Во славу русскую - Анатолий Евгеньевич Матвиенко Страница 33

— Охотно. Толчок мне дал арифмометр, из Англии привезённый. Как подручное средство хорош, но не более: на нём только четыре арифметических действия доступны. Стал я думать, как механическую машинку сделать, да похитрее. Лучше — чтобы аппроксимацию выводить, например, для замены криволинейной поверхности близкой к ней ломаной линией. Тот же гребной винт описать и рассчитать. Попались мне в руки труды Чарльза Бэббиджа по теории функций и механизации работы с ними. Вы в курсе, он машину для табулирования построил, удачную?

— Краем уха. Меня всегда более паровая механика интересовала, нежели чистая математика. О'кей, слушаю дальше.

— Далее Бэббидж описал принцип дифференциальной машины, а затем и аналитической, но, насколько я знаю, построить их не смог. Главное — он доказал, что возможен механизм, в котором не только исходные числа, но и манипуляции с ними задаются положением рычажков. Ваш соотечественник назвал это непривычным для русского уха словом «программирование». Раньше во всех механических аппаратах для изменения программирования надо было шестерёнки менять. Да и другие термины сложно на русский язык перевести, разве что крайне приблизительно — склад (store), мельница (mill), управляющий механизм (control), вход-выход данных (input/output).

— Вспомнил! — воскликнул Мэрдок. — Чтобы каждый раз рычажки пальцами не двигать и тем самым избежать ошибок дикарей, вводящих программу, он предложил картонные карты с пробитыми отверстиями, которые автоматически приведут кулисы рычагов в заданное положение. Отличное начинание, мог дорогой друг Николай Иванович. Что же вас останавливает?

Тот улыбнулся своей особенной улыбкой, не застенчивой, как у Кулибина-младшего, и не радостно-самодовольной как у шотландца. Математики витают в воздушном мире цифр и оттого тешатся иллюзией, что им открыто секретное и другим недоступное тайное знание.

— Теоретически я понимаю, как построить этот аппарат. Но он будет состоять из тысяч шестерён. Все вычислительные машины вроде арифмометра приводимы в действие мускульной силой одной руки, оттого на механизмы давление малое. Если на дифференциальный агрегат, требующий пудового нажима, подать крутящий момент с мощного внешнего привода, с той же паровой машины, зубья обломаются. То есть нужна точность часового механизма и прочность парохода…

— Или совет товарища, который в этих делах разбирается больше вас, — покровительственно перебил Джон. — Во-первых, закажем у Аносова лучшую сталь, крепче оружейной. Во-вторых, посчитаем размер первичных шестернёй и нагрузку на них. В-третьих, это в Англии надо экономить объём и вес металла. В России главное — размах! Если приводной вал сделать толщиной с руку, соединить его с паровой машиной сил на сорок, а всё сооружение займёт сколь угодно пространства, пусть трёхэтажный дом, вас это устроит? — Мэрдок доверительно склонился к присевшему за стол Лобачевскому и положил влажную ладонь ему на плечо. — Перфокарты вырежем из железных пластин, по-русски основательно. Только обещайте мне: употребите ваше умное детище на расчёт идеальных винтов для судов любого водоизмещения, о'кей? Тогда — я с вами.

Получив в Москве письмо от наших тагильских самородков, где Аносов рассказал о рождении первого в этом мире программируемого компьютера, пусть — на механической, а не электронной базе, я взволновался не на шутку. Одно только вспомоществование императорскому семейству родить наследника мужского пола обернулось смертью и царице, и её сыну, крушением монархии, установлением диктатуры… Каких демонов вызовет кибернетика XIX века?

Новые паровые машины, пароходы, а теперь ещё стимботы и дифференциальный вычислитель потребовали не только металлов, угля, рабочей силы. Вызрела нужда в точных станках — токарных, фрезерных, сверлильных, зуборезных. А как были выделаны первые тагильские, тут же спрос со стороны появился, и не только для российских заводов.

Аносов жалел, что в сутках лишь двадцать четыре часа, и те использовал как мог. В свободную минуту бомбил Государя и правительство депешами, умоляя ускорить железную дорогу к Волге и от неё — к Уралу. А также соединить Волгу с Доном, если не каналом, то опять-таки железной дорогой, ибо поток угля, железа и прочего возрос неузнаваемо. Россия, пусть и с запозданием, шагнула в промышленную революцию, сила потрясения от которой не уступает декабрьскому бунту на Сенатской.

О том времени, неуловимо напомнившим энергические реформы Петра Великого и сулившим столько надежд на счастливую жизнь и лучшее будущее, в славе и богатстве, много позже напишет Николай Алексеевич Некрасов, надеюсь — в этом мире тоже:

Благодатное время надежд!Да! прошедшим и ты уже стало!К удовольствию диких невежд,Ты обетов своих не сдержало.

В том, что не всё удалось как задумалось, вряд ли виноват был премьер-министр Павел Николаевич Демидов и наши нижнетагильские мастера. Страна не жила за неприступными горами и широкими морями, а неожиданный взлёт её торговли и промышленности изрядно обеспокоил соседей-недругов, такого роста не ощущавших.

Чего-то подобного я ожидал, но надеялся — у нас гораздо больше мирного времени. Россию в этой реальности миновало польское восстание 1830 года, потому что дядя нынешнего императора последовал моему совету и отпустил Польшу на все четыре стороны сразу по окончании войны с Наполеоном, обобрав сторонников корсиканца до нитки.

Маша повзрослела, и Аграфена Юрьевна работала над выгодной ей партией, конечно же — из новой знати, сторонников прогресса и паровой индустрии. Наши с Грушей детки тоже росли, семью не поразила обычная для эпохи детская смертность. Мой фельдшерский стаж и опыт жены в офицерском госпитале двенадцатого года позволили наладить дома санитарию и гигиену, подобной которой не знала, пожалуй, и императорская семья. Конечно, порой мы болели, респираторные заболевания, именуемые здесь инфлюэнцей, нас не миновали, но и только.

Увы, всё хорошее однажды заканчивается.

Глава 12

12

В начале апреля 1831 года в шишковском особняке на берегу Яузы, где нынче проживала вдова Александра Семёновича с вторым супругом — Александром Павловичем Строгановым, возвращённым после шушенской ссылки, собрались гости. Лилось шампанское, играла музыка, кавалеры приглашали дам на круг вальса, учреждались висты, искушённая публика обсуждала новую Итальянскую оперу, Юлия Осиповна царила как всегда… Но в разговорах, танцах и даже в молчании угадывалась мрачная тень, из-за которой обрывались остроумные эпиграммы, гасли улыбки. Самые легкомысленные из присутствующих, юные девицы на выданье, и те ощущали близость трагического поворота, о коем неуместно напоминать вслух, ибо матушка тут же возбранит за mauvais ton (7).

(7) Дурной тон (фр.)

Груша шепнула:

— Милый, война ещё не началась… Отчего же её дух словно витает в воздухе?

— Потому что война — слишком большое событие. Её приближение чувствуется как локомотив, который ещё даже