Александр Афанасьев - Наступление ч. 3 (СИ) Страница 33

— Только ты не думай, что умрешь смертью шахида — сказал офицер — подохнешь, как собака, хоронить тебя тоже не будем. Подохнешь как собака.

За спиной у Алишера хрипела на поводке овчарка, и он знал, что это такое. Укушенному собакой — не место в раю.

Офицер повернулся, показал на лежащего у машины скорой связанного Мирзу — тот был ранен при штурме и шумно, как то мокро, с всхрипами дышал.

— Повесить вы…дка! — приказал он

Виселицу сооружать тут было не из чего, да и тратить время не хотелось. Двое младших офицеров — один недавно потерял целое отделение в зеленке — подтащили Мирзу к петле из стального троса, петля была приделана к талю, который использовался для ремонта самолетов. На шею Мирзе накинули петлю, потом один из офицеров нажал кнопку — и барабан стал наматывать трос. Умирал Мирза долго, минут пять.

— Подохнешь так же — сказал офицер — а потом вот что сделаем. Тут у нас одному прапору сала прислали, с Украины. Вот я тебя повешу, потом сало в пасть запихаю и на самолет. Как об землю е…шься тысяч этак с трех метров да на камни — потом не опознают. Так и предстанешь перед Аллахом с салом в пасти — потом и доказывай, что ты его не ел. Если будешь говорить — клянусь Аллахом, убьем как мужчину и воина. Попадешь в рай. В высшее общество. Ну, что?

Алишер хрипло рассмеялся

— Аллаху Акбар! — выплюнул он в лицо советскому офицеру

— Как знаешь

Офицер сделал знак — и проводник спустил собаку…

— Алла-а-а-ху Акбар Алла…..

Плывет над старым Карачи протяжный напев азанчи, призывая правоверных вставать на молитву, ибо суров Аллах к преступающим, и в день страшного суда спросит за все, за грехи, известные людям, и за грехи, ведомые одному лишь Аллаху. Коран говорит — спасутся те, кто уверует. Но много ли веруют те, кто несет слово его?

И много ли веруют те, кто несет в мир беду именем Его?

Здесь, в районе парка Ништар, на намаз мало кто встал. Молодежь, студенты — шумное, смешливое племя, нетерпеливо смотрящее в будущее и не желающее отдавать даже самой малой дани прошлому. В них, в этих пацанах и девчонках, которые идет по тротуару, переговариваются, целуются — будущее этой страны. Трудно поверить, что кто-то из них, кто учится, чтобы стать врачом, инженером, агрономом — может надеть чалму на голову, взять автомат и пойти убивать.

Но ведь идут!

Старый, белый, запыленный Мерседес, на лобовом стекле которого была наклейка "Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммед пророк его" притормозил напротив парка, около одного из небольших дуканов… или магазинчиков, здесь, в самом европейском городе Пакистана, если не считать, конечно, Исламабада — и тут же из магазина выскочил молодой парень, перебежал тротуар и ввалился в раскрытую навстречу дверцу Мерседеса. Машина сразу тронулась…

Человек, сидящий на заднем сидении — он походил на внезапно разбогатевшего (вероятно на наркоторговле) крестьянина — неторопливо перебирал сухими, сильными пальцами необычные, обсидиановые четки.

— Ас саламу алейкум, Заболь — поздоровался человек — хуб асти?

— Ас саламу алейкум, падар… — ответил Заболь — хайли хароб.

Пароль и отзыв. Сигналом тревоги было бы одно из двух — если бы молодой собеседник назвал пожилого эфенди, а не падар, отец, и если бы он сказал, что все хорошо. Это значило бы, что он находится под контролем пакистанской контрразведки.

— Перейдем на русский? — предложил старик — ты знаешь его?

— Немного рафик — признался молодой — я учил его на курсах и долго не говорил на нем. А вы где хорошо узнали русский?

Старик в душе улыбнулся — в этом мире его по-прежнему принимали за кого угодно, только не за русского. Впрочем, русским он и не был… если только по духу. По духу он был русским узбекского происхождения, как говорили многие, когда был жив Отец.

— В армии — ответил старик — я учился в России. Давно.

— Мой учитель на партийных занятиях говорил, что русский надо знать, если ты хочешь добро Афганистану — похвастался молодой

— Вероятно, он был прав. Как ты живешь, Заболь?

— Молодой афганец пожал плечами.

— Как все, падар. Торговля — дело такое, если ты вложил тысячу афгани, тебе вернется две. Это везде так, и никто если торгует — не знает голода.

— Тот, кто теряет осторожность, теряет все — заметил старик — тебя не взяли под наблюдение?

— Нет. Я беженец, такой же, как и все.

— У беженцев обычно не бывает денег. У тебя они есть.

Молодой покачал головой.

— Ошибаетесь, падар. Треть из тех, кто торгует на рынке, афганцы, потому что местные ленивы и пресыщены. Власть не дает афганцам торговать, и поэтому они торгуют от имени местных, платя им. Так делаю и я.

— Кто этот местный?

— А-а-а… шайтан, бачахук[43]! Он опьяняет себя запрещенным начиная с утра!

— Будь осторожнее.

— Рафик джангар предупреждал меня, падар.

Старик поморщился — он знал, кто такой рафик Джангар, это было не имя, просто кличка — но даже ее произносить тут не следовало.

— Вы пришли, чтобы дать мне работу, падар? — спросил молодой

— Работу. У тебя ее нет?

— Это не работа.

— А что — работа?

— Работа… сражаться с врагами, падар. Видеть, как течет кровь, которую ты им пустил.

Старик покачал головой

— Смири коня гнева своего уздечкой благоразумия, юный аскер. Твоя работа — не лить кровь, ты обязательно отомстишь, но произойдет это не сразу. Скажи — ты знаешь про то, какие караваны ходят из порта?

— Знаю, падар.

— И какие же?

— Это караваны, которые везут смерть. В порт приходят суда, разгружают их в огороженном месте, там все охраняется, не пройти. В колонне — армейские машины, охраняет их тоже армия. Очень много армия, падар.

— И куда они идут?

— На север, как вы и сказали, падар. Часть разгружается в Кветте. Часть идет в Пешавар дорогами племенной зоны.

— А кто ездит на этих машинах?

— Разные люди ездят, падар. Есть военные машины, но их немного. Нанимают, у многих сейчас есть хорошие машины, там можно хорошо заработать, если держать язык за зубами и делать то, что скажут. Вы хотите…

— Я хочу, чтобы ты проявил свои таланты, Заболь. Таланты торгового человека, у которого тысяча афгани, которые он держит в руках — превращается в две. Пусть эти люди покупают в твоей лавке. Пусть они покупают только у тебя в лавке.

— А дальше, падар? — спросил Заболь

— Иншалла — пожал плечами старик — все будет так, как решит Аллах…

Хабиб, молодой афганский водитель, который только получил от отца старенький носатый, но тяговитый и послушный Мерседес и был этим несказанно горд — соскочил с туниса[44] на котором ехал прямо напротив открытой двери, моментально исчез в людской толчее Эмпресс-маркет, старого рынка Карачи, который вовсю работал еще при англичанах. Вслед ему водитель микроавтобуса бросил забористое ругательство, обвиняя его в сожительстве с собственной матерью. Но Хабибу было не до этого…

Он кое-что знал — в конце концов, рос в семье, где глава семьи крутил баранку и сам впервые оказался в душной, тесной, провонявшей солярой кабине старого Мерседеса в пять лет — отец посадил его за руль, и медленно поехал, а он держался изо всех сил за руль и был горд тем что рулит. Он знал то, что на машину можно заработать за десять лет тяжелого, горбатого, опасного труда — а можно это сделать и за один год. Нужно просто рискнуть. Белый порошок в пакетах. Золотой сон. Три девятки. Белая смерть. Два слона. Много имен — но суть всегда одна. Деньги — деньги, деньги и еще раз деньги. Можно было умереть — но можно было стать таким богатым, что даже ты сам не будешь точно знать, сколько у тебя есть денег…

Его отец состарился за рулем, старческая немощь поразила его — и все что он смог в жизни, так это перестать работать на хозяина, амира и купить собственный старенький Мерседес. Хабиб намеревался разбогатеть еще до тридцати…

Он не будет, так как отец — смиренно благодарить Аллаха за нищенскую, горбатую долю. Нет, не дождетесь!

Белый кристаллический порошок рождался не здесь. Он рождался далеко отсюда в местности, которая называлась "Золотой треугольник" — далекое, труднодоступное место на стыке границ Бирмы Лаоса и Таиланда, оно контролировалось генералами — повстанцами, которые никому не подчинялись и там, на тайных плантациях рос опиумный мак. Там где его собирали местные жители, там же обычно его перерабатывали с помощью серной кислоты на диаморфин, известный всему миру, как героин. Белая смерть, рай на земле, превращающийся в ад. Он приходил в порт, потом доверенные люди доставляли его на север. Там, по слухам — переправляли его через границу, чтобы шурави травились и умирали, им за всем за этим стояли американцы. И местные. Хабиб слышал разговоры — каждый, кто занимается этим должен дать, принимает бакшиш не сам "отец нации" — а его супруга Шафика Зия. Если ты не дашь — то рано или поздно тебя найдут в придорожной канаве. Не так давно арестовали лейтенанта из штаба ВВС — в багажнике служебной машины мешок с героином, да не один. Лейтенанта задушили в камере. Дело закрыли. Не попадайся!