Попаданец в себя, 1960 год (СИ) - Круковер Владимир Исаевич Страница 33

Но в данный момент я не дома, а в Биробиджане на квартире старого доктора, знавшего папу. После больницы еще недельку надо покоя, вот и обеспечил он мне эти условия. Я, как это ни странно, скучаю по маме, хоть схоронил её полвека тому назад. Наверное, затаившейся в мозге маленький алкаш скучает, а во мне отражаются его эмоции. Старый вычурный буфет и в его нижнем шкафу множество банок с вареньем — брусничным, голубичным, черничным… Черничное на случай поноса. Мама стала настоящей сибирячкой, варит варенье, готовит бочку соленой карусты, что выставляют на зиму на балкон. Мама лишена сантиментов, суровая женщина, вождь. Достоная дочь, чья мама не побоялась самому Буденному врезать по мордет мокрым полотенцом. Он, видите ли, хлопнул ее по заду, такова семейная легенда.

Мама, мама, как я всегда был несправедлив к тебе!

Но сейчас я на Дальнем Востоке, мама жива и очень даже жива, мелкий алкаш таится где-то в извилинах или в спинном мозге, а я блаженствую на квартире старого доктора.

Одиноко живет Борис Моисеевич, судьба не была с ним гуманна.

Его сестра Броха жила в Литве, в 26 году были ограничены все права евреев.

Она училась в специальной школе для евреев и фотография того времени чудом сохранилась у одинокого доктора.

Не все знают, что литовцы, а не немцы уничтожили 94 процента евреев Литвы. Об этом в советское время не говорили. Литовцы тогда просто отлавливали евреев, затаскивали в большой гараж в центре Каунаса и убивали. На площадке для мытья машин убивали. Некоторых убивали не просто, а вставляли в рот шланг и пускали воду под напором.

Погром начался, когда войска Красной армии отступили из Вильнюса, а немецкие — еще не вошли. Литовцы, среди которых было много скрытых нацистов, зверствовали, как старательные монстры. Убивали и грабили, грабили и убивали.

Парадокс, но немцам, оккупировавшим город, пришлось защищать евреев от литовцев. А потом убеждать литовских руководителей, что Германии не нужна их армия, созданная литовскими националистами буквально за несколько дней. Из этих вояк были сформированы два карательных батальона, которые превосходили по варварству даже эсэсовские формирования. Как зловещая память об этом в Вильно до сих пор существует могила литовского ксендза, попытавшего остановить убийства евреев и разделившего их судьбу. Эту могилу недавно в очередной раз осквернили.

Самое страшное — детская акция. Название такое канцелярское, немцы любят порядок. На самом деле литовцы в форме фашистских наемников просто убивали детей до 14 лет.

Она видела, как одна девочка — ей выбили глаз — как-то вырвалась и добежала до немецкого оцепления. Девочка выжила. А Броха после этого она почти перестала слышать — шок! Она не слышала, не знала, например, что машины ходят не бесшумно.

Она осталась жива, чтоб попасть в гето.

Она не очень походила на еврейку, а в гето было голодно. Она снимала звезды, выходила за пределы гето, меняла вещи на продукты. Как-то ее поймал немецкий ефрейтор, завел в помещение, положил на лавку и стегал кнутом так, что она обделалась. И отпустил, предупредив, что второй раз отдаст на смерть.

В гето было ужасно. Но именно там к ней пришла первая любовь. Как это примечательно — любовь и смерть, идущая рука об руку!

Потом Каунаское гето было ликвидировано. Оставшиеся в живых люди были распределены по трудовым и концентрационным лагерям.

Концентрационный лагерь Штутхоф, располагавшийся в годы войны в Восточной Пруссии, недалеко от поселка Пальмникен, не приобрел печальной всемирной известности, как Бухенвальд, Освенцим или Дахау, хотя именно там, на берегу Балтики, произошел последний в истории Второй мировой войны массовый расстрел евреев.

Когда, за несколько дней до капитуляции Германии лагерь решили ликвидировать, большинство пленников погнали маршем на Пальмникен (нынешнее название — Янтарный), где потом и уничтожили. Но некоторую часть детей и женщин конвой повел в сторону Германии.

…Они шли уже третьи сутки. Еще в начале пути пожилой немец — старший отряда успокоил людей:

— Мы не конвой, нихт. Wir gehen (мы идем, немецкий), чтоб охранять вас от ЭСЭС!

Неглубокий овраг, прикрытый кустарником, послужил очередным убежищем. Под утро голодных людей разбудили частые выстрелы. Охрана сняла автоматы с предохранителей. Но выстрелы вскоре стихли.

Самый молодой солдат сходил на разведку. Вернулся вскоре.

— Все, ваши идут! — крикнул он, не таясь, и начал стаскивать китель.

Немцы повесили автоматы на деревья, сбросили воинское обмундирование, достали из вещмешков штатское, быстро переоделись и нырнули в кусты, помахав на прощание:

— Ауфедерзейн…

А из кустистых зарослей выехал конный отряд воинов. На пилотках у них были звездочки. Впереди всех, на белом коне ехал офицер, типичный еврей. Он посмотрел на толпу людей в концлагерных полосатых тряпках с нашитыми звездами Давида и сказал на идиш:

— Дрек!

А потом сказал по-русски:

— Черт побери!

Потом, на пересыльном пункте, где их называл изменницами и фашистскими шлюхами пузатый хохол — интендант, с гимнастеркой, увешанной медалями: он все время хвастался боевыми заслугами, хотя фронта не нюхал, женщины часто вспоминали этого офицера на белом коне. Разведчика, освободителя!

Броха прошла все ужасы фашизма и литовского национализма, чтоб умереть в советском лагере от рук уголовниц — антисемитизм в наших лагерях всегда поощряли!

Его папа был НКВДистом. Моисей — чекист!

Он обладал чудовищной силой, до войны его прозвище было Медведь. Он кулаком мог убить человека.

Война для него началась 22 июня утром. В НКВД раздался звонок, сообщили, что на хуторе появились какие-то бандиты. На самом деле это была провокация, чекистов хотели заманить в засаду литовские фашисты. Когда полуторка с с работниками НКВД Каунаса подъехала к этому хутору, их обстреляли со всех сторон.

Моисей участвовал в первом наступлении на Ржев. У него были боевые награды, но он их не надевал, не любил даже в такой форме вспоминать войну.

Между прочим, в составе Красной армии 16-я литовская дивизия была чисто еврейской. Она практически вся погибла на Курской дуге.

Был в окружении. Когда выходили, один из окруженцев захотел уйти к немцам. Они не могли его отпустить и стрелять было нельзя, выстрел мог их выдать… Война — страшное испытание!

Они ползли по высокой траве, а когда огляделись, оказалось, что они на немецкой батарее.

А еще пришлось пересекать минное поле. Они растянулись в цепочку и шли, шли, вжимаясь в землю при взрывах. Из 200 человек это поле прошло 30. Их командир — ему там оторвало обе ноги, но его донесли, — потом застрелился. Не захотел жить без ног.

Под Сталинградом был ранен, два года провел в госпиталях.

У него буквально вырвало лопатку. Хотели ампутировать руку, но он услышал, схватил хирурга здоровой рукой и поднял в воздух. На его счастье рядом оказался заезжий специалист, профессор. Он успокоил воина и сделал уникальную операцию, сохранив руку.

После госпиталя он не согласился с выводами медицинской комиссии, продолжил каким-то способом службу, воевал на Дальнем Востоке, где и погиб, могила неизвестна.

А вот его сын после смерти матушки вырвался из враждебной Литвы, осел в городе, где никто не назовет его жидом. Но и тут жить ему тошно, он, как и многие биробиджанцы, мечтает об Израиле.

Знали бы они, как плохо будет русскоговорящим евреям в этом Израиле! Они будут выделятся образованностью, интелентностью, общей культурой. Приехавший на свою историческую родину улыбающийся еврей в скором времени узнаёт, что его «соплеменники» вообще на бытовом уровне не считают его за еврея, называют его «русским». Расовый тип мигрантов из стран бывшего СССР очень отличается от внешности «сабров» (коренных израильтян) или, например, мизрахи́м («арабских» евреев).

Менталитет, русский язык, причисление себя к более развитой в культурном отношении европейской цивилизации отличает их от аборигенов, манера поведения не совпадает с местными, даже наоборот противопоставляется им, как невежественному быдлу.