Александр Трубников - Черный Гетман Страница 34

— Не! — отвечал тот. — Тильки наша застава с полсотни сабель, за татарвой присматривать, чтоб курени не попалили, поганцы.

— А остальные?

— Хто як. Одни по хуторам на зимовье разошлись, другие до Хмеля подались, с ляхом воевать. Говорят, что круля ихнего наши с московитами в Подолье добре пощемили…

— А про кобзаря слепого, что на сечи живет, ты ничего не слыхал?

— Как не слыхать? Слыхал. Филимоном кличут. Песни казацкие поет так, что душа разрывается.

— А где он сейчас? Остался на сечи зимовать?

— Чего не знаю, того не знаю. Когда выезжали в дозор, вроде бы был еще на сечи.

— А когда это было?

— Третьего дня. Ну а вот и наша сечь!

Поднявшись на небольшую возвышенность всадники увидели наконец знаменитую Чертомлыцкую, которая пряталась в просторном урочище, за грядой невысоких холмов, над которыми высились сторожевые башни. Указав Измаилу с Сарабуном на большое, в несколько миль, пространство, ограниченное справа и слева плавнями и днепровскими протоками, Ольгерд пояснил:

— Вот это и есть Запорожская сеч. То самое место, где собирается казацкое войско. По весне, как вода спадет, дороги просохнут и в степи начнет расти трава, сюда со всех окрестных земель стекаются во множестве искатели военной поживы. Сами организовываются в походные сотни и полки, избирают себе кошевых, полковников и гетманов и решают, куда идти воевать.

— С кем же они воюют? — спросил Измаил.

— Спроси лучше, с кем они не не воюют. Раньше с Вишневецкими не воевали — те использовали казаков, как защиту от татар и поставляли им оружие и зерно, как московский царь сейчас поставляет донцам. С недавних пор не воюют они с московитами, так как гетман Хмельницкий им присягнул в вечной дружбе. А так — где война идет, где пограбить можно, туда и идут. То на турок, то на ляхов. Но чаще на земли Московского царства. Бывает еще, нанимаются к западным государям на службу.

— И сколько же их сюда собирается?

— Бывает тысяч и десять, и двадцать, как когда.

— Целая армия.

— Бери выше — войско.

Ольгерд поглядел на вытоптанную площадь, окруженную невысоким тыном и несколькими сторожевыми вежами и вдруг представил себе все это пространство заполненное рядами полотняных шатров, окруженных бесконечными коновязями, вдоль которых перебирают крепкими ногами добрые походные кони. Словно наяву он увидел, как вокруг бурлящих на огне казанов с варящимся обедом расхаживают ждущие сигнала к выступлению едва ли не лучшие во всей Европе бойцы — сухопутные флибустьеры, которым платят жалованье большее, даже чем швейцарским вольным копейщикам. А потом ему привиделся поставленный посреди лагеря большой богатый шатер, а в шатре старшинский совет, который возглавляют неудавшийся его тесть лоевский сотник Тарас Кочур и его единомышленники. Ольгерд, потомок славных княжеских родов, представил себе, какую державу смогли бы сотворить эти люди, способные в борьбе за власть подослать к тому, кто встал у них на пути, наемного убийцу и ошельмовать противника оборотнем, и ему стало страшно. Он тряхнул головой, разгоняя ненужные мысли. О будущем нужно думать тогда, когда оно наступит, сейчас же есть другая задача, ради которой они мчались сюда много дней…

— Где слепой кобзарь? — развернув коня перед первым же вышедшим навстречу караульным, крикнул Ольгерд

— Так пишов до себе на хутор, — удивленно ответил тот. — А шо?

— Что за хутор, далеко отсюда?

— Та ни, верст з двадцать. Он туда с кашеварами завсегда зимовать уходит. Живут себе в плавнях, птицу бьют, рыбу ловят. Татары их не трогают — что взять, на хутор одни старухи да старики. Только вы же не первые, кто сегодня про кобзаря пытает…

Волосы у Ольгерда стали дыбом.

— Давно?!

— Шо, "давно"? — не понял караульный.

— Давно про кобзаря спрашивали?

— Та ни, недавно. Тильки вчора.

— Много их было?

— Трое москалей, с татарвой какой-то залетной. У всех от самого Выговского грамоты проездные, вроде как посольство из Переяслава едет, да кони добрые, дорогие. Нам-то шо? Це люди гетьмановы, у них свои дела. Нас спросили, мы ответили.

— Знаете, где этот хутор? — спросил Ольгерд у подтянувшихся к разговору дозорных.

— Знаем, — кивнул начальник.

— Показывайте дорогу.

— А дело-то в чем?

— Это не послы, а, подосланные убийцы. Остановить нужно, пока беды не натворили.

Не задавая больше вопросов, казаки развернули коней, Ольгерд, Измаил и Сарабун устремились за ними вслед.

Скакали без отдыху до самого заката. Когда солнце уже почти скрылось, казаки, выехав по приметам к берегу в нужном месте, начали рыскать вдоль стены камышей, пытаясь найти дорогу.

— И как мы на ночь глядя найдем этот проклятый хутор? — пробурчал один из дозорных. — Сплошной очерет кругом, дороги не видно… Проводника нужно было брать из здешних.

— Думаю, что нам это не понадобится, — ответил Измаил, указывая туда, где над плавнями, взметая искры в чернеющее небо, поднимались языки разгорающегося пожара.

До хутора добрались едва ли не вмиг — поднятое пожаром зарево осветило плавни, указав уходящий к реке проезд. Ольгерд подъехал к казакам:

— Сколько там хат?

— Не больше десятка. Хутор.

— А народу много живет?

— Какой народ? Старики да старухи. Десятка три едва наберется.

У Ольгерда немного отлегло от сердца. Если нападавшим нужен был именно слепой кобзарь, стало быть, не нашли они его с ходу, вот и начали хаты жечь, чтобы народ на двор выгнать. Подскакав поближе, он приостановил и огляделся. Похоже, дела обстояли именно так, как он и предполагал. Дома — глинобитные мазанки, разбросанные вокруг небольшой ровной площадки, по-здешнему майдана, окруженные стенами высокого очерета, гудя, полыхали прогоревшими крышами. Меж домами метались тени, в которых по шапкам можно было без ошибки признать татар. Спешившиеся, чтобы не пугать огнем коней, налетчики, размахивая оружием, метались взад-вперед в поисках хуторян. Двое, вероятно предводители шайки, оставшись в седлах, стояли на безопасном отдалении, и ждали окончания дела.

Ольгерд наскоро прикинул порядок действий. Казаков с ними было шестеро, вместе с ним и Измаилом, стало быть, восемь сабель, Сарабун не в счет. На хуторе он насчитал не меньше полутора десятков нападавших. С учетом внезапности, силы равные. Конечно, бандиты, устроив пожар, не могли не понимать, что завидев огонь, оставшиеся на сечи казаки непременно отправят дозорных. Но столь быстрого нападения ждать они не могли, чем и следовало не мешкая воспользоваться.

Если бы им нужно было просто отбить нападение, дело было бы проще пареной репы, но отряду предстояло не просто вступить в схватку, а посреди ночи в горящем селении обнаружить и спасти слепого беспомощного старика. И это изрядно усложняло задачу.

Ольгерд поднял руку, привлекая к себе внимание спутников.

— Двое твоих, — обратился он к старшему разъезда, — пусть спешатся, да засаду устроят на выезде. Как разбойники побегут, пусть стреляют по ним из ружей, словно на загонной охоте. Остальные — давай за мной. Пойдем в обход, потом рассыпаемся по селу. Как начнется пляска, рубите всех, кто под руку попадется, но без шума. Только после первого выстрела, хоть своего, хоть вражеского, учиняйте такой гам, будто нас тут не меньше сотни. Пусть решат, что казаки с сечи подошли. Если запаникуют, то побегут они в плавни, там потом и отловим. А от огня сторонитесь, чтобы кони не понесли.

— А я? — спросил Сарабун.

— Ты не воин, а лекарь, твое дело людей спасать. Спешься, да тихо пробирайся к домам задами. Пока мы будем внимание отвлекать, твоя задача не лезть в бой, а попробовать разыскать старика. Если он жив, конечно.

Сарабун охнул, перекрестился а потом, скосив глаза на казаков, осторожно плюнул через левое плечо.

Под покровом пляшущих теней, которые отбрасывали освещенные пожаром камыши, всадники, огибая хутор, потекли вслед за Ольгердом. После того как меж ними и главарями налетчиков оказались горящие дома, конники, не дожидаясь команды, пришпорили коней, споро пошли вперед, развернулись вслед за командиром и, на ходу рассыпаясь веером, пошли на село. Взметнулись вверх клинки, побежали по ухоженной стали отблески пожаров кровавыми пятнами.

Первым, на кого вылетел распаленный предчувствием боя ольгердов жеребец, оказался вооруженный луком татарин. Завидев взявшегося словно ниоткуда казака, вольный сын степей взвизгнул, натянул тетиву, успел пустить короткую злую стрелу — но поздно. Стрела ушла куда-то вбок, а татарин, получив удар с оттяжкой точно между плечом и шеей, всхрипнул и, подергивая руками, упал навзничь. Не думая уже о поверженном противнике Ольгерд вылетел на хуторской майдан.

Огляделся, увидел как казаки гоняют, словно ястребы цыплят, ошалевших разбойников, вбился клином меж двумя бегущими татарами, махнул саблей вправо, попал, переклонился на другую сторону, ударил влево — сталь со звоном наскочила на подставленный ятаган. Татарин скривил лицо, сощурился, показал неровные зубы и попытался пырнуть коня острием под брюхо. Ольгерд, предугадав удар, поднял жеребца на дыбы, пнул басурманина в лоб ногой и, не желая тратить времени на пустое фехтование, вытянул левой рукой пистоль. Направил ствол в середину груди, моля бога, чтобы у того не оказалось под кунтушем стальной кирасы, нажал на спуск. Выстрел в упор оказался удачным — разбойника швырнуло в сторону, словно кость при игре в бабки. Не успел развеяться пороховой дым, как со всех сторон понеслись грозные голоса: