Булгаков и княгиня - Владимир Алексеевич Колганов Страница 35

Я сдержанно произнёс:

– Ну, здравствуй, Тюря!

– Убедительно прошу вас не морочить голову, – был его ответ. – Вы, собственно, кто такой?

– Ну как же, Тюря! Неужели ты меня не помнишь? – честно скажу, я был огорчён столь скверным состоянием его ума. – Это же ты, сидя рядом на передней парте, то и дело меня в задницу щипал. А когда училка реагировала на крик, объяснял ей, что это я с младенчества такой неизлечимый неврастеник.

Дальше было вот что. Докладчик густо покраснел и спрятал за спиною руки. Надо полагать, подальше от греха. Понятное дело, что я поруганный свой зад не собирался предъявлять, да это наверняка оказалось бы излишним. Потому что задние ряды и без того просто уже корчились от смеха. А уважаемый докладчик, сбежав с трибуны, ринулся к дверям, теряя с каждым шагом крашеные волосы из бороды и свой авторитет среди научного сообщества.

Ну вот и нет его, исчез в дверях. Мир твоему словесному праху, неусыпный труженик и организатор литературного процесса! История твоих стенаний не забудет! А знатные бородачи там, на стене, твоё отсутствие как-нибудь перенесут.

Ко всему этому надо бы добавить, что положительного отзыва на роман я не получил. Говорят, рукопись где-то затерялась. Нет! Ещё раз пережить скитания по редакциям, пьянку с рецензентом, опять выслушивать суждения литературных бонз… Нет, это без меня. Увольте, граждане, увольте!

Осталась последняя надежда – обратиться к олигарху.

XVI

Как я попал к олигарху на приём, пусть остаётся тайной за семью печатями. А то ведь не позавидуешь ему – от просителей да прожектёров еле успевает отбиваться. Скажу только – помогло то, что оба с Украины, и он, и я. Он, конечно, тут уже не первый год, но душа к родным местам не охладела, есть всё-таки что-то общее у провинциалов, решивших покорить Москву. Не стану рассказывать и о том, как раздевали догола – в поисках кинжала или микрофона обшарили каждый миллиметр тела, от лодыжек до завитка волос на моём затылке. Слава Богу, что догадался накануне принять душ! Да что уж говорить – теперь опять тащиться в баню. В общем, после унизительных процедур и заполнения анкеты взяли подписку о неразглашении – как без этого? – и провели в рабочий кабинет.

Если в обыкновенных людях привлекают нередко глаза, иногда нос, на худой конец, оттопыренные уши, то этот гражданин имел, без сомнения, незаурядную верхнюю губу. Мало того, что верхняя губа была впечатляющих размеров и довольно изысканных форм, она весьма удобно, по-домашнему расположилась поверх нижней, время от времени чуть уточняя позицию, дабы приладиться надёжнее, и вместе с тем демонстрируя привычное состояние блаженства и уверенности в перспективе своего хозяина. Мне почему-то показалось, что вот-вот, следуя доселе не разгаданной закономерности, из-под неё выскользнет косточка какого-нибудь диковинного плода, элегантные пальчики бережно отринут её на тщательно подготовленную почву, пройдёт мгновение – а что такое мгновение по сравнению с вечностью, как не целая жизнь – и косточка даст урожай. И можно будет снова вкушать. Вкушать и наслаждаться.

Впрочем, решающей приметой в его внешнем облике была вовсе не какая-то часть лица. И, конечно, не тщательно ухоженное, подогнанное под общепринятые образцы солидности и нужных габаритов тело. И даже не румянец, нежный в периоды умиротворения и душевной благодати, но, несомненно, варёно-свекольного происхождения за минуту-другую до того, как следовало бы идти на таран. Всё это оставалось не более, чем предварительным наброском личности, весьма далёким от анализа истинных её достоинств. Но что там находилось у него внутри, какие страсти бушевали, какие грандиозные проекты прорабатывались, об этом не берусь судить. Просто потому, что прежде надо бы поближе познакомиться, как-то расшевелить его, заставить проявить душевные качества, тщательно скрываемые от своих сограждан. Ох, непростая это задача – понять, как заурядный фарцовщик стал денежным мешком.

Впрочем, особо напрягаться для установления контакта не пришлось, поскольку был у меня в заначке один вопрос, который просто обязан был задеть олигарха за живое.

С этого я и начал. Спрашиваю, даже не успев присесть, от самого порога:

– Как же так? То есть, кто же вместо валюты подложил рубли?

– Какие ещё рубли? – вижу, что олигарх, хоть и не врубается, но уже слегка задет моим вопросом.

– Да вот ведь, на съезде нашей партии. Илья Борисыч готов был со стыда сгореть, лишь бы не смотреть в глаза униженным и оскорблённым.

– Кому это? – олигарх уже смущён.

– Будто не знаете?

– Кого?

– Ксению Тимофевну и Петра Иваныча. Даму, кстати, до невероятной степени унизили, то есть растерзали почти что догола.

– Ужас-то какой!

Вижу, что ещё чуть-чуть и будет нужный результат. Я продолжаю:

– Мало того, некто весом в полтораста килограмм, получив рубли, от расстройства придавил собой десятый ряд партера.

– Да в чём дело-то? – он уже почти кричит.

– А в том, что обещали твёрдую валюту, а на поверку привезли рубли.

– Ничего не знаю, – облегчённо вытирает пот. – Сам доллары в коробку из-под соковыжималки положил. Ну не будете же вы требовать, чтобы я ещё и вёз, и раздавал? У олигархов так не принято.

– В столь важном деле можно было бы и поступиться принципом.

– Да кто же знал?

– А надо было знать!

– Ой! Только не давите! Всё это ерунда. Ксению эту вашу приоденем, а придавленным заплатим за ущерб. Так что ничего особенного не случилось.

– Как это не случилось? – картинно возмущаюсь. – Обиженные грозят обратиться в суд.

– Ну, это и вовсе не проблема, – улыбается.

– Мало того, переметнулись в нашим конкурентам, – продолжаю.

– Это к Гришке, что ли? Да у него не партия, а форменный дурдом. Набрал бродяг где-то подзаборных и с ними нянчится…

– А имидж? Вас не волнует, как люди будут говорить о партии?

– Имидж мы подправим. У меня свой телеканал, газеты, радио. И нечего бояться – после ухода нескольких придурков партия только крепче станет. Крепче и благонадёжнее!

Ничто его не проймёт. Смотрю, улыбка во весь рот, вот потянулся, закинул руки за голову и говорит:

– Кстати, я вижу, вы и в политике, и в людях разбираетесь. А не хотите поработать на меня политтехнологом.

– Зачем это? – к такому предложению совершенно не готов.

– Как это зачем? За бабки… Нет, нет, не за деревянные.

– А не могли бы пояснить, что за технология?