Александр Рубан - Феакийские корабли Страница 33

— Ты рассуждаешь, почти как Тоон, — сказал Демодок.

— Тоон? — равнодушно переспросил Командор. — Это твой новый знакомый? — Демодок кивнул. — А, может быть, ты его придумал? — Демодок послушно улыбнулся и вскинул брови, но Юрий Глебович не шутил. Улыбался — да, но не шутил. — А, может быть, и тебя, и его вообразил кто-то третий?

— Ну, слушай, это уже…

— А какая разница, Дима? Ты — есть. И ты хочешь быть дальше. И знаешь, что тогда самое главное?

— Когда?

— Всегда. И везде. Везде, где есть люди и где они хотят быть дальше… Ты пойми, я ведь сразу сказал: мне это только иногда кажется — вся эта бредятина. Но в какие бы дебри я ни забирался, или наоборот, как бы реалистично я ни рассуждал — самым главным оказывается оно и то же. — Командор замолчал. Надолго. — Терпимость, — сказал он наконец. — Или независимость мысли — но это другое название того же самого. Да-да, и не спорь, пожалуйста, а подумай. Разве может мысль быть независимой, если она нетерпима к другим? Безоговорочное отрицание — это уже зависимость! Вот так…

Они помолчали.

— А вывод? — спросил наконец Демодок.

— Выбор, ты хочешь сказать? Я его уже сделал. Наденька тоже. А твой выбор зависит от цели. И — в какой-то мере — от обстоятельств. Обстоятельства у тебя крутые: кто-то подарил тебе десять знаков, то есть, явно завысил уровень твоей компетенции. А человек, вылезающий за пределы своей компетенции, как правило погибает — и не только в нашей профессии. Кому-то ты здесь очень мешаешь…

— Там я мешал богам, — сказал Демодок. — Ну, а здесь — если рассуждать по аналогии, — Информаторию?

— Разве что если по аналогии… Тиран-компьютер — это сказки двадцатого века. У компьютера есть пользователи, их наверняка можно обнаружить, ухватить за шкирку, вышвырнуть… сесть на их место… Только всё это чушь. Я остаюсь тут не для того, чтобы вершить революции и основывать новые религии.

— Ты — остаешься?!

— Да. И давай не будем об этом. Я нужен им, Дима. Они тут слишком все одинаковые, не миновать им Мертвых сфер, если не будет таких, как я… поперечных. Мне не надо ни стрелять, ни проповедовать, мне надо просто быть. Здесь. Самим собой… И всё. Кончили. Давай о тебе. Ты хочешь вернуться?

— Естественно.

— Очень хочешь? Ты ведь уже старый человек!

— Очень… Очень хочу.

— А если не доживешь и умрешь в пути? Он может оказаться слишком долгим!

— Всё равно. Лучше в пути, чем… Хватит с меня богов!

— Понятно… Путь такой. Почти на пределе досягаемости моего шлюпа я обнаружил мир, который тоже вряд ли тебе понравится, но из которого, может быть…

Эпилог

«У нас, товарищь Горбачев, появился новенький. Все психи как психи, а этот буйный. То-есть буйных у нас тоже хватает и я вам писал про одного прошлую неделю, но что-бы такой буйный!? Вот почитайте что он говорит: он говорит, что звезда над объеденением Томскнефть которая символирует газовый факел наших славных Томских нефтяников, буд-то это совсем не звезда, а радио-бакен для заоблачных сфер и что все мы покатимся в загробный мир, если не будет под ней чесного человека. Это он так глупо понимает вашу Перестройку. Псих, что с него возьмеш, лечить надо! Но это ещё семечки, что он говорит, и это ещё невредно, а вот и ягодки. Он как-то раз говорил, что из объеденения Томскнефть наших славных Томских нефтяников надо сделать музей завоевания природы, а из Областного совета музей политического руководства, а из Областного театра музей управления культурой, и что однажды это уже сделали. А я точно знаю что никаких музеев там не было и все Томичи это вам скажут, и что деревья там всегда росли, а он говорит вокруг музеев была базальтовая площадь километром диаметр и называлась Пантеон, а это всегда была площадь Революции. И получается он не просто псих, а псих вредный. И для Перестройки вредный, и для нас нещасных которые хотят вылечиться. Что он с Гомером дружил это его личное дело и никого некасается, пускай-бы себе лечился от своего Гомера и нас-бы не мучил. А он пристает к нам что-бы все были терпеливыми и друг-дружку понимали. А как его поймеш когда он про загробные сферы заговаривается и говорит что все мы ненастоящие, он один только. Как же быть терпеливыми, когда от таких как он терпение у Народа лопнуло и вы, товарищь Горбачев, Перестройку начали!!! А он обложился своим Гомером которого ему сестра принесла и сказала что можно, и он каждый день что-то пишет, а мне писать не разрешают. Сестра хитрющая и все мои письма находит и отбирает, но два раза не нашла и я их за окошко выбросил, добрый человек подберет и отправит. И это письмо я тоже за окошко выброшу если сестра не найдет. А у него не отбирают и говорят что пусть пишет, его это успокаивает.

А меня может-быть тоже!!!

Вот написал вам письмо дорогой Михаил Сергеевич, и на душе как-то лучше, а вы сверху скажите что-бы у него тоже тогда отбирали, потому-что про Гомера он тоже наврет.»

А. Балакур. Герой эксперимента

«Если теория противоречит действительности — тем хуже для действительности!»

Науки не было. А понимать хотелось.

Одушевление непознанных стихий материального мира неизбежно перерастало в их персонификацию. Последняя являлась наиболее зрелой, гармонической стадией жизни очередного мировоззрения, обреченного, подобно всем прочим, на постепенное дряхление и смерть. После смерти мировоззрения в сознании социума оставались призраки — в мифах, волшебных сказках, исторических преданиях.

Так, Афродита (она же Венера) не всегда была бессмертной распутной бабенкой, какой изобразили её Гомер, Гесиод и Овидий. Начав свое существование в качестве хтонического божества одушевленной силы земного плодородия, она постепенно сдавала свои позиции, пока не докатилась до узкой специализации в сфере любовной страсти. Нынешним же венерологам нет никакого дела до её биографии: они занимаются лишь некоторыми последствиями упомянутой узкой сферы деятельности богини.

А призрак Афродиты влачит жалкое существование в фаллических анекдотах и чуть более пышное — в произведениях куртуазного искусства на темы античности.

Та же участь постигла и христианское мировоззрение. От грозного, неумолимого, всеведущего и вездесущего иудейского Яхве, безликого, но с тысячью имен — до благостного Саваофа, восседающего верхом на облаке, с розовыми пятками и с такой же лысиной под золотистым колечком нимба. Посередке биографии — Христос: обожествленная персона при жизни и персонифицированный бог после смерти. Плюс великое множество волшебных сказов об ангелах и святых из рыцарских романов средневековья: это уже призраки…

Когда законы природы подверглись массированной атаке логического мышления, не оставлявшего места для их одушевления и тем более персонификации (разве что в юмористическом плане, как, например, «Персональный магнит» в рассказе О.Генри), — как раз тогда заявили о себе законы развития социума. Их расшифровка оказалась не под силу формальной логике — и теперь уже не природные стихии, а стихии общественные погнали нас по новому кругу жизни и смерти мировоззрений.

Одушевленная идея Всемирного Братства, сиречь Коммуны, нашла свою персонификацию в Марате и Робеспьере; Национал-Социализм уродливо, но успешно воплотился в личности Адольфа Шилькгрубера; а Диктатура Пролетариата божественно предстала в смертной оболочке Иосифа Джугашвили. Расцвели культы и культики, верховные божества которых нередко провозглашали свое прямое происхождение (духовное, разумеется) от самого Пророка. На худой конец — от его Предтечи, автора всеобъемлющей экономической теории, который четко сформулировал законы влияния экономики на политику, но не сумел указать все возможные формы обратного влияния. Да и не сумел бы — даже если бы предвидел все наши культы и культики, даже если бы предпринял отчаянную попытку их классификации. Ибо классификация ещё не наука, а лишь эмбрион её.

Социальной науки нет. А понимать хочется.

И возникло множество социальных религий, переживающих расцвет персонификации непознанных общественных стихий. Почти во плоти загуляли по Ойкумене зловещие призраки этих религий: враги народа, агенты Москвы, идеологические диверсанты, эмиссары Империи Зла и противники перестройки.

Наука о человечестве лишь зарождается. Но она грядет. Грядет на смену мифотворчеству. И призраки постепенно теряют плоть, а верховные божества (зачастую уже при жизни) становятся героями анекдотов.

Впереди новый круг. Какой? И что сочинят обитатели Третьего Круга о наших мифических временах?