Павел Дмитриев - Анизотропное шоссе [СИ] Страница 35

— Вот так я пошла на станцию, — завершила свой рассказ девушка. — Думала солдатика уговорить пропустить на вокзал, но…- она споткнулась в словах, чуть порозовев щеками, — Такие страшные попались, ну прямо квазимоды, и вонючие… никак не смогла. Развернулась и побрела куда глаза глядят, пять дней с того минуло.

— А почему шоколад не взяла?! — удивился я, спешно разрывая обертку все той же злосчастной плитки Nestle. — Держи, но съешь только пару долек, больше тебе пока нельзя! И чаю, чаю с сахаром побольше пей!

Конечно, недельная голодовка по местным меркам «дело житейское», но все же, для городской девочки непонятно и странно. Однако Яков успел удивиться первым:

— На что только надеялась?!

— Уж с жизнью попрощалась, — с поразительной легкостью объяснила Александра. — Все решиться не могла. Только вчера на путях встала, да машинист успел поезд остановить, схватил в охапку, отнес в сторону и отругал по всякому… еще хлеба сунул, без малого осьмушку! Но затем люди из вагонов полезли, один кричать принялся, да так похабно, его друзья держали, но он вырвался, револьвер вытащил, сперва просто размахивал, а потом в меня стрелять стал. Не попал, верно, совсем пьяный.

— Совсем озверели! — успел я вставить пару слов.

Но развить эту богатую на эмоции тему Яков не дал, его интересовала только логика текущего момента:

— Вот из-за тебя-то прошлый состав рельсы и надорвал.

— Наверно, — не стала спорить девушка. — Как крушение произошло, специально вернулась, в последнее чистое переоделась, очень уж наделась попасть в купе к комиссарам, да обязательно чтоб чином повыше.

— Зачем? — не удержался я от тупого вопроса.

— Хоть одного убить, — спокойно пожала плечами молодая девушка, почти ребенок.

Слова завязли у меня в горле. Но Александра только грустно улыбнулась, отправила в рот шоколадные дольки и продолжила:

— А тут ты, как из другого мира совсем… Из прошлого, наверно. Или из-за границы.

Последнее она сказала явно зря. Но Яков вновь опередил меня:

— А если и так?

— Из револьвера стрелять умею, — с неподдельным энтузиазмом и какой-то непостижимой для меня логикой ответила девушка. — Еще могу повязки накладывать.

— Да неужели? — укоризненно прищурился мой партнер. Однако я отчетливо видел, такой странный ответ ему очень понравился.

— А как насчет еды — приготовить? — встрял я, пытаясь перевести тему на что-то более традиционное.

— Нашел проблему, — недовольно фыркнула Александра в ответ.

Не поймешь, на самом деле она в состоянии управляться с кастрюлями или так издевается… Вот если бы она вошла в нашу команду! И ведь какой хороший повод, Яков любит вкусно поесть! Да и я… но тут покуда нет полуфабрикатов и холодильников, процесс готовки супа идет от скручивания головы курице, а паршивая овсянка варится не десять минут из пропаренной и высушенной на фабрике тюри, а несколько часов — из зерна, да еще на идиотском примусе. То есть на кухне нужно работать практически непрерывно, причем с квалификацией, доступной не всякой жене из «интиллихенток».

— Погоди-ка, — Яков резко, если не сказать грубо, оборвал мои кулинарные фантазии, сворачивая тему разговора в неожиданную сторону. — Саша, так это твой отец написал очерки по истории Византии?

— Вы их читали! — обрадовалась девушка. — А еще папа три листа к Синайскому кодексу[150] нашел, помог их выкупить и в Санкт-Петербург привезти!

— О, что-то я про эту книгу слышал, — с удовольствием блеснул эрудицией напарник. — Кажется, за нее хорошие деньги обе…

Тут он осекся, как видно поняв, что сболтнул лишнего. Но наша гостья так воодушевилась, что не заметила скрытого подтекста, такого близкого букинисту и агенту ГПУ по продаже церковных реликвий «проклятым капиталистам», но кощунственного для дочери ученого.

— Как это поразительно, случайно встретить в поезде настолько образованных людей! — затараторила она быстро. — Мне так неудобно, ведь я вас еще совсем не знаю, но это должно быть настоящим чудом… Если бы вы как-то помогли вытащить отца из застенков проклятого чека, это же так очевидно, что его арест чудовищная ошибка, но в ней никто не дает себе труда разобраться!

— Гхм… — Яков задумался, будто о помощи, но я точно знал, его мысли страшно далеки от благотворительности. В любом случае, девушка успела наговорить тысячу слов, пока он принял решение:

— Понимаешь ли, с комиссарами ты не сильно ошиблась, — начал он медленно. — Мое имя Яков… Блюмкин!

— О нет! Убийца Мирбаха!!![151]

Лицо Александры побелело, глаза же осветились яростной решимостью. Совсем как у той девчонки в Кемперпункте, которую я не могу забыть уже третий год… Из-за которой, по сути, я не свалил в спокойные и сытые, даже в условиях кризиса, Соединенные Штаты, а все же решился на дикую и смертельно опасную московскую авантюру.

Гостья отчаянно дернулась вперед, встать, вырваться, но Яков мягко толкнул ее обратно на диван:

— Погоди. Может быть, ты не совсем в курсе, но, знай, есть правильные комиссары, и… не очень. Вернее, настоящие враги. И вот они, эти самые враги, и творят последние годы все безобразия в Советской Республике. Они и отца твоего в лагерь сослали, и мать, и еще многих хороших людей, вон, Леша не даст соврать, он сам недавно с Соловков. Поэтому наша задача — остановить гадов, причем любой, даже самой дорогой ценой.

— Так вы от Троцкого! — со странной смесью радости и ужаса в голосе догадалась гостья.

— Все же какая умная девочка! — засмеялся Яков, добавив не без самодовольства. — Разумеется, не зря же я служил у Льва Давыдовича адьютантом и начальником личной охраны!

В купе повисла гулкая тишина.

— Так что же теперь? Вы должны будете меня убить? — отстраненно зафиксировала свое положение Александра. — Можно тогда я съем еще немного шоколада?

Я протянул ей плитку; дьявольская логика ситуации попросту разрывала мою голову на части. Беспомощный ребенок, которого нельзя тронуть и пальцем, после признания Якова — страшная угроза моей жизни и нашей миссии, ее несколько слов невпопад, и останется только молить палачей о милосердной пуле! Хвастливый супершпионишка, какой дьявол тянул его за язык?

— Яков, ну и нах..я ты все разболтал? — я чуть было не сорвался на крик.

— Но кто-то же должен варить нам чолнт?![152] — обезоруживающе улыбнулся партнер, засовывая револьвер под подушку на своей полке. — Сможешь? — он подмигнул девушке. — Нет? Так не бойся, я научу. И отцу мы твоему обязательно поможем, ну, разумеется, если все получится как надо!

— Все, все сделаю, — выдохнула Александра, зажимая лицо в руках в тщетной попытке скрыть слезы.

Вот и пойми партнера… Успел влюбиться? В такого заморыша? Бред, не верю! Неужели отец так необходим? Интерес у Блюмкина неподдельный и корыстный, однако для настолько долгосрочных планов нет нужды вербовать дочь ученого в нашу команду. Разве что речь идет о действительно больших деньгах… да нет, полная же чепуха, откуда им взяться в замшелых религиозных бумажках![153] Может, он на самом деле позаботился о питании? Или я напрасно все усложняю, тогда как за личиной террориста-убийцы прячется игрок и романтик…

— «Который думает на два шага вперед и заранее озаботился дополнительным рычагом контроля за тобой, дурачком!», — плеснул керосинчика в костер сомнений внутренний голос.

И ведь попробуй возрази собственному разуму!

8. Сильные умирают первыми.

Кемперпункт, январь-май 1928 года

Выгружали наш этап весело и без затей. Просто выгоняли вагон за вагоном на заснеженную вырубку железнодорожного тупика где-то за Кемью и выстраивали в колонну по пять человек в ряду. Мешкающих подгоняли разухабистым матом и пинками, с особым шиком напирая на присказку: «Здесь вам власть не советская, — здесь власть соловецкая». Первый раз проявление местного юмора меня рассмешило, я даже пробормотал вполголоса: — «Хрен редьки не слаще», однако после многократного повторения охраной фраза заиграла всей полусотней оттенков черного. Именно с ней на губах конвоир мог легко влепить тяжелым, обутым в калошу валенком в лицо упавшему, отобрать чемодан, раскидать его содержимое по снегу или содрать приглянувшуюся шапку. Скорее всего, мог и убить любого, но до этого не дошло — все ж красноармейцы не чекисты. Напротив, они позволили тем каторжанам, кто послабее, сложить тяжелые баулы в приданные сани — к заболевшим и умершим, не мешкая всех пересчитали «пятерками» и повели, то и дело беззлобно покрикивая извечное: «Подтянись, шире шаг!».

Много времени дорога не заняла. Уже километров через пять я увидел высокий забор и вышки часовых, а еще чуть погодя дорога уперлась в громадные ворота, над которыми чернели скучные казенные буквы: «У.С.Л.О.Н.», а чуть ниже — «Кемский распределительный пункт».[154] Тут притихла даже вечно задиристая и бодрящаяся шпана.