Андрей Величко - Дядя Жора Страница 32

— Значит, — продолжил я, в то время как Гришка хлебал чай и зажирал его уже как минимум четвертым пирожным, — у меня к вам просьба. До меня дошли слухи о вашем… хм… ясновидчестве, скажем так.

Собеседник застыл и уставился на меня, не обращая внимания на выпавшее изо рта что-то недожеванное, но теперь в его глазах был откровенный страх.

Ага, подумалось мне, значит, успел уже сокол наш ясный прищемить кому-то хвост, но, видимо, не очень серьезно, иначе мне доложили бы. И попытался успокоить гостя:

— Да не волнуйтесь вы, подумаешь, наговорили на вас! На меня вон сколько наговаривают, и катом, и исчадием ада называют, и еще черт знает как.

Однако моя речь почему-то не принесла успокоения явно мятущейся душе Григория Ефимовича. Решив попробовать другую методику, я рявкнул:

— Не трясись ты мне тут как осиновый лист! Было бы за что, так ты бы уже давно не со мной беседовал. У меня к тебе дело, то есть соберись и слушай! Пока я, действительно, не потерял терпение и не отправил тебя в подвал минут на сорок. Значит, от тебя требуется смотреть на проходящий мимо тебя народ. Если про кого-то тебе что-то покажется, скажешь это стенографисту, он запишет. Если с кем-то захочется поговорить — ткнешь в него пальцем. Как устанешь — сообщить об этом старшему по операции. Понял? Еще раз спрашиваю — ПОНЯЛ?!

— Так точно! — вскочил Распутин, опрокинув при этом стул.

— Вот и замечательно. Операция будет завтра, а пока копи силы. Здесь копи, тебя проводят в комнаты, и из них ни ногой! А то пристрелят ненароком. Пирожные понравились? Хорошо, скажу, чтобы принесли килограмма два. Какой еще мадеры?! Ты, блин, лучше меня не зли. Чаем обойдешься! Все, свободен, вот твой провожатый, иди, куда он скажет.

Еще до проверки несколько человек пустились в бега, и теперь полиция под контролем Алафузова пыталась установить их местонахождение, хотя я сильно подозревал, что дальше мелкого воровства их прегрешения не идут. Гришке Распутину не понравилось человек двадцать, их на всякий случай взяли под наблюдение. Рекс указал на троих, причем один вызвал у него прямо-таки ярость, мелкий кошак рвался к Рыжику за подмогой, видимо, реально оценивая свои физические возможности, и, чтобы его утихомирить, пришлось звать Настю. И лишь когда того типа уже в наручниках провели мимо него, Рекс, пошипев еще с минуту, окончательно успокоился.

В результате у Алафузова и Танечки прибавилось работы, а я поставил перед величествами вопрос ребром. Или в Зимнем появляется нормальная система отопления вместо амосовских печей, которые требуют более трехсот человек для обслуживания и занимают крайне нужные под что-нибудь полезное подвалы, или все величества переселяются в Гатчину, где все печи давно разобраны, подвалы используются по прямому назначению, а за дворцом, у пруда, уже два года стоит небольшая ТЭЦ. Потому что когда по дворцу шастают сотни истопников, обеспечить нормальную охрану невозможно! Мало вам одного Халтурина?

Величества согласились, что это не дело, и дали добро на установку батарей. Правда, сразу встал вопрос о месте расположения будущей ТЭЦ. Тут я малость слукавил и выдвинул заведомо неприемлемое требование, чтобы величества, не допустив такого поругания основ, почувствовали себя победителями и легко согласились с реальным вариантом.

В общем, сначала я предложил им поставить ТЭЦ на Дворцовой площади. Пока Гоша с Машей молчали, онемев от такого святотатства, я успел описать сияющие перспективы:

— Разумеется, это будет не серая бетонная коробка, а памятник архитектуры в стиле барокко! Или, наоборот, ампир, я в них плохо разбираюсь. Титанов поставим трубу держать! То есть атлантов, я хотел сказать. Но не таких неприличных, как у Эрмитажа, а развернутых кормой к публике, руками они будут в трубу упираться. На самой трубе сделаем завитушки, а на самом верху — скульптуру! Есть же тут на площади какой-то столб со статуей, так вот, пусть еще один будет, только повыше и потолще.

Переждав бурю возмущения, в процессе которой мне сообщили много нового про мой художественный вкус, я, с расстроенным видом и скорбью в голосе, сдался:

— Ладно, что с вами сделаешь… Тогда построим ее во внутреннем дворе Адмиралтейства. Давно, кстати, пора стоящие там сараи снести, а то с Невы не вид, а сплошная похабень! Это я еще в позапрошлом году заметил, когда смотрел, откуда Маше анархисты будут в окна стрелять. Но моих атлантов-трубодержцев не троньте! Будете саботировать — сам эскизы нарисую, во всю ширь своего художественного таланта.

Несколько забегая вперед, не могу не похвастаться — мои атланты стали еще одной достопримечательностью Питера. И, начиная с осени десятого года, Адмиралтейство называли уже не "Под шпицем", а исключительно "Три жопы".

Тем временем Татьяна доложила о первых результатах разработки подозрительных с точки зрения Рекса личностей.

— Старший истопник Клюев — просто дурак. Но его помощник — интересная личность, я пока не отправляла его на форсированный допрос, рано. Знаете, где он служил до Зимнего? В министерстве внутренних дел, причем устроился туда по протекции, правда, чьей именно, уже вряд ли получится точно установить. Но уволился он оттуда на следующий день после смерти Витте! И полгода его вообще никто не видел. А потом он снова появился и еще год ждал, когда в Зимнем место освободится, на что жил при этом — неясно. В общем, есть над чем поработать. Легенда для него — что кто-то украл нитку жемчуга у императрицы, и якобы им со старшим шьют это дело.

— Так, а что с тем, на кого Рекс окрысился?

— Увы, шеф, конфуз. Самый настоящий, я все проверила. Этот швейцар — он обыкновенный владелец кошки. И угораздило же его утром, перед проверкой, утопить трех котят! Кошка родила пятерых, но он знает, что больше двух ей все равно не выкормить. Я его уже перевела из камеры на второй этаж, обеды ему из столовой таскают… Надо отпускать.

— Да, действительно, неудобно получилось… Значит, дайте ему в порядке компенсации тысячу из моих средств. И еще одну — за то, что в Зимнем он больше работать не будет, пусть ищет другое место. Если захочет, может устраиваться здесь, в Гатчине, дверей тут много, а протекцию я ему составлю.

— Шеф, если разойдутся слухи, что человек за два дня, проведенных в гатчинских подвалах, получил две тысячи рублей, то вы представляете, сколько сюда сбежится желающих?

— Так предупредите, чтобы не болтал. А объяснение, откуда деньги, пусть дает самое простое — выполнял секретное поручение канцлера! Выполнил, мол, вот и получил награду.

Тем временем события в Манчжурии шли своим чередом. Каждый день, около пяти утра, китайцы начинали штурм первого укрепрайона. К двум часам, потеряв от пяти до десяти тысяч человек, они откатывались на исходные позиции. В шестнадцать часов та же история начиналась по новой и продолжалась примерно до двадцати двух — двадцати трех. Шлиффен считал, что это отвлекающая операция, а основной удар будет нанесен между вторым и третьим укрепрайонами. По его мнению, противник планировал, прорвавшись километров на пятьдесят, повернуть направо и далее наступать на Инкоу, имея в виду перерезать железную дорогу и тем самым нарушить снабжение первого и второго укрепрайона. По данным авиаразведки, народу на это дело собиралось около четырехсот тысяч, а количество армий непрерывно менялось от трех до пяти по причине перманентных реорганизаций — это мы знали уже на основе радиоперехватов и агентурных данных. Авиации противника в воздухе пока не замечалось, из наших летали только разведчики, да и то не очень часто.

Гоша издал указ, где, как и обещал, объявил Желтое и Восточно-Китайское моря зоной боевых действий, в которой можно находиться только с разрешением от русской или курильской администрации. И флот Одуванчика на следующий же день вышел в море, надеясь прихватить несколько не успевших разбежаться нарушителей.

Кроме указа, русский император обнародовал еще и обращение к мировому сообществу, в котором предлагал считать нападение без объявления войны преступлением, совершивших это — военными преступниками, подлежащими международному суду с последующим повешением. Прогрессивная часть этого сообщества в лице кайзера, микадо, черногорского императора и непонятно как оказавшего в данной компании султана немедленно выразила свое одобрение, и Георгий Первый поручил канцлеру озаботиться организацией Международного Трибунала. В "Пари Суар" тут же появилась статейка, где автор задавался вопросом — в каком пространственном положении и за какой именно орган я буду вешать Сунь Ят-Сена, и кто составит ему компанию в этом интересном процессе. Я же опубликовал заранее написанный труд "Размышления о войне", в котором пытался убедить читателей, что преступлением является всякая агрессия, а не только необъявленная. Пусть руководство стран-агрессоров знает, с пафосом восклицал я, что теперь война лично для него может кончиться не подписанием насколько-то там невыгодного мира, а хорошо намыленной веревкой! По донесениям разведки, в ответ на мой труд в Англии уже писалось два документа. Первый из них был заявлением Форин Офис, где обращалось внимание, что статья подписана просто "Георгий Найденов", без указания должностей. И Англия надеется, что эта писанина действительно является плодом переутомления чрезвычайно загруженного в последнее время Найденова, а не официальной позицией Российской Империи. В общем, они все поняли правильно — пока я их просто слегка пугал как частное лицо. Второй же документ был частным письмом от короля Эдика, в котором он убеждал меня в своем безграничном миролюбии и намекал, что в английской системе власти нельзя безоговорочно относить короля к высшему руководству.