Последний министр. Книга 2 - Валерий Гуров Страница 33

Зашёл на трибуну.

Прокашлялся в кулак.

Заговорил, начав со стандартных формулировок — приветствия и сокрушения о том, что Россия заходит в самое непростое время, едва ли не да всю свою тысячелетнюю историю и это время выпало на судьбу живущих ныне людей.

Дальше перешёл к сути дела.

Из его проникновенной речи было ясно, что ключевым вопросом правительство сейчас считает вопрос продовольственного обеспечения. И от того предлагает целиком и полностью сосредоточить все совместные усилия, о которых говорил Родзянко, вокруг этого неотложного вопроса.

— Поэтому, глубокоуважаемые господа депутаты, я предлагаю вам выслушать Александра Александровича Риттиха, нашего министра земледелия, который выступит перед вами с докладом на тему, что удалось сделать подчинённому ему министерству за столь короткий срок, прошедший с его назначения на пост. Прошу, Александр Александрович. Вам слово.

Риттиха встретили куда сдержанней в плане выплескиваемого негатива, чем Голицына. Человек он был заслуженный и опытный в том деле, которым занимался. Особо стоит отметить, что Риттих трудился в министерстве земледелия на самых разных должностях с 1905 года, и в своё время являлся одним из основных вдохновителей и разработчиков аграрной реформы небезызвестного Столыпина. После занимал должность товарища Кривошеина и также был инициатором хлебной развёрстки в прошлом году. Однако до конца справиться с продовольственным вопросом в год войны, Риттих не смог.

Наверное, поэтому, всерьёз опасаясь, что доверие к нему со стороны депутатов пошатнётся, Риттих поднялся со своего места, бледный как моль и не на шутку перепуганный царившей в Думе атмосферой. Было заметно по всему его виду, что грядущий доклад не сулит министру земледелия и толики удовольствия. Направляясь к трибуне, он держал в руках замызганный некогда белый платок, в который вцепился всеми пальцами. Им Риттих утирал струившийся по лбу холодный пот.

Вышел на трибуну.

Сделал глубокий вдох.

Показалось или нет, но Риттих будто смотрел то на ложу свиты Его Величества, то на ложу дипломатического корпуса, где сидели Палеолог и сэр Бьюкенен. Впрочем, нельзя было исключать, что Александр Александрович просто не мог никак сосредоточится, вот глазки и бегают, места не находят.

Поприветствовав коротко депутатов, он начал свою речь, наверняка подготовленную и заученную.

— За кратчайший срок вверенному под мое управление министерству удалось сделать не так много, как хотелось бы лично мне и всем вам. Я вынужден к своему глубочайшему сожалению констатировать, что несмотря на все принимаемые усилия, продовольственный вопрос до сих пор находится в полнейшем хаосе и им невозможно управлять, как того требует текущая ситуация. Однако смею заверить, что для стабилизации ситуации требуется время. Разверстка начнёт работать!

В «Белом зале» при словах Риттиха воцарилась тишина. Слушали внимательно.

— При этом, введение меры развёрстки, позволило нам своевременно выявить те тонкие места, которые не позволяют плану осуществиться в полной мере. Это неорганизованный подвоз городам продовольствия, которое имеется в достаточном количестве на местах. И я смею заверить, что в той же Сибири мы наблюдаем залежи таких продуктов, как хлеб, масло и мясо. Вопрос будет решён положительно в кратчайший срок, — заверил Риттих со всей ответственностью. — Далее, мы поняли, что сама разверстка между нашими губерниями реализовывается неверно и сейчас схема выстроена таким образом, что плодоносные губернии не в достаточном количестве поставляют хлеб на внутренний рынок. В неплодоносных же губерниях выявлено напротив чрезмерное обложение в поставках хлеба. Это приводит к перекосу в самих поставках, рождает слухи о реквизициях, множит спекуляцию зерном и пугает крестьян, которые прячут своё зерно, подовая продажу и создавая искусственный дефицит! Уверяю, что схема будет пересмотрена также в кратчайший срок. У меня все!

Александр Александрович выступил пылко, и как скальпель хирурга вскрывает нарыв, вскрыл проблемы, с которыми министерство земледелия столкнулось лицом к лицу. Его заверения о том, что проблемы будут решены в порядке первоочерёдности вселяли оптимизм.

Когда Риттих закончил выступление, на трибуну вновь зашёл князь Голицын и добавил, что призывает к благоразумию и поиску разумного компромисса по всем озвученным вопросам.

— Милостивые государи, ответственно заявляю, что мы в правительстве отчетливо понимаем, что решение продовольственного вопроса невозможно без тщательной проработки других жизненно важных вопросов, как тот же железнодорожный или топливный. При этом, обращаю ваше внимание, господа, что без содействия со стороны земств, мы не продвинемся далеко!

А вот эти слова снова привели к гулу. Николай Дмитриевич не стал дожидаться, когда шум стихнет и попытался повысить голос, чтобы закончить свою речь:

— Милостивые государи! Милостивые государи! Дослушайте, давайте не будем скатываться в бардак! — надрывался Голицын. — Я скажу, что мы в правительстве крайне рассчитываем на то, что ситуация на фронте стабилизируется и связываем это с запланированным весенним наступлением Российской армии. Нам как никогда нужна поддержка наших прекрасных союзников, и заручиться ей мы сможем на союзнической конференции в Петрограде! Так давайте же покажем присутствующим здесь господам послам наше единство по всем вопросам. Тем более, смею вас заверить, наш Государь настроен положительно по вопросу создания министерства общественного доверия и сейчас собирает разные мнения, чтобы принять мудрое решение! Призываю в этой связи не создавать друг для друга препятствий. Давайте каждый из нас, — подчёркиваю каждый! — займётся тем делом, которое ему вверенно!

Договаривал Голицын под свист, но надо отдать ему должное — все, что хотел сказать, он сказал до конца. И, закончив, распылившись, покрасневши, он удалился с трибуны в свою ложу.

К трибуне тотчас двинулся Гучков, которого не вызывали, но он взял слово сам, а Родзянко видя это безмолвствовал и попускал. Протопопов, успев немного познакомившись с Александром Ивановичем, если так можно сказать, поближе, понимал, что Гучкова таки распирает от злости. Как только он встал на трибуну, шум тотчас утих, настолько непререкаемым был авторитет Александра Ивановича.

— Послушайте меня вы, Голицын и послушайте внимательно! Я в прятки с вами играть не буду, — начал он, от злости вцепившись в трибуну побелевшими пальцами. — Имейте совесть и смелость выражаться прямо, милостивый государь! Если вы подозреваете Рабочую группу и нас в том, что мы занимаемся политикой, я ни одной минуты возражать не буду. Да, мы занимаемся политикой, но правительство само сделало из нас политическую организацию. Мы считаем, что вопрос обороны может быть решен лишь в том случае, если политически изменятся условия нашей работы. Надеюсь, что я изъясняюсь более чем понятно для всех присутствующих, в том числе для упомянутых вами господ послов! И надеясь на то, что вы почистили хорошенечко уши перед тем как явиться на заседание, я скажу отдельно, что все те обвинения, которые обрушились на нас в прессе