Генри Олди - Механизм пространства Страница 33

– Вот потому и не людоедствуете, что мы постарались! – возликовал глаз. – Корректный запуск! Тонкое инфо-волновое воздействие! – и никаких побочных эффектов.

– Но все же… Воздействие было? Было. Значит, допустимо и воздействие, которое выведет историю из обычного русла! Та же многоствольная пушка…

– Далась вам эта пушка, – устало вздохнул глаз. – Не хотел грузить вас основами информационной проводимости континуума, но придется. Постараюсь разъяснить на пальцах. Время имеет определенную «упругость», связанную со встроенным в него естественным защитным механизмом. При попытке прохождения информации, использование которой потенциально способно привести к темпоральным парадоксам, время «пружинит». Срабатывают… м-м-м… упругие фильтры. Та часть информации, которая представляет опасность, просто стирается.

– Во времени?

– Нет. У носителя информации.

– То есть я забуду все, что вы мне рассказывали?!

– Не все. Только то, что нарушит магистральное течение хронопотока.

– А кто определяет, что нарушит, а что – нет?

К горлу, которого у Огюста не было, подкатила волна паники. Он припомнил, как в разговоре с Эрстедом напрочь забыл судьбу его сына. Вот она, причина! «Потомки» способны на все! Они уничтожат его память! Ампутируют нежелательные воспоминания, сомнения поместят в карантин! Они, наверное, в силах стереть все, что им заблагорассудится. И он забудет о готовящемся похищении, о черном ромбе-»накопителе», ждущем новых душ; станет сотрудничать с «жижей» не за страх, а за совесть… А когда выполнит свою миссию – от Огюста Шевалье просто избавятся.

Подкрутят винтик в «программе» – и превратят в упыря, алчущего крови!

– Сам континуум и определяет. Закон природы.

«Закон!..» – рассмеялись вдали колокольчики.

Кто не помнит, что спешитВ нашу компанию, к Маржолен?Это бедный шевалье –Гей, гей, от самой реки…

Летя сквозь хрустальный звон, блудная душа Огюста Шевалье всеми силами цеплялась за свою память, как утопающий – за соломинку. Он не знал, что из этого получится – и получится ли хоть что-нибудь.

Сцена девятая

Суп буйабес

1

…скорпена, морской черт, тригла, барабулька…

– Ваше мнение, друг мой?

– М-м… Извините, князь. Я запоминаю.

– О-о, это святое. Молчу.

…мерлан, белый окунь, солнечник, морской петух…

Посещение водолечебницы запомнилось навсегда. В парке, окружающем здание, прогуливались здоровые люди, полагающие себя больными. Настоящие больные – истинная редкость! – чувствовали себя здесь неуютно. Отличить одних от других не составляло труда: здоровые болтали о симптомах и завещаниях, больные строили планы на будущее. Трижды в день все становились в очередь, сплетничая, чтобы скоротать время, заходили в особую комнату, открывали кран с надписью «сера» – «sulphur», – нацеживали себе стакан горячего студня, от которого воняло близким визитом Сатаны, и выпивали порцию серной воды.

Это укрепляло нервы и ликвидировало прыщи.

Второй кран украшала надпись «квасцы» – «alumen». Огюст счел это шуткой Фортуны, князь – пустым совпадением. Эрстеда с ними не было – полковник дни напролет просиживал в гостях у даль Негро. На вкус квасцовая вода оказалась еще противнее, чем серная. Как доверительно сказала Огюсту элегантная леди в шляпке, это провоцирует лихорадку, возбуждая темперамент, но помогает при кровохарканье и геморрое.

– Китайские целители, – с придыханием заявила леди, беря молодого человека за руку, – знают двадцать четыре вида геморроя! Вы представляете? Двадцать четыре! Это мне рассказал лорд Маккартни, а он, поверьте, знает толк!

– В Китае?

– В геморрое!

– Потрясающе! – и Шевалье тайком вылил свой стакан в канавку стока.

…лавр, фенхель, шафран, тимьян, чабер…

Обедая, они неизменно заказывали суп буйабес. Ним, родина Шевалье, стоял в десятке лье от Средиземного моря, а матушка Огюста знала толк в кулинарии. Но в Ницце буйабес готовили по-особенному. Рыбный бульон томили на малом огне гораздо дольше, чем в Ниме и даже в Марселе. Перца клали с избытком, мидий и креветок не клали вовсе. Зато чесночный соус «rouille», куда следовало обмакивать поджаренные крутоны, был мягок и деликатен, как погода в августе.

Жара, право слово, совершенно не ощущалась.

Вспомнив, что он – должник мэтра Дюма, Огюст поклялся запомнить рецепт местного буйабеса. Останемся живы – расскажем повару-квартерону, меняющему шумовку на перо с легкостью циркового жонглера…

Вот и повторял, чтоб не забыть.

…кожура апельсина, лук-порей, томаты, оливковое масло…

Князь сопровождал Огюста повсюду.

Обычно Волмонтовича нельзя было оторвать от Андерса Эрстеда – князь полагал себя нянькой и телохранителем в одном лице, стараясь находиться поблизости. Эрстед не тяготился такой опекой; напротив, подшучивая, давал понять, что ему приятна забота князя. Но в Ницце датчанин все время проводил с даль Негро, обсуждая какие-то зубодробительные вопросы науки. Изредка составляя им компанию, Огюст уже выяснил, что старший брат полковника, академик Эрстед, не только имеет честь зваться Отцом Алюминиума, но и первым высказал мысль о связи электричества и магнетизма.

Даль Негро очень уважал датского академика. Старик говорил, что без открытий Эрстеда-старшего он не шагнул бы дальше порога. Уверял, что потомки оценят вклад секретаря Королевского общества в физику, назвав его именем какую-нибудь единицу измерения. А полковник смеялся и отвечал, что из его брата вышел бы ничуть не худший поэт или философ.

– Знаете, за что ему присудили золотую медаль в университете? В жизни не поверите! За эссе «Границы поэзии и прозы»… А «Метафизические основы естествознания Канта»? За этот труд брату дали степень доктора философии. Он тут же плюнул на Канта и сел за диссертацию о свойствах щелочей! Подписывая диплом фармацевта высшей ступени, ректор плакал, как дитя…

Устав от науки, Огюст шел гулять. Князь составлял ему компанию. Иногда казалось, что Волмонтович таким образом искупает свои подозрения и вынужденное рукоприкладство; иногда – что он проникся к молодому французу необъяснимой симпатией, словно тот был его младшим братом. Обращение «друг мой» в устах поляка не отдавало фальшью. В тире, где стреляли по голубям, когда компания баронетов из Уэльса высмеяла Огюста за промахи, князь, ни слова не говоря, взял свободное ружье и очень сильно расстроил баронетов, оставив их без голубей.

– Хорошо смеется тот, – резюмировал Волмонтович, – кто стреляет последним!

В фехтовальном зале, расположенном за часовней иезуитов, князь с удовольствием учил Огюста владению саблей. Один раз Шевалье по просьбе Волмонтовича достал наваху, демонстрируя «хлопские», как выразился князь, ухватки. К ним подошел маэстро, владелец зала, и некоторое время наблюдал за происходящим. Потом маэстро взял в оружейном шкафчике кривой кинжал, спросил, не помешает ли он господам, и через пять минут Огюст порадовался, что дрался на дуэли с Пеше д'Эрбенвилем, а не с этим тощим, как жердь, итальянцем.

– У кого учились, мсье? – спросил маэстро. – У Пако Хитано? Надо же… При случае передайте ему, что он вор и проходимец. Впрочем, не надо, он это и так знает. Просто обнимите его покрепче. И передайте привет от Сушеного Недо.

…рыба, очищенная от костей, подается отдельно, бульон – отдельно…

Каждый день слугу посылали справиться на почту.

Писем не было.

…крутоны и соус – отдельно…

– Выпьем по чашечке кофе?

– С удовольствием, князь.

Они фланировали вдоль Английской набережной, любуясь морем, зеленым, как бутылочное стекло. Набережная, проложенная от сада Альберта I к мысу Антиб, строилась на средства местной колонии британцев, не обременяя мэрию расходами. Вот и возникло очередное чудо света – галечные пляжи, купальни, террасы, пальмы; выше – отели, похожие на церкви, церкви, похожие на отели…

– Я вижу свободный столик.

– Отлично.

– Кажется, меня ждут. Уходите, друг мой. Не мешкайте…

– О чем вы, князь? Кто вас ждет?

– Уходите!

Волмонтовича словно наэлектризовало. Приноравливаясь к спутнику, замедлившему шаги, Огюст чувствовал себя стрелкой компаса, угодившей в поле действия мощного магнита. Он не удивился бы, узнав, что волосы на голове встали дыбом. Проследив за взглядом поляка, он сперва не заметил ничего подозрительного – кафе, тенистый навес, меж столами снуют расторопные официанты; скучают отдыхающие, беседуя о пустяках…

За угловым столиком сидела баронесса Вальдек-Эрмоли.

Бриджит казалась утомленной. Нет, она не нуждалась в срочной помощи, как тогда, в мансарде. Просто женщина, которой довелось много дней трястись в карете, ночевать в случайных гостиницах, мучаясь бессонницей; часами стоять в карантинах, введенных королем Сардинии для предупреждения эпидемий… Сперва Шевалье решил, что видит призрак. Галлюцинацию, спровоцированную расстройством умственной деятельности – надо больше пить квасцовой воды, пусть «alumen» проникнет во все поры, окружит рассудок моргающими пирамидками…