Александр Самохвалов - Боевой разворот. И-16 для «попаданца» Страница 36

А мне пора. До аэродрома ещё километров пять, но нагоняют. Мой предыдущий фокус они видели, надо придумать что-то новенькое. А вот так! Дождавшись, когда ведущий четвёрки совсем уже почти открывает огонь, ухожу скольжением, снова на максимуме тяги – скользит эта штука, конечно, не так, как Як или МиГ, но и не как Ил тоже, слава богу – очереди проходят справа, восходящая бочка, вражьи очереди проходят спереди, и ведомый второй пары, что собиралась ловить на правом вираже, аккуратненько так в прицеле – бью. Получилось. Эти проскочили, но навстречу уже мчится пара от той "чайки", меня не замечают, только что промахнувшись, и ведущий тут же получает от меня. Тоже удачно. Выходит, мы теперь вдвоём. Натурально, потому что паренёк не стал играть статиста, сходу прошив ведущего той недавно ещё пары, что проскочила мимо меня. Встаём как бы в круг, виражами вправо прикрывая друг другу хвосты. Подоспевшая шестёрка медлит, крутясь чуть выше нас, с большим радиусом левого виража. "Худые" взбесившейся каруселью проносятся мимо, словно вагоны встречной электрички, аж в глазах рябит от чешуйчатого камуфляжа сверху и серо-голубого нижних поверхностей. Потом к ним присоединяется оставшаяся без ведущих тройка, а пара тех, что свежие, уходит вверх. Хорош всё-таки "мессер" в вертикальном манёвре. А в пикировании – бесподобно хорош. Набрав высоту, сваливаются отвесно на нас. Шаблонно действуем, партайгеноссен. На эту античную хитрость попы у нас давно уже отработано кое-что оченно для вас интересное… и с винтом. Снова газ на взлётную, чуть выждав, предел нагрузки на винт, и… не знаю, как назвать эту фигуру. В общем, дикая помесь нечистопородной мёртвой петли с иммельманом и тут же полубочкой, до входа в которую, напрочь сбившую прицел ведомому, успеваю всадить в ведущего – буквально пару пуль, и на выходе увязываюсь за каким-то из каруселивших "худых", высекая его заведомо идущей мимо очередью из общего построения, но со скольжением, и прикрывающий хвост атакуемого "худой" мажет, увязываясь за мною в виражи. После чего началось то, что я просто обожал всегда. Манёвренный воздушный бой. Настоящая "собачья схватка", натурально с цеплянием зубами за хвосты, в которой "чайка" – определённо лучше "мессера"!

Не переставая ощущать себя бипланно-крылатым с без малого уже пламенным – сбрасываем газ, на хрен нужно! – мотором, снова оказываюсь в центре неспешно отыгрывающего банальную для него игру мироздания. Вижу всё. А что не вижу, то чувствую. С приличным таким замедлением развития обстановки. Так… Персонально я, заканчивая какой-то совершенно ненормативный нижний йо-йо, вот-вот словлю в хорошем ракурсе очередного – следующего за вспугнутым – "чешуйчатого".[143] Дружественная "чайка", долго не думая, на полубочке пропускает трассы очередного "карусельщика" впереди и уходит за пикировавшим ведомым, которому теперь совершенно не впрок преимущество в скорости, ибо высоты не так много уже, и надо выводить. Пикировавшему ведущему, кажется, хватило. Не вовсе, но из боя выходит. Вспугнутый мною карусельщик идёт в высоту, промахнувшийся дезориентирован, ещё один пытается укусить за попу меня – говорили же балбесу, не вяжись с "чайками" на виражах. Впрочем, нет. Ещё не говорили. Скорее всего. Но скажут.[144] Точно. Седьмой, видимо, на самом деле первый в каруселившей семёрке, тоже уходит в высоту. С запада, на паре уже тысяч, спешит, пикируя, четвёрка "сто десятых". Судя по курсу, аэродром блокировать. На котором, как мне показалось на вскидку, ничего и нет… во всяком случае, целого, но "церштёрерам" об этом откуда знать? А вот за ними ещё четвёрка, "худые", на шести ещё, но с приличным снижением – это уже к нам. Что ж, милости просим. К нашему шалашу. На где-то тысячу. И в тесноте получится, и в обиду, надеюсь.

Всаживаю короткую сбоку в светлое худое брюхо. Осталось шесть. Как в той детской песенке. Про негритят. Что на море. С выбыванием.[145] Напарник бьёт по выходящему вторым из пике, но как-то неубедительно. Патроны? К БСам у нас всего-то по полторы на ствол. Сотни. Маловато будет! Особенно при недоразвитости персональной жябы. Тем не менее, задел ли его напарник, толи нет, но оба, "зелёных сердца", кажется, намылились уходить. За ведущим хорошая полоса. Моя работа. Очередная смена на подходе.

Без особых проблем – при всей своей скорости, впрочем, как раз таки именно из-за неё, "мессер" довольно неповоротлив в ближнем бою – уворачиваясь от трасс сразу пары всё ещё следующих один за другим "худых", вижу атаку другой пары на потерявшую высоту "чайку". Та, как обычно, выполняет боевой разворот, выходя на встречный курс. Движок позволяет и без запаса скорости. Но не стреляет. И – не отворачивает. Удар, обломки…[146] То, что осталось от биплана, летит в одну сторону, то, что от "мессера", большей частью в другую, остальное сыпется вниз. Проносясь сквозь бренные останки, ловит что-то и ведомый "худой". Не смертельно, но уходит. На запад. Ещё две пары взвиваются ввысь. Похоже, пытаются осознать. То, что только что произошло. Светлая память… Хороший был, видимо, парень. И лётчик отличный. Наверное, мог бы и ещё фрицев понасбивать, размен один в один не для таких, вообще-то. Но! Недаром фашики совсем вскоре уже после начала боялись к нашим ближе сотни метров подходить! А потеря наглости для таких смертельна. Агрессоры. По сути своей, шпана…

Вот и сейчас. Их четвёрка, я один. Но не атакуют, ждут. Когда ещё четвёрка подойдёт. Ничо. Больше народу – меньше кислороду. Однако проблема. Как пел Семёныч, "Бензин, моя кровь, на нуле". Так, четвёрка с запада, а эти, что наверх ушли, выходят на встречный им. Курс. Похоже, хотят одновременно и с двух сторон. А мы в лобовую! Что, свежа память!? Не ндравица! Отворачивают и уходят вверх, не доведя пикирование до атаки. А у меня, благодаря этому, остаётся как раз вдосталь времени на то, чтобы, в который уже раз повторив тот самый, безобразно заигранный сегодня финт с боевым разворотом, убить ведущего вновь прибывшей группы и снова прослаломить между оставшейся тройкой. Похоже, однако, ушедшая от лобовой четвёрка заполучила по радио полновесных, или стыдно стало, но, не набрав толком высоты, они пытаются атаковать на виражах, бестолково, но их, с теми тремя, что тоже вернулись, семеро, и бензин, блин, бензин! К тому же, выдав последнюю куцую очередь, замолкли БСки, а "сто десятые", прекратив блокировать аэродром, присоединились к всеобщей катавасии, ходя кругами чуть в стороне и выжидая момент. Крылатым телом своим бешено вьюсь среди очередей и чешуйчатых камуфляжей, умудряясь избегать попаданий – и только… Мир сузился до пределов, очерченных текущей схваткой, движок засбоил уже разок на особо крутом выверте, будто сердечко при аритмии, вот-вот обрежет. И вдруг – сверху. Угрозы оттуда не ощущалось – никакой! Совсем без малого не задев мне правую плоскость, беспорядочно сваливается что-то непонятное, разбрасывая обломки и пуская дымы. Вот так и гибнут обычно асы – не от особо мастеровитого противника, а волею тупого случая… Не умаляя заслуг Кожедуба с Покрышкиным, им ещё и везло. Было много не хуже них, но – зенитный снаряд с первого залпа, отломившаяся из-за забитых кувалдой болтов плоскость, обычная авиакатастрофа при перелёте пассажиром, как у Мёльдерса в той реальности, или дурацкая бомба, как у него же в этой. Мысли текут неспешно, потому что движок обрезало, и я, успев быстрыми кренами из стороны в сторону уклониться от пары вялых атак, планирую на посадочную. А в небе властвует четвёрка Яков. Неведомо откуда взявшихся, но с хорошими запасами высоты и скорости прошедшихся сначала верхом и теперь, широченным виражом, пробивающих пространство моего воздушного боя насквозь. От недавно ещё гордой шестёрки "худых" – одного я всё же успел вывести из боя той последней куцей очередью – осталась тройка. На всех парах уходящая на запад. Наученные уже горьким опытом "сто десятые" намылились туда же ещё раньше, то есть сразу, как только, и Яки азартно бросаются вдогон.

Я же, выпустив шасси, спокойно сажусь в пологом планировании на в очередной раз – несильно – пострадавшую от бомб ВПП аэродрома Жабчицы. Запущенный адреналином компутер в башке всё ещё пашет, так что умудряюсь точно просчитать не только посадку, но и заезд, по инерции, на родную стоянку. Пижонство, конечно, но – выпендрон нам не чужд, как говаривал один мой приятель в том будущем. Не совсем так, правда, он это излагал… впрочем, неважно.

Когда машина остановилась, некоторое время просто сижу в кабине, наслаждаясь ощущением абсолютной полноты бытия. Как же это всё-таки здорово – жить! Особенно после того, как едва не умер. Затем, отстегнувшись, рывком поднимаюсь с парашюта, откидываю боковую панельку и спрыгиваю по плоскости на землю. Коля уже ждёт и, едва увидев поднятый вверх большой палец моей правой руки, с просиявшей радостью чумазой физиономией бросается к капоту. Я же топаю к КП.