Дмитрий Светлов - Черный князь Страница 36

— Мы еще киль не закладывали, а Кузьма уже купчую подписывает, — недовольно ответил тот.

— Я правильно подписываю! — возмутился дьяк. — Купцы за год вперед полную цену дают!

— Господа, господа, оставьте споры! — вмешался Норманн. — Лучше похвастайтесь новинками кораблестроения.

Постельничий крепко держал в руках бразды правления многочисленными мануфактурами. Не вникая в технологические нюансы, Михаил Симеонович четко наладил поставки сырья и продажу готовой продукции. Собираясь с открытием портала покинуть этот мир, Норманн практически не вникал в хозяйственные дела и не мог разрешить спор главного строителя с дьяком. Все его знания о деятельности верфи ограничивались общей концепцией. Здесь, на Ладоге, было организовано судостроение для Балтийского моря, корабли для севера собирались рядом с Медвежьим замком. Подобное решение связывалось с поставками лиственницы, которую везли с далеких Пермских и Печорских земель. Для плавания в пресноводной Балтике и слабосоленых водах Северного моря прекрасно подходила сосна. Между Колой и Грумантом[31] огромное расстояние, и корабли совершали настоящее океанское плавание.

Различие между верфями в Салми и Медвежьем замке заключалось не только в использовании негниющей лиственницы. Поморские корабли конструктивно значительно превосходили европейский каботажный флот. Ладьи легко справлялись с океанскими штормами, трехмачтовое парусное вооружение позволяло совершать плавание при любом направлении ветра. Русские кораблестроители опережали европейских коллег как минимум на триста лет. Холмогорам принадлежит пальма первенства в идее деления корабля водонепроницаемыми переборками на несколько отсеков, что повышает шансы выжить в случае повреждения корпуса. Не следует забывать про уникальные корабли новгородских купцов, совершавших регулярное судоходство в Югоскую волость.[32] Плавание по Баренцеву морю ничем не отличалось от океанского, после Карских Ворот или Югорского Шара корабелов в качестве специального приза поджидали айсберги и многолетний лед. Плавая в арктических водах, поморские корабли не опасались ледового сжатия, их не страшили сильные приливные течения с риском оказаться на осушке.

— Вот, полюбуйся, Андрей Федорович! — Главный строитель любовно погладил борт стоящей у сдаточного причала галеры.

Эти легкие и быстроходные суда предназначались для плавания по Волге, вместе с тем боевое крещение уже получили при захвате Норчепинга.

— Не слишком ли мало построил? — пересчитав ошвартованные галеры, озабоченно спросил Норманн.

— Что ты, Андрей Федорович! Здесь последние из твоего заказа! Готовые корабли без задержки уходят в Медвежий замок, — несколько хвастливо ответил Соян.

— Что-то я их не видел ни у княжеского причала, ни в Заводской гавани.

— Долго ли ружейникам установить пушки да Фальконеты? Флот без промедления уводят на зимовку в Шексну, — пояснил главный строитель.

— Погоди, — насторожился Норманн, — орудия сначала отстреливают,[33] затем выводят юстировку.[34]

— Стрельбище на восточном берегу Онежского озера, — пояснил Соян. — Нашли удобную скалу, затем разрисовали горизонтальными и вертикальными полосами.

К созданию полигона Максим не имел никакого отношения, это точно, иначе непременно нашел бы возможность в очередной раз подколоть Норманна. Возможно, Антонио приложил к этому руку, он последнее время целиком посвятил себя преподавательской работе. Решившись уйти в портал, архитектор спешил подготовить себе замену, а канонада под боком помешала бы любому делу. Хотя… вряд ли, за прошедшие два года на западном побережье Онеги не осталось ни одного незаселенного клочка земли.

Монастырь по-прежнему жил умиротворенной размеренной жизнью. Дежуривший у ворот белый монах поклонился князю, словно давнему знакомцу. Монах, поджидавший у входа в странноприимный дом, безмолвно повел на второй этаж в знакомую келью.

— Когда я смогу увидеть игумена? — бросая на кровать походный саквояж, спросил Норманн.

— Верующие люди при входе крестятся! — сурово заметил монах и язвительно добавил: — Совсем одичал, а еще мнит себя Великим князем.

Неожиданное замечание сбило с мысли и заставило Норманна стушеваться. Он действительно не очень-то следил за собой и при входе забывал о необходимости креститься на икону. Для большинства людей крестное знамение в дверях с рождения вошло в привычку, а он практически не ходил в гости. Креститься в дверях у Максима? Смешно! Еще реже он заглядывал к итальянцам. Мурманы хоть и начали дружбу с церковью, но только ради достижения своих целей. Тем временем монах беззвучно закрыл за собой дверь, и Норманн огорченно сел на табурет. Не так он представлял себе свой приезд на Валаам! Была уверенность в непременной встрече с игуменом, во время которой планировалось показать посох и вывезенные из портала семена. Он приготовил настоящую речь о нечаянном свечении посоха и семенах, привезенных мурманами с далеких Западных земель. А тут на тебе, вот келья, а вот икона! А еще говорили, якобы игумен заждался! В дверь постучали.

— Позволь говорить, князь! — На пороге стоял широкоплечий воин из белого монашества.

— Заходи, садись, ты вроде бы Александр. — Норманн вспомнил имя охранника монастыря.

— Я пресвитер[35] монастырской дружины, пришел с просьбой от воинов.

— Бойцы желают научиться строю или в оружии нужда? — предположил князь.

— Оружие и броня у нас хорошие, — уверенно ответил местный воевода, — добрые люди жертвуют не скупясь. В прошлом году на Масленицу с твоими воинами в Салми сошлись. Бились стенка на стенку и взяли верх.

— Молодцы, поздравляю! — с наигранным весельем похвалил Норманн. В его представлении кулачные бои или схватки стенка на стенку случались между пьяными крестьянами, а тут, оказывается, настоящие воинские игры.

— Не с чем, — ответил Александр, — воевода Яков Овинов привел с Корелы[36] крепких ребят и раскидал нас по сугробам.

— Бывает, — нейтрально ответил князь, гадая о просьбе.

— Научи поединку на мечах, — словно прочитав его мысли, попросил монастырский воевода.

— Поединку? — не скрывая удивления, переспросил Норманн. — Зачем дружине бой тет-а-тет?

— На Яблочный Спас в полоцком Спасо-Преображенском монастыре проводят воинские игрища, где мы всегда оказываемся битыми, — угрюмо пояснил Александр.

В первый момент Норманн хотел было напомнить, что до следующего Спаса почти год, но тут до него дошел смысл сказанного. На Руси четырнадцатого века проводились турниры!!!

— В Полоцке меряются силой только монастырские воины? — с некоторой задержкой спросил он.

— Почему же, — ответил воевода, — ворота открыты для всех. Приезжают и княжеские люди, и витязи.

— По рукам! — улыбнулся Норманн. — Для начала отберем лучших, затем отправим их в Медвежий замок.

— Вот еще! — возразил Александр. — Ты покажи особые приемы, а дальше мы сами набьем руку.

Эх, душевная простота! В состязаниях побеждает тот, кто лучше подготовился! На первом месте всегда стоит приз, чем выше награда, тем престижнее соревнование. Вознаграждение победителя послужит стимулом для появления профессионального спорта. Это всеобщее правило, и касается оно не только спорта. К примеру, до революции самой престижной наградой в области науки считалась Демидовская премия. Большевики оставили в стране только гегемона, на Олимп поднялась Нобелевская премия, значимость которой определяется денежной суммой. В голове Норманна мелькнула идея организации турниров в Новгороде. Инфраструктура есть, дело за призовым фондом, который запросто компенсируется тотализатором и дополнительной прибылью трактирщиков. В парковых аттракционах основные деньги дают не качели-карусели, а лотки с мороженым и прочей дорогущей подъедаловкой.

После ухода воеводы монастырской дружины Норманн принялся раскладывать вещи. Начал с саквояжа, на этажерке у входа расставил предметы личной гигиены, белье со сменной одеждой поместилось в прикроватном сундуке. Куда сунуть короб? Оберег рода нельзя держать взаперти, это против славянских обычаев. И доставать Рунов кол нельзя, свечение сразу же обратит на себя внимание, по монастырю поползут слухи. Оно ему надо? Самое хреновое состояло в том, что в Медвежьем замке ореол вокруг навершия посоха неожиданно увеличился. Зазывая в Тронный зал Смельдура с дружиной, князь надеялся разрядить энергию Рунова кола на уходящих в Мордовию норвежцев. Глянув на одухотворенные мистическим восторгом лица, Норманн проорал боевой клич:

— Слава Одину! — И выставил посох перед собой.