Татьяна Сорокина - Мыколка Страница 35

— Ваше Сиятельство, фельдъегерь канцелярии Его Императорского Величества просит его принять.

— Конечно, — торопливо сказал Шеховской, — пусть немедленно проходит.

Оба друга встали, и в это время в комнату зашел офицер. Он приветствовал хозяина и с поклоном подал ему запечатанный пакет.

— Ваше Сиятельство, — сказал он, — прошу принять письмо его Высокопревосходительства графа Бенкендорфа, он настоятельно просил ознакомиться с ним и отписаться немедленно. Я уполномочен дождаться вашего ответа.

Князь распечатал пакет, развернул лист бумаги и впился в строчки.

Внимательно прочитав письмо, он повернулся к Вершинину и с растерянным видом сообщил.

— Государь желает наградить меня орденом Георгия второй степени и просит прибыть через неделю в Гатчинский дворец. Кроме того, он, не дожидаясь сдачи экзаменов, определил Николеньку корнетом лейб гвардии гусарского полка. И просит, что бы тот прибыл вместе со мной на это награждение, уже в гусарском мундире.

— Поручик, — обратился он к фельдъегерю, — пожалуйста, подождите, я вас не задержу, сейчас только напишу ответ. Можете пройти в обеденный зал, перекусить, к сожалению, не могу составить вам компанию. Энгельбрект, проводи его Благородие в зал, — приказал он дворецкому.

Когда они остались вдвоем, Андрей Григорьевич развернул еще одну краткую записку, которую уже писал лично Бенкендорф.

— Дорогой друг, хочу тебе слегка пояснить, в чем дело, император хочет, чтобы твой сын провел показательный бой с де Жюссаком, этот, недавно появившийся у нас француз, до настоящего момента выиграл все свои бои, и ведет себя крайне заносчиво. Его Императорское величество надеется, что Николай Андреевич, который так себя проявил в последних событиях, сумеет остановить победный марш гордеца. А по поводу ордена император сказал, что это его извинение за, то, что твои заслуги в свое время не были оценены должным образом.

Он прочитал ее вслух и потом посмотрел на Вершинина. Тот слегка улыбнулся,

— Вот видишь, стоило тебе попасть на глаза императору и все закрутилось, как в романах. Ну, что от всего сердца поздравляю и радуюсь за тебя. Давай пиши ответ, и надо отметить это дело, как мы это обычно делали в молодости.

Катенька впервые в своей жизни ехала одна с визитом. Конечно, с ней были сопровождающие, но это были просто слуги, а вот отца, который всю жизнь был рядом, сегодня не было. Дорога не заняла много времени вот она уже на Большой Миллионной заходит в дом княгини. В дверях ее встретил важный мажордом и после ее сбивчивых объяснений исчез в коридоре. Не прошло и несколько минут, как оттуда, шурша платьем, вышла княгиня Голицына.

— Здравствуйте Ваше Сиятельство, — застенчиво пролепетала девушка, — надеюсь, я не опоздала.

— Ну, что ты душа моя, конечно нет, пойдем скорее со мной, я смотрю, ты совсем продрогла, сейчас мы с тобой попьем чайку. Ты, как насчет чайка?

— Ой, спасибо, Евдокия Ивановна, вы так добры, я с удовольствием откушаю с вами.

Они прошли в столовую, где немедленно им был доставлен дымящийся самовар и чайный сервиз.

Княгиня, угощая девушку, искоса следила за ее манерами, и к своему удовольствию обнаружила, что придраться ей, в общем, не к чему.

— Интересно, где Вершинин нашел ей такую гувернантку, надо бы с ним потом поговорить, Нинель меня недавно просила найти хорошую воспитательницу для внучки.

Пока они пили чай, Евдокия Ивановна ни о чем особо не расспрашивала свою ученицу, а наоборот рассказывала ей о Париже, о том, как там живется.

— А вот папенька мне никогда не рассказывал ничего, а ведь там жил почти два года, — с обидой сказала Катенька.

Княгине стало так смешно, что она чуть не подавилась, чаем, который она прихлебывала с блюдечка.

— Что может рассказать молоденькой девице отец, о времени, проведенном им в Париже, сколько у него было любовниц и в каких кабаках кутил, — смеялась она про себя.

Но вслух, тем не менее, сказала:

— Катенька твой папа, был там во время войны. Он, наверно, считал, что рассказы о ее ужасах, не для юной девушки.

После чая они прошли в библиотеку, где княгиня, уже примерно составившая план занятий, начала свои уроки. Рассказывала она все, не в пример интересней, чем мадам Боже, поэтому внимание Катеньки было обеспечено. Они с небольшим перерывом прозанимались два часа, а потом, немного помузицировали в две руки за клавикордом.

После этого их пригласили в столовую на обед. К обеду к княгине приехала ее давняя подруга, в отличие от княгини, она была еще замужем, очень этим гордилась и вспоминала своего мужа, где только можно.

Когда Евдокия Ивановна представала ей молоденькую девицу, она восприняла это, как очередную блажь подруги и довольно равнодушно приветствовала Катеньку.

За столом обе подруги вели оживленный разговор, нисколько не стесняясь, девушки. Но та слушала их вполуха, потому, что людей, о которых шла речь, она не знала.

Но вот Нинель Александровна сказала:

— Ах, Евдокия, слышала ли эту ужасную историю, о нападении на дом Шеховских, представляешь, там трое убитых!

Со стороны Катеньки раздалось всхлипывание, и она упала со стула.

— О господи, что с ней стряслось? — удивленно вопросив, вскочила с места Нинель.

— Я тебе потом объясню, — тихо сказала Голицына, звоня в колокольчик.

Появившейся прислуге она приказала немедленно принести из ее будуара флакончик с нюхательной солью. Катенька лежала в обмороке, но ее щеки начинали розоветь. Когда княгиня поднесла к ее носу флакончик. Катенька чихнула и попыталась сесть.

— Как ты себя чувствуешь моя дорогая, — озабоченно спросила Голицына, — может, тебе лучше полежать.

— Нет, спасибо Евдокия Ивановна, мне уже лучше я сейчас встану.

Она с трудом уселась за стол и залилась горючими слезами.

— Прошу вас, расскажите, что там произошло у Шеховских? — сквозь слезы твердила она.

— Так, что случилось, сын князя убил трех бандитов, пробравшихся в дом. А четвертого связал и только после этого вызвал полицию и жандармов, — сообщила Нинель Александровна, заинтригованная до невозможности поведением незнакомой ей до сегодняшнего дня, девушки.

Бледное лицо девушки порозовело, и она еще шмыгая носом, спросила:

— А с самими Шеховскими ничего не случилось?

— Нет, насколько я слышала ничего, они не пострадали, — все еще недоумевая, ответила Нинель Александровна.

— Милочка, может, расскажете нам, что вас потрясло в моих словах? — спросила она, игнорируя взгляды Голицыной.

Катенька, уже вполне пришедшая в себя, защебетала:

— Ах, понимаете, князь Шеховской большой друг моего папеньки, а тот сегодня отправился к ним с визитом, вот я и расстроилась, услышав ваши слова.

— О, так ваш отец хороший знакомый князя, — совершенно другим тоном заговорила ее собеседница, — а, кто будет ваш папенька?

Когда она услышала, что папа Катеньки крупнопоместный помещик и владелец большого дома в Петербурге, ее тон резко изменился, и нем появились заискивающие нотки.

Княгиня наблюдала за своей подругой с невозмутимым лицом, но в душе у нее скребли кошки.

— Боже мой, что делает с нами время, — думала она, — как меняет человека недостаток средств. Разве Ниночка раньше была такой. Сейчас ведь начнет напрашиваться с визитом к Катюше. Нет, надо этот разговор прекращать.

Она позвала прислугу и попросила подать десерт.

— Ох, дорогие мои, прошу вас немного помолчать и попробовать десерт. Я совершенно недавно узнала его, от одного знакомого, только что приехавшего из Мадрида, он такой специфически испанский! Вы будете просто в восторге.

На несколько минут за столом воцарило молчание, затем, когда десерт, действительно оказавшийся очень вкусным, подходил к концу, княгиня сказала:

:-Катенька, ты иди, пожалуйста, в библиотеку почитай книгу, что я тебе показала, а мы немного позлословим с Ниночкой.

Когда Катенька закрыла за собой двери, Голицына раздраженно воскликнула:

— Нина, это переходит все границы, ты явно не хотела понимать моих намеков, это просто моветон с твоей стороны.

Но ее подруга только усмехнулась:

— Оставь дорогая этот тон, он совсем тебе не идет. Я уже поняла, что ты не хочешь, чтобы я ближе познакомилась с этой семьей. Но ты не можешь держать монополию на все мои знакомства, если я захочу, то без труда это сделаю и без тебя.

А еще мне кажется, что твое объяснение причин, по которым ты пригласила эту девочку, очень натянуто, и ты что-то задумала.

— Вот, так, — подумала Евдокия Ивановна, в кои веки скажешь правду, а тебе совершенно не верят. Если бы придумала, что-нибудь другое, поверили бы сразу.

— Знаешь, дорогая, я не собираюсь оправдываться перед тобой, что хочу, то и делаю.

Нинель Александровна хитро улыбнулась