Михаил Ланцов - Маршал 3 Страница 34

– Есть все основания так считать. Я бы даже сказал, что до лета сорок третьего, а то и до осени. Им банально будет не до нас. По крайней мере, если мы сами не напомним о себе.

– Вы уже консультировались с представителями Конфедерации по поводу прекращения войны?

– Пока они заявляют о том, что примут на себя все международные обязательства всех своих членов. А это значит, что и состояние войны с нами тоже. Ведь мира никто не заключал.

– Это понятно. Они готовы его заключить?

– Вряд ли. У Конфедерации к нам очень большие претензии. Нас прямо обвинили в развязывании мировой войны и гибели двух миллионов человек. Они выдвинули ряд требований для заключения мирного договора. Во-первых, это выдача всех виновных в подготовке войны. Грубо говоря – мы должны передать международному трибуналу очень многих влиятельных людей, что, как вы понимаете, неприемлемо. Во-вторых, полная компенсация нами материального и морального ущерба странам-участницам. В частности, выплата пожизненных пенсий семьям, потерявшим кого-то ранеными или убитыми. Военные пенсии для всех участников. Пенсии по инвалидности. Оплата лечения. Возмещение полной стоимости всех разрушенных объектов и упущенной прибыли. И так далее. Там просто астрономическая сумма набирается. И если мы согласимся ее выплачивать, то окажемся в положении еще худшем, чем Германия в двадцатые годы.

– Они с ума сошли?!

– Это еще не все, сэр. – Усмехнулся министр иностранных дел. – Третьим пунктом их требований стало введения ограничения на стратегические виды вооружения. В частности, мы сможем иметь не более трех линейных кораблей и не более одного авианосца. Ну и далее по списку. Грубо говоря, защищаться оставшимися силами мы сможем только от пиратов. Кроме того, мы будем обязаны полностью прекратить ядерную программу, законсервировать все урановые рудники и передать Конфедерации весь наличный уран.

– Хм. Скромняги.

– Вы правы, сэр. С англичанами они поступили еще жестче. Например, настояв на том, что тем запрещается иметь любые гражданские корабли больше двадцати тысяч тонн водоизмещения. Королевский флот так и вообще полностью должен быть распущен, так как они настаивают на том, чтобы англичанам запретить иметь корабли крупнее легких сторожевиков. Также, они потребовали от Туманного Альбиона фактически отказаться от большей части своих колоний.

– Получается, что Конфедерация специально озвучила требования, которые ни мы, ни англичане выполнить не можем?

– На это и был расчет. Сегодня утром были опубликованы обличительные статьи в контролируемых ими изданиях, в которых их миролюбивые намерения «разбились» о наш неисправимый милитаризм. Нас там смешали с таким говном, что не пересказать. По всей видимости, они готовились заранее. Вряд ли за один вечер журналисты смогли бы подготовить столько материалов. Полагаю, что теперь в газетах большая кампания по изучению нашего грязного белья.

– Этого следовало ожидать, – грустно улыбнувшись, произнес Рузвельт. – Как обстановка на Ближнем Востоке?

– Войска конфедератов заняли все ключевые точки в Персии и потихоньку выдавливают англичан к средиземноморскому побережью. Еще несколько месяцев и выйдут к морю. Могли бы и раньше, но контингент очень ограничен. Да и война в условиях пустыни дело непростое, а потому они стараются не рисковать.

– Они стремятся создать угрозу Суэцкому каналу?

– Безусловно. Англичане его не смогут удержать. Через три-четыре месяца войска конфедератов вполне смогут взять его под свой контроль, отбросив англичан за Каир.

– Мы можем нашим союзникам чем-нибудь помочь?

– Им нужны подкрепления, а у нас у самих с сухопутной армией серьезные затруднения. Как вы все знаете, после завершения Панамской кампании корпус морской пехоты практически прекратил свое существование. А имеющиеся в нашем распоряжении четыре пехотные дивизии обладают ограниченной боеспособностью. Причем одна еще и сильно потрепана в Панаме и сейчас отведена на комплектование.

– Это временная проблема, – пожал плечами Рузвельт. – Как быстро вы можете перебросить хотя бы одну дивизию к Суэцкому каналу?

– Месяц.

– Действуйте. Потеря Суэцкого канала станет катастрофой.

– Но у нас и так все Западное побережье фактически оголено.

– С побережьем мы как-нибудь выкрутимся. А Суэцкий канал терять нельзя. Как у англичан в Индии?

– Начали реформы социального характера для снижения напряжения и раздражения, так как опасаются восстания.

– Паникуют…

– А что им остается?

– Действительно… Вам не кажется, что нас обложили со всех сторон?

– Сэр, – начал военный министр. – Нам нужно немедленно объявлять мобилизацию и начинать подготовку по настоящему большой сухопутной армии. Пока Конфедерация занята своими делами нам нужно получить хотя бы сто пехотных дивизий.

– Сто дивизий?! Вы в своем уме?

– А вы полагаете, что вторжение будет малыми силами? Опыт боев корпуса морской пехоты показал, что будь японцы настойчивее, мы бы не смогли выбить их из Панамы. А ведь японцы не самые серьезные противники.

– Вы полагаете, будет вторжение?

– Да, сэр. Конфедерация, по всей видимости, настроилась на войну до победного конца. А это значит, что не остановится, пока не возьмет Вашингтон. И единственный наш шанс заключается в том, чтобы убедить их в утопичности этой идеи. В сложившейся обстановке наш флот не сможет надежно заблокировать побережье. Уже сейчас союзный флот Японии, Германии и России превосходит наши объединенные силы. А если учесть какие сырьевые и промышленные мощности собрала в свои руки Конфедерация, то можно уверенно говорить о том, что мы не достигнем даже паритета в военно-морских силах. И, как следствие, не сможем остановить их в море.

– Вы уверены, что нам нужна мобилизация? Может быть, ограничимся расширенным набором добровольцев?

– Мы и так сняли все ограничения и принимаем практически всех желающих. Однако при текущем потоке добровольцев мы будем формировать сто дивизий десятилетиями. При всем моем уважении без мобилизации нам не обойтись. Не тотальной, конечно. Но ее все равно нужно проводить.

– Сто дивизий… – покачал головой Рузвельт. – Хорошо. Готовьте приказ. Подпишу, как будет готов. Кстати, господа, вас не удивило, что русские настаивают на закрытии ядерной программы? Неужели так боятся атомных бомб? Кстати, как у нас там дела?

– Пока довольно вяло, – пожал плечами вице-президент. – А что заинтересовались ей, так что тут удивительного? Они ведь и сами активно занимаются этими вопросами. Вот и не хотят конкурентов.

– Так они же не бомбами занимаются, – заметил министр иностранных дел.

– Откуда мы знаем, чем они на самом деле занимаются? Может это все болтовня. Полагаете, они перед вами отчитываются? – Раздраженно бросил военный министр.

– Допустим. – Хмыкнул президент. – И что вы предлагаете?

– Как что? Напрашивается только один вариант – форсировать работы по атомному оружию. Они его неспроста боятся.

– Вы уверены? Может быть это отвлекающий маневр? Ведь эти разработки обходятся нам очень дорого. Если мы еще больше сосредоточимся на них, то расходы возрастут в несколько раз.

– По данным нашей разведки, в Советском Союзе начали интенсивные работы в этой области раньше, чем у нас. То есть, до войны. Очень маловероятно, что такой трезвый и прагматичный политик как Сталин, решится на финансирование столь грандиозного проекта без каких-либо гарантий успеха. Особенно в канун большой войны. Если все верно, что говорят наши ученые, то атомные бомбы могут стать тем оружием, которое поможет нам остановить их флоты. Возможно, что для нас это единственный шанс.

Глава 5

Высокая комиссия в лице военного министра Конфедерации Михаила Тухачевского и его заместителя Хайнца Гудериана с обширной свитой сопровождения смешанного состава вышла из пассажирского самолета на весьма впечатляющем аэродроме «Байконур». Могучие железобетонные плиты взлетно-посадочных полос, покрытые аккуратно уложенным асфальтом, радовали взгляд и поражали своим размахом и качеством. Настолько, что «Быстроногий Хайнц» смотрел на все это и никак не мог понять, где он находится. «Как в этой глуши могли построить такое чудо и зачем?»

Но его отвлекли от мыслей – к самолету подъехали три небольших автобуса и командирский ГАЗ-61 для руководства, то есть, для него с маршалом.

– Я поражен! – Произнес он, когда они двинулись. – Такой аэродром в глуши! Что же тут должно находиться?

– Космодром, – со скучающим видом произнес Тухачевский.

– Что?! – На Гудериана было больно смотреть. – Но как?! Зачем?!

– Удивил? – Усмехнулся Тухачевский.