August Flieger - Чужой 1917 год Страница 34

Вот и первые потери.

Я перевел бинокль на поле перед передовой позицией.

Никого…

А вот дальше уже отчетливо различался бруствер немецких траншей первой линии.

Вот черти! За ночь отстроились!

И что теперь?

Честно говоря, я был в растерянности! То есть, предсказать возможное поведение немцев не получалось — не хватало информации.

Во всех читанных мною мемуарах о Восточном фронте времен Первой Мировой, есть три типа воспоминаний: 'враг упорно обороняется', 'враг бежит' и 'враг наступает, а мы бежим'.

В данном случае ни один из сценариев для нашей ситуации явно не подходил.

— Доброе утро, барон! — Поздоровался заглянувший на НП Казимирский. — Что вы там с таким интересом рассматриваете?

— Противника, Казимир Казимирович!

— О! Наконец-то германцы соизволили появиться нам на глаза! — Ротный достал из чехла свой бинокль и принялся осматривать позиции противника. — До первой траншеи где-то полторы версты будет. Значит — сегодня не полезут!

— Почему?

— А потому, что немец по голому полю за полторы версты в атаку не пойдет. Если сильно приспичит, то за версту — может быть. А если они не торопятся, то атаки следует ожидать не ранее, чем их траншеи приблизятся на полверсты. Не дураки же они, в конце-то концов?

Так что, я думаю, что сегодня нам точно ничего не грозит, кроме артиллерийского обстрела. А вот завтра… Завтра они, может быть, и рискнут.

— А если не рискнут?

— Значит, их первая атака придется аккурат на наш черед сидения на передовой!

— Замечательно… — буркнул я.

— Будьте оптимистом, барон. То ли еще будет! Говорят, что оптимистам легче живется!

— Это потому, что пессимисты обеспечивают им безопасное существование!

— Весьма остроумно! Надо запомнить! — похвалил меня Казимирский. — Блесну при случае! Спасибо!

— На здоровье, Казимир Казимирович!

— Кстати, о здоровье! Я как раз собирался посетить наш лазарет! Так что, имейте в виду — я вас покидаю до обеда.

— Учту!

После обеда ротный не появился.

Зато появились артиллерийские офицеры в сопровождении телефонистов и посыльных. Сначала они паслись на нашем наблюдательном пункте, а потом всей компанией ушли в первую линию.

Я же вернулся в свой блиндаж и занялся приведением в порядок ротного гроссбуха — дебет с кредитом по огнеприпасам требовал правки.

Обстрелы различной степени интенсивности беспокоили нас весь день.

Ближе к вечеру наступила блаженная тишина. Снова слышно обычные мирные звуки. Где-то чирикнула птица. Ветер шумит в кронах деревьев. Радуясь приближающемуся закату, застрекотали цикады.

Через нашу позицию потянулся куцый людской ручеек: саперы, навьюченные шанцевым и плотницким инструментом, досками и прочим материалом начинают готовиться к ночной работе. Это гренадеры по ночам спят, за исключением тех, кто на посту, а для саперов ночь — самая горячая пора.

За нашими спинами, в низине за третьей траншеей, сложены бревна, колья, пустые мешки, собранные рогатки, обтянутые колючей проволокой и сама проволока в мотках на деревянных коромыслах.

На наш наблюдательный пункт заявился старший унтер-офицер Матюшкин — командир саперного взвода. Суровый неразговорчивый мужик лет сорока с усталыми глазами.

— Здравия желаю, вашбродь!

— Чего тебе, Матюшкин?

— Дозвольте, вашбродь, осмотреться в биноклю! Надобно глянуть, где минометные дворики строить.

— Зачем нам еще минометные дворики? У нас минометов-то полдюжины всего?

— Дык, вашбродь, два часа как прибыли две траншейно-минометные команды. Велено позиции оборудовать!

— Ну, осмотрись! Карпин, дай ему бинокль!

Забрав у ефрейтора-наблюдателя искомый прибор, Матюшкин принялся внимательно оглядывать передовые позиции, время от времени, задумчиво хмыкая и агакая.

Я, между тем, переваривал принесенную сапером новость.

Траншейно-минометная команда — это считай батарея. Шесть стволов. И в обороне они будут не лишними.

Нам бы еще парочка пулеметов не помешала. А то в первой линии, которую сейчас занимает двенадцатая рота, три станкача. Один в первой траншее и два во второй. Еще один 'Максим' в резерве на нашей позиции.

Реалии таковы, что основная тяжесть обстрела перед атакой будет на первой траншее. В это время в ней остаются только наблюдатели и один пулеметный расчет в надежном убежище. Личный состав отходит во вторую траншею, а после переноса противником заградительного огня или сигнала к атаке, все перемещаются обратно в первую.

Соответственно распределяются и главные огневые средства.

В довесок к пулеметам, на участке обороны каждой роты есть несколько позиций для траншейных 47-миллиметровок Гочкиса.

В принципе неплохо, если учитывать ручные пулеметы в каждом взводе и автоматы у офицеров и унтеров.

Но запас карман не тянет!

Кстати о запасе! У хозяйственного меня есть еще и трофейный немецкий МГ-08, на всякий пожарный случай.

'Последний довод короля', так сказать.

От раздумий меня отвлекает голос Матюшкина:

— Спасибочки вам! — с этими словами он возвратил бинокль наблюдателю и повернулся ко мне. — Разрешите идти?

— Иди!

Утро добрым не бывает!

И быть не может! Особенно когда оно начинается с ураганного обстрела.

Я и так не спал полночи, слушая стук топоров и матюки саперов и минометчиков. А теперь еще и это.

Грохот стоял неимоверный. Судя по звуку, по нам лупили, кроме давешней батареи шестидюймовок, еще и легкие 105-миллиметровые гаубицы и полевые 77-милиметровки в придачу.

Земля ходила ходуном. Между потолочных досок блиндажа то и дело сыпалась земля.

Круто они за нас взялись!

В мой закуток заглянул Казимирский:

— Подъем, барон!

— Уже, Казимир Казимирович. Такую побудку не проспишь!

— Я — на наблюдательный пункт! А вы идите к телефонистам и будьте наготове!

— Слушаюсь.

Ротный выскочил наружу, а я намотал портянки и стал натягивать сапоги.

В блиндаж ввалился Савка:

— Здравия желаю, вашбродь!

— Где Жигун с Палатовым?

— Туточки, вашбродь в траншее под навесом расположились!

— Савка, хватай все это, — я махнул рукой на полевую амуницию, сложенную в углу. — И за мной!

Кое-как затянув ремни, я схватил чехол с автоматом, подсумок с магазинами и, нахлобучив каску, выбежал наружу. Некогда мне всю эту хренотень на себе развешивать!

Пробежав по ходу сообщения, скатился в блиндаж узла связи. Савка ссыпался по ступенькам следом за мной.

Наш телефонист младший унтер-офицер Токмаков, надсаживаясь, орал в трубку:

— Да! Да! Слушаюсь. Будет исполнено! — увидев меня, он радостно вскочил и сунул трубку мне. — Вас, вашбродь! Командир батальона!

— Алло! Прапорщик фон Аш у аппарата!

— Барон! Роту 'в ружье'! Готовиться к отражению немецкой атаки! — захрипела мембрана голосом капитана Берга.

— Слушаюсь!

— Где командир роты?

— На наблюдательном пункте!

— Хорошо! Будьте у телефона! И храни вас Господь! — в трубке что-то щелкнуло, и комбат отключился.

— Сидим! Ждем! — сообщил я Савке раскладывающему мое барахло на скамейке. — Вестовых ко мне!

Мой ординарец метнулся к выходу и спустя минуту вернулся уже в сопровождении наших 'бегунков'.

— Здеся мы, вашбродь!

— Жигун, давай, мухой, по взводам! Гренадерам 'в ружье'! Готовиться к отражению атаки! Палатов — на наблюдательный пункт к командиру роты. Доложишь, что звонил капитан Берг. Приказал 'в ружье'!

— Слушаюсь!

— Бего-о-ом!

Даже не оглянувшись вслед выскочившему вестовому, я стянул с плеч ремни, расстегнул пояс и стал навешивать на себя всю причитающуюся мне фигню, от лопатки до противогаза.

Если все пойдет не очень хорошо, то наш черед наступит уже скоро…

* * *

Из нашей вечной экономии, помноженной на лень и раздолбайство, телефонная связь на НП резервной позиции отсутствовала. Поэтому сообщались мы с Казимирским исключительно через вестовых.

Первым вернулся Палатов. Ввалившись в блиндаж, он сперва принялся отряхиваться от запорошившей его земли, и только потом, приложив ладонь к каске, доложил.

— Так что, вашбродь, господин поручик велел вам сказать, мол 'От телефона ни ногой'. А ежели прикажут 'Вперед', то, стало быть, по свистку, бросать пункт связи к чертовой матери и вместе со всеми — вперед идтить сам-первый'.

Ну и доклад. Палатов он парень ловкий, да здоровый, но слегка тугодум.

— Вот скажи мне, рядовой, когда я отучу тебя от этого 'так что' и 'стало быть'?

— Не могу знать, вашбродь…

— Сдается мне, что я тоже 'не могу знать'…

— Чего?

— Кру-у-у-гом! На патронный ящик у входа ша-а-агом арш! — ну не садист я, в самом-то деле, человека под обстрел выгонять.