Александр Мазин - Легион против Империи Страница 33

И вдруг лагерь вспыхнул. Разом, словно разлившееся по плите масло. Огонь охватил палатки. И непонятно откуда взявшиеся кучи древесины… Испуганные лошади взбесились, рванулись из ловушки, сбрасывая и топча всадников. Те, что удержались в седле, пытались найти выход… Не через пролом – в него продолжали вливаться всё новые шеренги, – а через лагерные ворота…

Которые оказались закрыты. Снаружи. Да так качественно, что сразу и не сломать.

Лишь главные, преторские ворота разогнавшимся по виа Преториа латникам удалось вынести. С разбега. И с разбега «наткнуться» на залп «скорпионов». Практически в упор. Доспехи катафрактов не защитили хозяев от тяжелых дротиков. Люди и лошади полетели наземь, образовав естественную преграду на пути других. Но – не остановили. Обезумевшие кони скакали прямо по бьющимся в агонии телам – и тоже падали. Пронзенные дротиками или просто споткнувшись…

Всё получилось даже лучше, чем рассчитывал Черепанов. Без малого тысяча катафрактов успела ворваться в лагерь раньше, чем его подожгли. А те, что остались снаружи, в панике, в тесноте, пытаясь развернуться, наглухо законопатили пробитую брешь. И тут в атаку бросились когорты Третьего и Двенадцатого.

Увидев бегущих легионеров, катафракты попытались развернуться навстречу… Кто-то из персидских командиров погнал вперед приотставшую легкую пехоту – лучников, пращников… Персидского командира можно понять. Он хотел выиграть время, создать буферную зону, которая дала бы возможность коннице развернуться и нанести удар сходу. Последнее – очень важно. Главная сила латной кавалерии – стремительный разбег. Но перс, верно, не знал, как быстро умеют бегать легионеры. Стрелки и пращники не могли причинить римлянам особого вреда… И не успели убраться с дороги. Увидев набегающий строй, они в ужасе кинулись наутек – прямо под ноги всадникам, лишив тех возможности взять настоящий разбег. А тут еще заработали подтянутые римские орудия, осыпая латников дротиками и камнями. Чтобы победить, персам нужно было самим ударить в римский строй, ударить мощно, концентрированно, вынося и опрокидывая римские шеренги друг на друга, прорвать линии, втоптать в землю тех, кто не успел отпрыгнуть, вспороть римский строй во всю глубину, насквозь. Потом развернуться и ударить еще раз, в спины, беспощадно, безжалостно, пронзая копьями, разя клинками, сбивая с ног железными грудями лошадей… В общем, совершить всё то, что и делало персидских катафрактов непобедимыми в бою.

Вместо этого не успевшая разогнаться кавалерия приняла на себя удар бегущей римской пехоты. Нет, персы не сдались. Они дрались умело и беспощадно. Длинные копья пронзали римлян, мечи разили сверху… Но без скорости всё это было совсем не так страшно. У римлян тоже имелись длинные копья, которыми дальние ряды пытались достать всадников через головы передовых. У римлян были крепкие скутумы, которые не так просто было пробить без разбега. И они тоже умели давить, давить крепко и мощно, когда задние подпирали тех, кто впереди, тесня храпящих лошадей, пронзая мечами ноги всадников…

Черепанов перевел взгляд с окрестностей горящего лагеря на становище персов.

Там, само собой, уже сообразили: происходит что-то нехорошее. Важно, что теперь предпримет сатрап. Если решит окопаться в лагере, весь план Черепанова может развалиться. Нет, не должен. Не может же он бросить на произвол судьбы, вернее, на произвол римлян несколько тысяч отборного войска…

Сатрап не бросил. Черепанов вздохнул с облегчением, когда увидел выезжающую из лагеря и строящуюся в боевые порядки конницу… А вот и легионеры Аптуса бегут. Правильно бегут. У персидского военачальника должно возникнуть предположение, что легионеры спешат на помощь своим. Тем, кто сейчас выжимает сок из угодивших в западню катафрактов. Что ж, пусть спешат, должен подумать сатрап. Если еще несколько тысяч пехотинцев примкнет к остальным – худа не будет. Итак, персидские всадники выглядят малым островком в окружении превосходящих сил Двенадцатого и Третьего.

Чем больше римлян скопится в одном месте, тем эффективнее будет удар латной кавалерии. А еще можно будет пустить легкую конницу – лупить разбегающихся римлян…

Вероятно, персидский командующий так и рассуждал, потому что не очень торопился бросать в бой оставшихся катафрактов. Которых, на взгляд Черепанова, оставалось не так уж много. По грубым прикидкам – не больше полутора тысяч. Ну же, Аптус, занимай позиции!

И Гонорий занял. Именно там, где предписывалось. На дальнем краю вырубленной рощи. Ну-ка, господа кавалеристы, попробуйте галопом – по пенькам! А еще у нас для вас – сюрприз!

Катафракты тоже понимали, что вырубка – не лучшее место для разгона. Конечно, деревья сажали аккуратно, правильными рядами, но брошенные ветки, рыхлая земля… Держать плотный строй в таких условиях трудновато… Но можно. Главное – умело править лошадьми, чье зрение существенно ограничивают наголовники и наглазники.

То есть кое-какой разбег катафракты взять сумели…

Страшное это зрелище – когда на тебя летят закованные в железо всадники! Огромные, грохочущие, ревущие… И еще страшнее, когда вдруг, разом, опускаются копья и кажется, что устремлены они прямо на тебя…

Так что всадники в первых шеренгах ничуть не удивились, когда линия красных щитов подалась назад…

И опрокинулась.

То есть именно так: только что была сплошная линия скутумов – и раз! – все легли. Вместе с теми, кто их держал. Зато «выросла» целая грядка торчащих под углом копий. То есть даже не копий, а острых топориков на длинных древках и тонким острием наверху.

Катафракты не удивились. Просто не успели. Прогрохотали копыта по щитам… И тот же воздух наполнился жуткими криками раненых лошадей. Первая шеренга персидской конницы полегла практически вся. Несколько секунд – и перед второй линией римлян уже бьется в судорогах живой вал из смертельно раненых животных и придавленных ими всадников. И вторая шеренга конницы, тоже с разбега, врезается в это жуткое месиво… Третья успевает как-то сдержать разбег, но всё равно накатывается на красных «черепашек» под скутумами… И те, вскочив, атакуют потерявших скорость смятенных персов. Они сдергивают их с седел «бородками» своих топориков (те, у кого не вырвали из рук оружие пронесшиеся над ними лошади), другие колют не полностью защищенные железом ноги катафрактов…

Пока персы сообразили побросать копья и взяться за мечи и булавы, их стало уже на несколько десятков меньше. А тут еще по задним рядам отработали навесом трофейные орудия…

Три тысячи легионеров Парфянского бросились бегом, «клещами» охватывая сбившуюся конницу… Еще немного – ловушка захлопнется и тогда вторую волну катафрактов постигнет участь первой.

Персидский сатрап был опытным военачальником. И понял: ситуация критическая. Он поступил именно так, как ожидал от него Черепанов. Не исключено, что он сам поступил бы так же на его месте.

На персидской стороне загудели трубы, и тяжелая пехота персов, несколько тысяч бойцов в шлемах и кольчугах, с большими овальными щитами, с копьями и мечами… Словом, ничуть не уступающие в вооружении легионерам, бросилась на помощь коннице. Бросилась со всех ног, в свободном строю… Лишь бы быстрее…

А те, кто командовал катафрактами… Может быть, они погибли в первых шеренгах… Или просто растерялись… Но вместо того, чтобы организованно выйти из боя, перестроиться (большая часть конницы всё еще оставалась боеспособна) и ударить снова, три четверти катафрактов, больше тысячи копий, решили самостоятельно выйти из боя. Точнее говоря – удрать. Само собой им хватило ума не скакать напролом, через собственную пехоту, благо места была довольно, и катафракты свернули в сторону, огибая бегущих пехотинцев с правого фланга… Как раз там, где Черепанов запланировал атаку армянской латной кавалерии.

Префект Меружан оказался перед выбором: выждать, пока катафракты вихрем пронесутся мимо – к персидскому лагерю, и уж тогда ударить во фланг пехоте.

Или атаковать равных.

Первый вариант выглядел вкусно: катафракты играли на руку армянам, потому что закрыли их от пехоты. Скорее всего, те не успеют увидеть врага и встретить его в правильном строю…

Второй вариант тоже был неплох, потому что в случае успеха принес бы Меружану славу победителя персидских катафрактов. Конечно, Меружан колебался недолго. Да он вообще не колебался.

Пронзительный свист, рявк трубы – и армяне, опустив копья, с грозным рёвом устремились на старинного врага.

Если бы персы были готовы… Если бы они верно оценили численность армянской конницы… Если бы они были в строю, тогда бы они в считанные секунды (как они умели) развернулись навстречу летящей и ревущей волне армянской кавалерии. И помчались на врага еще более сокрушительной волной…

Но персы отступали розно, не строем, а неуправляемым потоком. Так что когда их командиры оценили степень угрозы (вовремя!), то времени на отражение уже не осталось. И каждый катафракт, глянув влево, ощущал себя уже не частью единой боевой машины, а, считай, одиноким всадником, на которого несется вражеская лава. А что бывает, когда во фланг отступающей коннице ударяет точно такая же, но свежая, как следуют разогнавшаяся, каждый катафракт знал отлично. Потому что сам не единожды проделывал этот маневр с отступающим противником.