи герольдов, но Гизмонду все же удалось построить пэров в очередь, готовую проследовать в зал заседаний Палаты лордов; герцоги стояли в паре с герцогами, а графы – с графами.

– Как проклятый Ноев ковчег, – пробормотал Гизмонд себе под нос уже не в первый раз. – Ваша светлость должны оставаться на месте, – сказал он громко, удерживая одного престарелого и совершенно глухого пэра.

Сэр Гизмонд наконец вздохнул с облегчением, когда послышался звук трубы. И торжественно прошествовал к двери, увлекая за собой две ровные шеренги непрестанно переговаривавшихся пэров. Солнечный свет, щедро льющийся сквозь высокие арочные окна, отражался в позолоченных люстрах, свисавших с потолка. И поистине великолепное зрелище предстало перед Гизмондом, когда он повернулся к залу; он ждал, когда пэры, одетые в темно-красные, отделанные горностаем мантии, усядутся на скамьи. Лорд Фиппшот, по-видимому, потерял свои очки, а его светлость герцог Девоншир указывал пальцем в сторону переполненной галереи для зрителей, сейчас занятой знатными дамами. Но все лорды располагались в должном порядке, и никто из них, как видно, не переусердствовал с бренди за ленчем.

К сожалению, в зале царила столь деловая атмосфера лишь в те дни, когда предметом обсуждения являлась чья-либо смерть. Пэр обвинялся в убийстве, например. Или стоял вопрос о признании лорда умершим за отсутствием – как сейчас. А дамы имели склонность неожиданно появляться при обсуждении завещаний, а также в тех случаях, когда речь шла о незаконнорожденных. «А вот на текущих заседаниях по вопросам управления королевством бóльшая часть пэров не утруждают себя присутствием», – подумал Гизмонд, но тут же отбросил эту неуместную мысль.

Вскоре по проходу торжественно прошествовал герольд, за которым следовала молодая графиня Айлей. «Теперь ей уже никогда не стать герцогиней», – напомнил себе Гизмонд, ощутив некоторое сочувствие. Однако леди Гизмонд, читавшая скандальные газетенки с тем неослабевающим усердием, которое некоторые уделяют Библии, а другие – расписанию скачек, была теперь всецело увлечена идеей повторного замужества графини.

– Ей нужно найти себе мужа, – говорила супругу леди Гизмонд этим утром. – О ней никогда не ходили скандальные слухи, но бедная женщина так и останется бездетной, если и дальше будет так продолжаться…

Все пэры встали, приветствуя графиню, одетую в глубокий траур. Она проследовала в головную часть зала и, остановившись, сделала реверанс сначала в сторону галереи для зрителей, потом – в сторону собравшихся пэров, а затем – перед лордом-канцлером. Завершив все формальности, графиня удалилась на балкон, предназначенный для пэресс, и уселась рядом с миссис Пинклер-Рейберн.

Гизмонд украдкой рассматривал ее, потому что знал: когда он вернется домой, жена непременно потребует описания каждой детали наряда графини. Но Гизмонд не узрел ничего экстраординарного. Леди выглядела высокой и очень худой, хотя трудно было утверждать это, поскольку на ней, судя по всему, было четыре, а то и пять нижних юбок. Она была как бы черным пятном среди всеобщего блеска (не обязанные носить мантии пэрессы стремились одеться как можно богаче, и скамьи, предназначенные для них, прямо-таки сверкали).

Парламентский пристав громко потребовал тишины, и началась официальная церемония открытия слушаний, после чего сэр Гизмонд, преклонив колено, вручил лорду-канцлеру символ его власти.

Лорд-канцлер уселся на мешок с шерстью[8] – массивный стул без спинки, смутно напоминающий трон и установленный выше мест остальных пэров, располагавшихся теперь в своих пурпурных с золотом мантиях на красных скамьях. Затем, поднявшись, громко проговорил:

– Достопочтенные члены Палаты лордов, лорды духовные и светские, сегодня мы собрались здесь, чтобы выполнить возложенную на нас миссию. Нам предстоит решить, следует ли признать благородного пэра графа Айлея, наследника герцогства Ашбрук, погибшим в море. Мы облачились в это средневековое великолепие пурпура с горностаем в его честь, в ответ на петицию «о признании умершим за отсутствием», представленную его скорбящим наследником мистером Сесилом Пинклер-Рейберном, выражающим должным образом свои глубочайшие сожаления по поводу этого трагического события.

По рядам прокатился гул одобрения, и мистер Пинклер-Рейберн, засмущавшись, переместился поближе к Гизмонду. Тот машинально принялся вычислять, какой длины потребуется горностаевая отделка, чтобы украсить пурпурную мантию, призванную прикрыть внушительный живот Пинклер-Рейберна, когда он станет герцогом. Но к чести Пинка (как все по-прежнему называли наследника), он не выказывал ни малейшей радости по этому поводу.