Александр Калмыков - На пути "Тайфуна" - 2 Страница 32

   Сейчас обоих командиров роднила горечь расставания, которую они испытывали. Иванов прощался со своим батальоном, и было неизвестно, сможет ли он собрать его снова, а Авдеев оставлял по эту сторону линии фронта свою любовь.

   Впрочем, вешать нос раньше времени они не собирались. Оставшись без личного состава, комбат тем не менее не терял надежду возродить свой лыжбат. Он тщательно вел список всех выбывших по ранению, и внимательно следил за тем, чтобы его красноармейцев после выписки направляли обратно в батальон. Сейчас, после переформирования, ситуация несколько усложнилась, но Иванов не собирался сдаваться и рассылал телеграммы по госпиталям и тыловым военкоматам. Не ограничиваясь этим, он подкинул командованию идею выделить ему сотню-другую человек, чтобы научить их хождению на лыжах и прочим воинским премудростям. Его замысел был полнее прозрачным - переманить затем лучших бойцов из учебных рот в свое подразделение. Но выгода была обоюдной - вернувшиеся после обучения бойцы станут костяком лыжных подразделений.

   Увидев меня, Иванов грустно улыбнулся. - Ты уже слышал, нам наконец то знамя прислали. Хотели устроить торжество, а тут, сам понимаешь.

   Знамя отдельного лыжного батальона было новеньким, рисунок еще не успел поблекнуть. Кроме названия подразделения, на полотнище был изображен красноармеец в зимней форме, валенках и лыжах. Левой рукой он сжимал винтовку, а правой поднимал над головой гранату, хотя художник нарисовал ее так, что она больше походила на бутылку. На мой взгляд, наше знамя было самым прекрасным в мире, и я осторожно поцеловал его в самый краешек.

   - Ух ты, у нас есть настоящее знамя, - раздался у меня за спиной голос Леонова. - Мне тоже хочется к нему прикоснуться, только в этой форме нельзя.

   Я удивленно обернулся, не понимая, почему гэбэшник брезгует формой, и замер. Передо мной стоял немецкий обер-лейтенант. Под распахнутой шинелью виднелся офицерский китель каким-то крестом.

   - Ну, ты настоящий немец.

   - Это мне подарок от разведотдела, как никак направляемся в тыл врага. Документик тоже имеется. Мне подобрали удостоверение, где рожа на фотографии похожа на меня. Так что, имей ввиду.

   - А фуражку тебе дали?

   - Зачем?

   - Мало ли какая ситуация возникнет. Если тебе придется изображать из себя тыловика, то в пилотке ты будешь смотреться неестественно.

   Не спрашивая меня, откуда такие сведения, Леонов метнулся к двери, чтобы затребовать недостающую часть гардероба, но мы его вовремя схватили за руки. Расхаживать в таком виде было бы весьма небезопасно для здоровья. Накинув полушубок, и заменив холодную немецкую пилотку на зимнюю шапку, лейтенант снова сбегал к разведчикам, и принес фуражку. Еще раз покрасовавшись перед нами в таком виде, он с ненавистью стащил вражеский мундир.

   - Каждый раз, как надеваю фашистскую форму, так потом не могу отмыться, - произнес он с ненавистью. - Если бы вы только знали, что я чувствую при этом. Но зато языков в нем брать - милое дело. Да, послушайте письмо, которое я нашел в кармане кителя. Этот обер пишет: "Мы становимся помещиками, приобретаем славянских рабов и делаем с ними все, что хотим." Дальше описывается, как он устраивал порку крестьян в своей деревне Борок.

   - Сволочь! - Воскликнули мы одновременно с Авдеевым. Ландышева же выразилась еще более эмоционально и несдержанно.

   - Не беспокойтесь, этот мундир сняли с трупа. - Вот смотрите, здесь пятно до конца не отмылось.

   С комбатом уже все было обговорено, так что оставшиеся пару часов мы прикорнули, чтобы потом не клевать носом. Только Авдеев решил было последние часы перед расставанием провести за разговором с Наташой, но так как дар речи ему при этом решительно изменял, то из этой затеи ничего не вышло.

   Но вот час икс настал, и остатки нашего батальона, погрузившись в машины, отправились к рубежу атаки. Все, что было у комбата из боевого состава - разведвзвод и остатки моей роты, должны были подстраховать нас на случай неудачи. Даже маленькую сорокапятку Сергей не забыл прихватить, хотя атаку будет поддерживать целый гаубичный дивизион.

   Не доезжая до Снежи, мы спешились, и перебрались на тот берег. Два десятка саперов, выделенных для десанта, уже ждали нас здесь. Чтобы они не страдали от холода и не демаскировали отряд, комбат щедрой рукой сделав роскошный подарок, экипировав саперов из своих запасов. Так что теперь они выглядели такими же толстыми белыми медведями, как и мы.

   Времени у нас было достаточно, и бойцам разрешили перекусить. Но пока мы добирались, каша в котелках замерзла, поэтому пришлось довольствоваться хлебом с сахаром.

   Сумерки стремительно сгущались в непроглядную тьму, и вскоре, как нам показалось, с северо-востока послышался гул танковых двигателей. Ветер периодически относил все звуки в сторону, так что я не мог точно сказать, действительно ли это слышу, или мне просто почудилось.

   Дальше по плану должна была начаться артподготовка, но вместо этого послышался такой родной, и радующий сердце вой.

   - Раисы работают, - радостно воскликнул Иванов, угадав источник звуков.

   - Почему не Наташи, - возмутилась на такую дискриминацию Ландышева, - так же гораздо красивее?

   - Эрэс, значит реактивные снаряды, - с видом знатока пояснил ей Авдеев. - Но если хочешь, когда вернусь, напишу заметку в Красную Звезду, и там назовем реактивные минометы Наташами.

   - А чего ждать, я сама завтра и напишу. А то придумали тоже нелепое название.

   - Вообще то, их называют "Катюша", а еще "Андрюша", - попытался я остановить зарвавшуюся сержантшу.

   - Слишком много имен, надо оставить только одно. А мне все равно в ближайшие дни делать будет нечего, так что я закончу заметку о подвигах Леонова, и вставлю туда упоминание о гвардейских минометах "Наташах".

   - А как же мои подвиги, - воскликнул возмущенный Авдеев.

   - Извини Паша, но о нашей роте публиковать информацию запрещено.

   - А кто займется литературной обработкой твоей писанины? - поинтересовался я.

   - Конечно, Симонов. Ты же сам говорил, что он лучший фронтовой журналист. Я уже посылала через руководство ГБ требование, чтобы именно ему поручили отредактировать "Песенку фронтового жур..., то есть особиста".

   Пока шли наши препирательства, заработала артиллерия. Залпы гаубичных батарей, располагавшихся неподалеку, должны были заглушить рокот нашей танковой колонны, и вскоре на том берегу проступил еле различимый силуэт тридцатьчетверки.

   Вскоре появилось несколько разноцветных пятен трофейных фонариков, которые покачиваясь, направились в нашу сторону. Прежде, чем начинать рискованную переправу, танкисты проверяли состояние льда.

   Убедившись, что трещин нет, Яковлев сел за рычаги легкой ЗСУ, и медленно провел ее по замерзшей реке. Так как ничего страшного не произошло, то он попробовал переправиться на тридцатьчетверке. Включать фару было нельзя, и ориентироваться приходилось при тусклом синем свете ручных фонариков. Машина двигалась медленно, чтобы волновые колебания льда, проседавшего под огромной тяжестью, не привели к образований трещин. На всякий случай, к ней был прицеплен трос, а рядом шагали саперы, держащие наготове доски.

   Когда тридцатьчетверка приблизилась, стало слышно, как под гусеницами трещит деревянное покрытие переправы. Но еще более зловещим был хруст льда. Впечатление такое, будто танк ехал по стеклу.

   Не знаю, скольких седых волос эта коротенькая поездка стоила Александру, но я весь издергался, и вспотел так, будто пробежал марш-бросок. Даже Ландышева против обыкновения молчала, и пристально вглядывалась в происходящее. Когда машина заехала на пологий берег, для предотвращения пробуксовки засыпанный хворостом, раздался дружный выдох, а Наташа с горечью бросила, - какой сюжет пропадает. Хотя, может, и разрешат написать об этом.

   Не обращая внимания на наши поздравления, Яковлев прошел обратно, внимательно все осматривая. Хотя один танк и прошел, но усталостная нагрузка льда вещь загадочная. Нельзя предсказать заранее, сколько еще машин смогут здесь переправиться, одна или пять. Впрочем, для подстраховки ледовых маршрутов было сделано два, и по второму из них поехал помпотех ротного. На этот раз мы переживали не так сильно, и ничуть не удивились благополучному исходу. Еще несколько раз Яковлеву пришлось вести машины, причем в последнюю поездку вокруг танка появилась вода, просочившаяся из-подо льда. Но и в этот раз все пронесло.

   Самая трудная часть операции была завершена, и нам осталось ждать. Мы дали немцам шесть часов, предполагая, что за это время они уберутся с нашего пути.

   Наконец, ожидание закончилось, и прозвучала команда "по местам". Комбат крепко пожал мне руку, и напутствовал нас словами. - Ну танкисты, давайте. Если что случиться, мы примчимся к вам на помощь.