Игорь Денисенко - Ронин Страница 32

Но почему во рту солено от крови? И на душе горечь сожаления? И не радует теплый вечер и березовая роща, в которой я оказался? Люблю березы. Они чем-то напоминают мне женщин — вечно нарядные то зеленые, то золотые с праздничными белыми стволами. Но когда их много не люблю. Темный лес получается. Солнце ещё не ушло за край, а в лесу уже темно.

Может горько оттого, что я потерял близкого мне человека? Синмен сан ушел по моей вине. И хоть он мне не отец и родственник, но как бы я хотел иметь такого отца.

Отца у меня не было. Помнил я своего отца лет до пяти, когда вечерами он читал мне Маугли Р.Киплинга. А в шесть лет я уже читал сам. Первой книгой был Робинзон Крузо. Прочитал я книгу за день и был потрясен тем, что 28 лет жизни Робинзона можно пересказать за один день, и уместить в одной книге.

Отец мне больше не читал. Я конечно виделся с ним на кухне и у телевизора, но он жил своей жизнью, в которой мне места не было. И когда мне было пятнадцать он ушел от нас. Мама сильно переживала. А я не мог понять, чего тут переживать? Ведь в моей жизни ничего не изменилось. Хотя чувство горечи и легкой ущербности было. Было когда какой-нибудь приятель рассказывал как он ездил на рыбалку с отцом, или как возился с ним в гараже, чиня что-то в семейном автомобиле.

Ветки все сильнее впивались в бока. Но я не торопился вставать. Я знал, что стоит мне подняться и жизнь опять погонит меня. И я опять буду бежать петляя и кружась как заяц, путая следы. А мне надо было подумать. Определиться с тем что случилось, как к этому отнестись, и построить планы действий на ближайшее время.

Последние события были уж больно фантастические. От супергероев меня всегда немного подташнивало, как от приторного торта, слишком уж они правильные. Но не от правильности подташнивало а оттого, что мужик с фигурой Аполлона имеет мозги пятилетнего ребенка, что он прямолинейно туп и жив только благодаря своей патологической везучести. Не хотел никогда быть таким. Даже в детстве. Но как мне удалось положить несколько человек за несколько секунд я не знал. Это невозможно было объяснить. Ну, допустим, спортом я занимался с детства, но ниндзя не был. Фехтовал не плохо, не более того, ведь до кандидатского минимума не дотянул. А тут такое..

Такое преображение в мгновение ока бывает только в сказках. Сидел Илья Муромец тридцать лет на печи, сидел себе, сидел и вдруг как раззудись плечо, размахнись рука!

Одно дело пацанов в парке палкой погонять, и совсем другое ножом по горлу.

Убивать никого и никогда мне не приходилось, кроме комаров на своем теле. Но ужаса от произошедшего я не испытывал. Все это осталось где-то в другой реальности, где устраивают эксперименты на людях, где не знают жалости, где жизнь ничего не стоит. Вот и я ни о чем не сожалел. Было и прошло. Только тяжесть в затылке, словно у меня там большая шика. Да на животе что-то тяжеленькое лежит, да резинка на штанах скручена, что в бок впивается. Приподняв голову и осмотревшись, я обнаружил на поясе в завернутом крае штанов ножны от кинжала и четырехлепестковую цубу[8].

Темнело быстро и я чтоб не замерзнуть в своей «демисезонной» больничной пижаме шел быстрым шагом. Хотелось бы бегом, но босиком по лесу сильно не побегаешь. В подошву впиваются безобидные на первый взгляд камешки и невидимые колючки. Пригород — безошибочно определил я по состоянию леса.

Лес был загажен. Да и где он не загажен? Может быть где-нибудь за три тысячи километров где и «ныне дикий тунгус» не встретишь до сих пор пустой бутылки, консервной банки, рваного пластикового пакета. Но и этот лес, в котором бродил я, не смотря на запущенность и пакостные следы человека был полон жизни. Жизнь эта бурлила, щебетала, посвистывала ястребом, каркала вороной, трещала сороками.

Подойдя до зарослей ерги, я увидел синий пластиковый пакет и понял, что в зарослях кто-то есть. Пакет не был признаком присутствия, но взглянув на него лишь миг, я почувствовал это. Пакеты были раскиданы кругом. И за моей спиной, и на поляне, что справа, и на той, что слева. Они торчали запутавшиеся в вершинах кустов и у корней. Прибитые ветром, припорошенные листвой вперемешку с битыми стеклом и пластиковыми бутылками пакеты нагло выглядывали из под лесного дерна.

В кустах кто-то был и ждал. Я сделал шаг и чуть не отпрянул в сторону. Из кусов ерги выпорхнули заполошные серые комочки и полетели через поляну направо. Куропатки. Я проводил их взглядом с сожалением. Крупненькие. И сглотнул, скорее инстинктивно, чем от голода. У мереть от голода в лесу осенью может только ленивый. Шиповник, яблоньки дички, грибы. Осень пора урожая и всякая живность набивает брюхо этим урожаем впрок. Подойдя к дичке я с ленцой стал обрывать краснобокие ранетки.

Зажевал несколько, наложил в подол пижамы, и двинулся дальше. Дальше ранетки тоже росли, но были уже не живые, битые морозом. Странно, отметил я про себя. Заморозков вроде не было? Или были? В десяти шагах друг от друга яблони, а такая разница? Дальше я стал присматриваться к деревьям внимательней. Впереди стояла яблонька вся облетевшая с красными сморщенными сухофруктами на ветках. Следующая яблонька или не яблонька? Плоды как китайский рис, удлиненные. Может это барбарис? Раскусил один на пробу. Кислая ранетка обыкновенная. Но вид у неё? Мутант. Странно. От чего бы это?

Прислушиваясь к лесу, я шагал дальше, огибая пни в поисках опят. Впрочем, их не заметить трудно. Веселые, рыжие как лисица, солнечные опята были видны издалека.

Росли они дружной образцово-показательной семейкой. Удачный пень и ужин обеспечен. С одного пня обычно собирали ведро. А ведро это полный казанок жареных. В юности, когда мы ходили с другом по грибы, наткнулись на поломанную молнией березу. Остов березы был метра четыре. Опята росли доверху. Мы с Серегой срезали пока могли дотянуться. А потом он залез ко мне на плечи и срезал остальные. Получилось два полных рюкзака. Пришлось возвращаться назад. Больше собирать грибы было некуда.

Где сейчас Сергей? как он? Пролезая сквозь густые заросли, я все пытался разглядеть либо холм со звериной норой, либо овраг. Я не знал в каком я времени. Может ушел я не далеко? Может я все ещё в своем времени, только сместился в пространстве? Преследователи мои наверняка не сидели на месте и мне срочно нужно было место для ночлега и желательно под землей. Чтоб не попасть под «всевидящее око». Спутник, конечно, давно запеленговал мой инкод. Но пока я двигаюсь, координаты меняются. А ночью надо отдохнуть спокойно. Отодвигая рукой ветку шиповника, я на мгновение остановил свой взгляд на ней.

Было на что посмотреть. На конце ветки висела обычная красная ягода, а вот в пятнадцати сантиметров перед ней шиповник цвел. Два распустившихся цветка и один бутон. Да, уж. И чего это с природой делается? Сентябрь месяц на дворе.

Привычно трещали сороки. Когда сзади вдруг затрещало и заухало. Я подобрал ветку покрепче и спрятался за широкий ствол дерева. Что-то трещало и тяжело дышало топая по звериной тропе, тяжело вминая в дерн сухие ветки. Через некоторое время появилось оно.

Широкое, высокое. С красным исцарапанным от веток лицом, покрытым шишками от укусов насекомых. Лицо, несмотря на укусы, широко и потно улыбалось. Типичный грибник определил я. Типичный жадный грибник, поправился я. Если нормальный человек понимает, что в лесу помимо одежды и сумы необходимы свободные руки. Ветки на пути убирать, через заросли перебираться, от мошки отмахиваться. То жадный грибник думает только о том чтоб побольше унести. А как это ему придется нести, он не думает. Вот и сейчас это чудище с рюкзаком выше головы набитым грибами и двумя необъятными баулами бегемотной рысью перло по лесу.

— Дядя, ты конечно извиняй, но мне нужны ботинки, — сказал я выходя из-за дерева с палкой наперевес.

Грибник опустил баулы на землю и не спеша вытер красное исцарапанное лицо носовым платком в клеточку.

— А то! — произнес он утираясь.

— Извини, говорю мужик, но мне нужны ботинки! — напустил я на себя грозный вид.

— А то! Они всем нужны, — согласился мужик, кивнув испитым лицом, — А ты кто? Чего в пижаме по лесу бегаешь? Поди муж вернулся не вовремя? А?

Мужик хохотнул и улыбнулся отчего лицо сразу прорезали борозды морщин. Лет пятьдесят, определил я навскидку, этому лицу с седой недельной щетиной.

— Нет. Я псих беглый!

— Не похож! — отрицательно закачал головой грибник.

Тоже мне Станиславский! Верю, не верю мне тут устроил! Но что делать? Зла у меня на него не было? Не мог я вот так запросто ни в чем не повинного человека ограбить, убить. Не мог. Я скорее замерз бы, но убивать невинного человека, пусть даже безымянного алкоголика, выше моих сил. Это я понял сразу. Поэтому и вид не мог сделать внушительный и пригрозить как следует. Вот если б он сам напал и угрожать начал.