Александр Мазин - Место для битвы Страница 32

Так что повезли Серегина сына словно княжича: на тройке да с охраной из настоящих княжьих дружинников.

Конечно, никто на них по дороге не напал. Может, и шалили на тракте лихие люди, но чтобы налететь на дюжину дружинников, надо быть не просто лихим, а абсолютно безбашенным. Если по уму, то следовало вперед послать тройку с одним юным отроком – в качестве живца. А остальным идти следом, на хорошем отдалении. Но использовать в качестве живца свою семью Серега бы все равно не позволил.

Приехали. Посадник, тоже варяг, принял ласково. С Серегой и Устахом он был и раньше знаком. Серега вручил письма, представил посаднику жену (дитя оставили в возке, с девкой-челядинкой), сказал, что – лекарка. Если кому нужно… Оказалось, болящих в Детинце нет. Зато зимует в городе старый волох, так что с медициной в городе все путем. Ну и отлично.

Посадник распорядился, чтоб гостей поселили в Детинце, вечером обещал пир. В их честь. С пирами, правда, дело обстояло так: был бы повод…

Серега с Устахом остались у посадника: беседовать, а Слада с сыном и челядинкой, тоже христианкой, отправились на поиски общины и заезжего булгарского священника. Духарев не возражал. Пускай прогуляются – погода стояла отличная: солнышко, легкий морозец. Что их могут обидеть, Духарев даже мысли не допускал. Серега не сомневался, что порядок в городе – железный.

У посадника друзья варяги просидели долго. Новостями обменялись, вспомнили прошлое… Медку попили. Надо ж перед пиром… разогреться.

В общем, вышел Серега из терема такой жизнерадостный, что не сразу и заметил, что его за меховушку дергают.

Оказалось, пацаненок.

– Ты Серегей – варяг?

– Я,– признал Духарев.

– Посыл я,– пискнуло создание.– Сказано: коль не хошь, чтоб жену твою с дитем на торгу продали, беги живо на Качалкино подворье.

– Чего?!

– Того, что весть я тебе передал! Ногата мне за то обещана! Дашь?

Серега полез в кошель, бросил кусочек серебра, который тут же исчез в варежке.

– Ой!

Пока пацаненок ловил серебро, поймали его самого. Теперь он, взятый за шкирку, раскачивался в полуметре от земли.

– Слыхал шутку? – спросил Духарев у Устаха.

– Кто пропустил постреленка? – строго спросил синеусый варяг.

– Я,– признался один из витебских отроков.– Он сказал: посыл от жены к полоцкому гостю. Соврал?

– Сейчас узнаем,– произнес Духарев.

Пацаненок у него в руке перестал сучить ногами, глядел сердито.

– Кто тебя послал?

– Да женка твоя! Отпусти, больно!

– Насчет больно, это ты врешь,– заметил Духарев.– Какая она видом?

– Чё, не знаешь, какова твоя женка? – удивился пацан.

– Я-то знаю, а вот ты?

– Маленька така, чернява…

– Верно. И кто же это ее продавать вздумал?

– Щуса-купца сын. Он всю ихню обчину прибрал. Бает: в ей одни егойны челядинцы! – зачастил мальчишка.– А еще булгар приблудный, чужак, да женка твоя. Да еще человек несколько, десяток или поболе.

– И как же это купецкий сын такую прорву народа обратал? – осведомился Духарев, уже начиная сомневаться, что происходящее – розыгрыш.

– Так со Щусом крепки робяты пришли, а те все не гожи, робы да пришлецы, да изгои.

– Так…– медленно протянул Духарев, опуская пацаненка на землю.

– Где – покажешь?

– А что дашь? – деловито спросил тот.

– Не обижу!

– Тады беги за мной!

– Серегей, подожди! – крикнул вслед другу Устах, но Духарев только рукой махнул.

– Что за шум? – на крыльцо вышел сам витебский посадник.

– Мальчонка к полоцкому варягу прибег,– тут же доложил отрок, пропустивший пацаненка к терему.– Грит, женку варяга на торгу продать хотят!

Посадник захохотал.

Смеялся долго. Потом обтер выступившие слезы, буркнул: «Ну шутники!» – и ушел в терем.

– Скажи-ка мне, малый, есть у вас в городе Щус-купец? – негромко спросил Устах у смущенного отрока.

– Может, и есть,– пожал плечами тот.– Я сам-то из Торопца, здешних плохо знаю.

– А кто знает?

– Да вот он! – отрок показал на молодого парня у ворот.

Устах кивнул и зашагал через площадь. Утоптанный снег поскрипывал под его меховыми сапогами…

– Ты еще полайся – я тя вона чем приласкаю! – хмурый парень в меховой телогрейке показал кулак маленькой женщине с младенцем на руках.

– Только попробуй! – ничуть не испугалась женщина.– Муж мой тебе руки по локоть обрубит!

– Ой-ой! Уж ли такой грозный? – спросил другой парень, толстый, с белесыми, как у карела, бровями и ресницами, и ущипнул за грудь перепуганную соседку маленькой женщины.

Та взвизгнула.

– Небось муж твой – тоже из ваших? – ухмыльнулся парень, оглядывая презрительно сбившихся вместе мужчин и женщин. Если не считать женщины с младенцем и тощего седого мужчины в черном, все они тряслись от страха. Парню это нравилось.

Их было четверо, плечистых, кряжистых, с тяжелыми дубинками, охранявших дюжины полторы загнанных в угол людишек, даже не пытавшихся сопротивляться.

– Да, из наших! – с вызовом бросила маленькая женщина.

Щеки ее порозовели, глаза блестели от гнева.

– Ягодка! – ухмыльнулся парень.– А дай-ко я попробую, какова ты на щуп. Крытка, возьми у нее дитенка!

– Не смей! – выкрикнула женщина, подавшись назад.– Люди! Помогите!

В большом чадном зале харчевни раздались смешки. Симпатии посетителей были явно на стороне парней.

– А ты бога своего попроси! – крикнул кто-то.

Толстый парень неожиданно с силой хлопнул женщину по лбу, а второй быстро выхватил у нее ребенка. Женщина кинулась к нему, но толстый перехватил ее, стиснул. Женщина вскрикнула, меховая шапка ее упала на пол.

Никто и не думал за нее вступиться.

Во всей харчевне только один человек, сама хозяйка, Качалка, наблюдала за происходящим без одобрения. Черный священник был ее постояльцем и платил серебром. Зато и таскались к нему всякие холопы да изгои…

– Потерпим же, дети мои,– негромко сказал мужчина в черном.– Аки святые великомученики претерпели…

Женщина затихла, глядя на запеленутого в меховую муфту младенца. Парень в телогрейке, делая вид, что сейчас уронит на земляной пол, раскачивал его на ладони. А младенцу нравилось…

– Не балуй, не балуй,– бормотал толстый, тиская женщину.– Не то дрогнет у Крытки ручка – и дитё твое насмерть ушибется.

– Эй, паря, не теряйся! – крикнули ему из-за стола, где пятеро местных, воев по виду, приканчивали уже дюжинный кувшин медовухи.– Задирай хрестянке подол да вали на лавку! Чай не девка, в цене не потеряет!

Внезапно кто-то заслонил дверной проем. Длинная тень упала поперек зала. Высоченный воин шагнул вперед и замер, пока глаза его, после яркого солнца, привыкали к чадному сумраку харчевни.

На него глянули мельком: воин и воин, ничего особого. В дальнем углу разыгрывалось представление повеселей скоморошьих игр.

И шелест вынутого из ножен меча тоже никто не услышал. Только дебелая Качалка, увидев клинок, успела сказать:

– Эй, варяг, ты чего?..

Парень в телогрейке все еще раскачивал младенца, когда тусклая молния прошла поперек его руки.

И рука эта со стуком упала на пол.

Младенца скользнувший вперед варяг успел подхватить свободной рукой.

Клинок варяга мотнулся вперед и кольнул в затылок толстого парня. Как будто совсем легонько – но толстый почему-то сразу отпустил женщину и стал заваливаться назад.

Варяг развернулся и окинул харчевню бешеным взглядом. В левой руке – младенец, в правой – меч…

Парень в телогрейке наклонился, поднял отсеченную руку и попытался приставить к хлещущему кровью обрубку…

Все еще могло бы обойтись… Двое оставшихся парней застыли…

Но тут один из насосавшихся медовухи, обиженный прервавшим развлечение вмешательством, дико заорал: «Бей!»– и, подхватив с лавки топор, швырнул его в варяга.

Воин пригнулся, и топор треснул в стену.

Приятели «топорника» повскакивали с мест, хватаясь за оружие, парни с дубинками, вместо того чтобы бежать со всех ног, решили вступить в бой…

И умерли первыми, даже не успев поднять дубинок.

Варяг вспрыгнул на ближайший стол. Из тех, кто за ним сидел, только один сообразил нырнуть под столешницу. Остальные разлетелись в облаке кровавых брызг.

– Стража! Стража! Убивают! – истошно заорал кто-то, выскакивая во двор.

Варяг спрыгнул со стола прямо в группу упившихся медовухи…

Минуты не прошло, а в харчевне из живых остались только забившиеся в угол христиане, пара-тройка притаившихся под лавками и хозяйка харчевни, с остановившимся взглядом и открытым ртом.

Кто-то снаружи сунулся в дверь, увидел кровавые ошметки и страшную фигуру – и мигом вылетел обратно.

– Серегей! – Слада бросилась к мужу (тощий священник попытался ее удержать, но не успел).– Серегей!