Анатолий Дроздов - Интендант третьего ранга Страница 35

— Мне сказали, Виктор Иванович, — наконец сказал он, — что вы по памяти цитируете документы, — голос у хозяина кабинета был звучный, не по возрасту сильный. — Это так?

Крайнев пожал плечами: его вызвали только за этим? Он не артист разговорного жанра!

— Пожалуйста, вспомните пункт шесть-семь устава банка! — как ни в чем не бывало, продолжил Дюжий.

— Акционер имеет право произвести отчуждение своего пакета акций только в пользу другого акционера, — спокойно зачитал Крайнев. — Продажа, дарение, уступка или иное действие с акциями не в пользу акционера разрешается только с одобрения общего собрания.

— Правильно! — подтвердил Дюжий.

«Боже! — вдруг сообразил Крайнев. — Чтоб подарить мне акции созывали собрание?»

— Решение инициировано мной, — отвечая на его немой вопрос, сообщил Дюжий. — И принято мной. Это нетрудно — контрольный пакет акционерного общества принадлежит мне. В документах указана фирма, но она моя.

Лицо Крайнева помимо воли изобразило изумление, Дюжий улыбнулся:

— Не верите?

Крайнев выразительно обвел глазами кабинет.

— Скромность украшает человека, — сказал Дюжий. — В отдельных случаях спасает жизнь. Банк создавался в девяностые, в ту пору репутация владельца имела запах горячего свинца. Времена другие, но я не стал менять. Привык. Не сомневайтесь, Виктор Иванович, этой мой банк. Десять лет назад немцы побоялись больших капиталовложений — рискованно. Я к тому времени имел в Германии бизнес, весьма успешный, и располагал средствами. Немецкий банк дал имя, я — деньги. Теперь они хотят контрольный пакет. Только я не продаю… Пожалуйста, вспомните, пункт шесть-восемь устава!

— Акционер имеет право передать свой пакет акций в доверительное управление только другому акционеру.

— Хороший пункт, — довольно сказал Дюжий, — сам писал. Никакой рейдер не подступится. Немцы недоумевали — у них нет захвата предприятий.

«Сильно захотят — захватят!» — подумал Крайнев, но благоразумно промолчал.

— Догадались, почему стали акционером?

Крайнев потрясенно кивнул.

— Удивлены?

— Неожиданно! — признался Крайнев.

— Это приятная неожиданность, — улыбнулся Дюжий. — Освоитесь. Мне пора на покой, поэтому понадобился человек для управления банком. И тем не менее я вас тороплю, можете подумать…

Крайневу вежливо поблагодарил и хотел откланяться, как дверь в кабинет распахнулась. На пороге появилась молодая женщина. Потому, как она ворвалась, не постучав, Крайнев понял: с Дюжим ее связывают не служебные отношения.

Дюжий заулыбался и встал. Гостья подлетела к нему и чмокнула в щеку.

— Привет, папа!

— Здравствуй, милая! — проворковал Дюжий, возвращая поцелуй. — Опаздываешь!

— Пробки! — пожала плечами гостья. — К тому же спешить некуда — картины не убегут, — она только сейчас заметила, что в кабинете есть еще кто-то и с любопытством уставилась на Крайнева.

— Знакомься, Оленька! — поспешил разрядить неловкость Дюжий. — Виктор Иванович Крайнев, начальник внутреннего аудита. Это моя дочка. Наследница и продолжательница дела.

— Не буду я его продолжать! — капризно сморщила носик гостья.

— Оленька — художница! — снисходительно пояснил Дюжий. — Между прочим, известная. Ольга Казакова, слышали?

Крайнев машинально покачал головой, тут же поймав себя на мысли, что Ольга, наверное, обидится. Но она рассмеялась, продолжая пристально рассматривать Крайнева. Затем, шагнув ближе, взяла его за подбородок и повернула к свету.

— Оленька! — сокрушенно воскликнул Дюжий, но дочка не обратила внимания.

— У вас интересное лицо, — сказала она. — Вы совершенно не похожи на банкира. Скорее на воина.

— Оленька! — вновь раздалось от стола.

— Что я такого сказала! — обиделась Ольга. — У человека интересное лицо, ему приятно слышать. Ведь так? — она заговорщицки подмигнула Крайневу.

— Так! — подтвердил он не в силах сдержать улыбку.

— Видишь! — сказала Ольга отцу.

Тот только руками развел. Ольга помахала ему ручкой и побежала к дверям.

— Позвони охране! — выпалила на пороге. — Чтоб выпустили…

— Через неделю выставка, — пояснил Дюжий, — картины забирает. Висят в холле, видели? Не сердитесь, Виктор Иванович, Ольга — девочка хорошая.

Крайнев заверил, что нисколько не рассердился и откланялся. Но отправился он не к себе, а спустился в холл. Двое рабочих бережно снимали со стен картины. Возле них суетилась Ольга. Крайнев медленно двинулся вдоль стены, разглядывая остававшиеся полотна. Раньше он не обращал на них внимания: есть какие-то цветовые пятна на стене — и ладно! Теперь было интересно. Все картины оказались городскими пейзажами. Крайнев узнавал знакомые улочки Москвы, но это был другой, неизвестный ему город. Сверкающий огнями, но холодный. Расчерченный светом автомобильных фар, но с пустыми тротуарами. Залитый дождем и засыпанный снегом. Человеку в таком городе одиноко и неуютно. Картины излучали пронзительную горечь, чистую, как воздух зимним утром…

— Нравится! — раздалось за спиной. Крайнев узнал голос Ольги.

— Вам было тяжело? — спросил Крайнев, оборачиваясь. — Черная полоса? — внезапно он понял, что проявил бестактность, и смешался: — Извините.

— Не за что, — спокойно ответила Ольга. — Все правильно. С вами случалось?

— Да.

— Теряли близкого человека?

— Бабушку.

— А я — мать. Год как в тумане. Чтоб не сойти с ума, писала каждый день…

Они помолчали. Неожиданная откровенность разом сблизила их, и каждый боялся неосторожным словом разорвать эту ниточку. Первым решился Крайнев.

— Продаете картины?

— Продала. После выставки заберут.

— Жаль…

— Осталась последняя, — Ольга подвела его к маленькому полотну, где был изображен заснеженный московский дворик. — Самая первая в серии. Вид из окна.

— Сколько стоит?

— Не продается. Могу подарить.

— Я не заслужил.

— Поработайте у меня натурщиком!

— Я?

— У вас интересное лицо.

— Не знаю… — смутился Крайнев.

— Это не больно! — успокоила Ольга.

Крайнев засмеялся.

— У вас есть визитка?

Крайнев достал из нагрудного кармана белый прямоугольник.

— С мобильным! — удовлетворенно кивнула Ольга. — Позвоню на днях, ждите!

Крайнев не успел ответить. Ольга повернулась и побежала к рабочим. Крайнев растерянно смотрел ей вслед. Ольга была одета в обтягивающие брючки и джемпер. Они ненавязчиво обрисовывали формы стройного тела. «Хорошо выглядит, — вдруг подумал Крайнев. — Сколько ей? Двадцать пять? Наверное, больше — Дюжему под семьдесят. Поздний ребенок… Любимая, балованная доченька, которой все позволено. Неудивительно, что она врывается в кабинет. Если твердо решила не продолжать дело и писать свои картины, Дюжему нужен управляющий. С ним-то я сработаюсь, а вот с ней? Интересно она, в самом деле, хочет меня писать, или шутила? Женщина, их разве поймешь?…»

Крайнев вернулся к себе задумчивым. День этот преподнес еще сюрприз. Часы на столе Крайнева показывали конец рабочего дня, когда дверь в кабинет широко распахнулась. Вошел Пищалов. Следом Маша несла хрустальный поднос. На подносе, как с изумлением увидел Крайнев, стояла бутылка «Хенесси», бокалы и блюдечко с мелко нарезанным лимоном. Пищалов по-хозяйски указал Маше, куда ставить поднос, и небрежным движением отослал обратно.

— Распитие спиртных напитков на рабочем месте запрещено, — процитировал Крайнев пункт правил внутреннего распорядка.

— Нам можно! — отмахнулся друг.

— Почему?

— Ты будущий член правления, а я в банке больше не работаю. Заявление принес. Завизируешь?

Лицо Крайнева выразило изумление.

— Секрет Полишинеля! — хмыкнул Пищалов, разливая коньяк. — Маша сообщила: босса вызывал Дюжий. Я пробил по базе: это он подарил пакет акций. С какой радости, спрашивается? У закрытого акционерного общества было семь акционеров, одним стало больше. Маша говорит: начальник вернулся задумчивый. Понятное дело… В члены правления?

— Нет.

— А что? — удивился Пищалов.

— Доверительное управление контрольным пакетом.

— Твою мать! — всплеснул руками Пищалов. — Витя! Я знал, что ты гений, но настолько… Дай поцелую!

Как не отбивался Крайнев, но друг все же облобызал его, обдав коньячным ароматом — событие Пищалов начал отмечать раньше.

— Выпьем, Витя! Душа горит!

— Я за рулем!

— Отвезут! Я распорядился…

Они чокнулись, выпили и зажевали лимоном.

— Помнишь, я ночевал у тебя после корпоратива? — начал Пищалов, откидываясь на спинку стула. — Наутро ты укатил к своей докторше, а я стою и не знаю, куда податься. Домой? Там Инка… К родителям? Начнутся слезы: семью потерял, бедная внучечка… Топчусь, как последний бомж и тут мелькнуло: позвоню Маше! Обругает, бог ним! Но хоть с кем-то поговорить! Набираю: «Как дела?» «Какие дела? — отвечает. — Вы меня бросили, как последнюю б…, на такси домой ехала, а водила черный попался, приставать начал — еле отбилась! Сижу одна, родители на даче, от тоски вою». Я ей: «Готов загладить вину!» Она мне: «Заглаживай!» Ну что? Забежал в магазин, шампанское, конфеты — стандартный фраерский набор, и к ней. Встречает. Рубашечка светится насквозь, а под ней ничего, кроме трусиков. Да и те символические. А меня Инка три месяца на голодном пайке… — Пищалов наполнил бокалы и поднял свой, любуясь цветом напитка. — Короче, выпили шампусик, она еще конфетку не доела, как я ее сгреб… Думал, врежет, а она: «Ну, наконец-то!» Знаешь, почему она здесь попой вертела, сиси свои показывала? Девке двадцать три года, а она никогда и ни с кем…