Андрей Посняков - Мятеж Страница 36

– Князь, князь! – Увидев ступившего на сходни высокого, с красивым лицом, человека в алом распашном плаще с золотым, блестевшим на солнце шитьем, собравшаяся на пристани толпа заволновалась, загудела.

Важные люди – оба боярина да подбежавшие местные купцы – тоже подались вперед, узнали:

– Точно – князь! Господи!

– А это кто там рядом – княгиня?

– Ай, красотою лепа!

– Тоща, тоща больно!

– Зато ликом бела, красива! А волосы-то, волосы – чистое золото.

– Одета, одета как… ухх!!!

В изумрудно-зеленом, с парчовыми и шелковыми вставками, платье княгиня Елена и впрямь выглядела весьма эффектно, да еще и держалась столь царственно-важно, что тут и никаких сомнений не возникало – вот она, великая государыня!

Широко улыбаясь, князь подошел к боярам:

– Дмитрий Федорович, будь здрав! О, Василий Есифович, и ты здесь! В гости ведь звал?

– Звал, великий государь! – Боярин аж покраснел от волнения. – Прошу на мою усадьбу… И тебя, Дмитрий Федорович, прошу. Пир сегодня закатим на славу!

Не переставая улыбаться, Егор скосил глаза на пристань:

– Это что там за кораблики? Ганзейские?

– Они, – покивал головою посадник. – Ежели велишь, торговые росписи с собой прихвачу, княже.

– Велю, – отрывисто бросил князь. – И росписи и… пусть люди твои поплотнее за кораблями посмотрят… Именами – «Дойная корова», «Золотой бык»… и какая-то святая… есть тут святые?

Дмитрий Федорович улыбнулся:

– А как же, князь великий, есть! Целых три. Одна из Любека, две из Риги.

– Из Любека какая?

– «Святая Бригита».

– Вот за нею и присмотрите.

Судовые росписи посадник прихватить с собой не забыл, сразу князю и передал, как только приехал да уселся за накрытый стол. Собственно, и ехать-то было всего ничего – недавно выстроенные боярином Василим Есифовичем хоромы располагались совсем рядом с Варяжской улицей, почти ровно посередине которой и раскинулась усадьба посадника.

– Так-так. – Вожников в перерывах меж вином да закускою и вчитался – не любил откладывать дела в долгий ящик. – Все три судна – одного хозяина… Якоб Штермеер.

– Не, князь, Штермеер не хозяин. – Боярин поднял вверх указательный палец, блеснувший массивным золотым перстнем с изумрудом.

– Ну, как не хозяин? А росписи судовые что – лжа?

– Просто у этого Якоба в Любеке – контора по фрахту. Любой может судно заказать – перевезти товары, – со знанием дела пояснил Василий. – Я с такими штуками сталкивался уже, когда печатные станки из Бремена вывозил.

Вожников задумчиво щелкнул ногтем по высокому бокалу цветного муранского стекла. Бокал отозвался приятственным уху звоном. Проворно подбежавший служка (не какая-нибудь там челядь – рядович, типа как в РФ – бюджетник) тут же налил вина.

– Истинных хозяев мы тут, господине, не сыщем, – подтвердил посадник. – Разве кормчих допросить, так и они могут заказчиков-то не знати.

– Особенно если через третьих лиц. – Боярин поднял бокал. – За вашу обворожительную супругу, дорогой князь!

Ах, как красиво сказал, собака! Сразу видно – боярин в университетах учен, не лаптем щи хлебает.

– Вижу, вы, Василий, учились, – по-немецки поинтересовался Егор. – Где, если не секрет? Гейдельберг? Оксфорд? Сорбонна?

– Нет, что вы, князь, чуть ближе – Падуя, Тревизо, Вена.

– В Падуе – сильная кафедра права, – закусив вино квашеною капустою, неожиданно промолвил посадник. – Всегда была. Тревизо – так себе, а вот Вена… Там как-то всему понемножку учат.

Сказать честно, Вожников был приятно поражен – вот так Дмитрий Федорович! А с виду-то валенок валенком, этакий древневизантийского уклада господарь, марочное вино квашеной капустой закусывает, бородищу гребнем чешет… А вот ни при чем к уму бородища! И капуста с вином – ни при чем.

– Судя по росписи, груз у всех трех одинаковый – медь в крицах, бочки с вином, сукно, – допив вино, продолжил Егор.

– Так и есть, – посадник покивал головой. – На месте осмотр произвели мои люди – все совпало.

– А не могли ваши, Дмитрий Федорович, люди… того?

– Могли. За всех не поручуся. Вы бы, государь, сказали только, что на суденышках тех искати?

– Полагаю – оружие, – подумав, заявил князь. – Небольшие пушки, ручницы, арбалеты. А еще – деньги. Золото-серебро. Возможно – в слитках.

Проверку назначили на завтрашнее утро, а до того верные посадниковы люди должны были смотреть неустанно, дабы ничего с кораблей не вывезли да не выбросили бы в реку. Один из таких людей, именем Ефимко, с вечера сидел с отроками на бережку с удочкой, рыбку потихоньку полавливал да за ганзейскими судами присматривал, а как совсем завечерело да разошлись отроки по домам – разложил костерок, глядя, как причаливает к берегу большой насад знатного ладожкого перевозчика Онисима Узвара. Сам Онисим – вон он, за рулевым весом, сам и хозяин, сам же и кормчий, да еще какой умелый, таких по всей Ладоге поискать!

Уж конечно, к ганзейским судам насад не подошел, к меньшому вымолу ткнулся; тут же и сходни сбросили, Ефимко сразу от костра ганзейцев отвлекся – интересно стало, кто на этот раз из Новгорода приплыл-припожаловал?

Солнце только что скрылось за дальними холмами, в теплом летнем воздухе повисли белесые сумерки, где-то совсем рядом на плесе играла рыба, и в спокойной воде реки отражались подсвеченные золотистыми лучами облака.

Не так-то уж и светло было, но еще и не темно, и всех сошедших с насада людей Ефимко определил сразу, не столь уж многих и было: местный мелкий торговец Никодим Варяг с тремя приказчиками-слугами, сапожник Михайло Весянин, еще двое зажиточных своеземцев, ездивших в Новгород по каким-то своим делам, скорее всего, по земельным тяжбам, четверо неместных – молодые парни, судя по всему, артель плотников или каменщиков, и с ними – запоздало – еще один отрок, помоложе, поуже в плечах. Этому-то еще, верно, рановато в артельщики – впрочем, на все Божья воля.

Потянувшись, Ефимко подкинул в костер плавника, насадил на срубленный здесь же, с кусточков, прутик уже вычищенную и посоленную рыбину, выгреб на край кострища угли, примостил жаркое… и вскорости совсем слюной изошел от запаха! Даже про ганзейские корабли забыл – а куда они денутся-то?

Дождался-таки, снял с угольков рыбину, рот пошире раскрыл… как вдруг!

– Дозволь у костра посидеть, дядько!

Голосок был тонкий, измученный, Ефим живо обернулся – позади стоял незнакомый парень, светловолосый, узкоплечий, тощенький, в не по размеру просторной, будто с огородного пугала, неподпоясанной рубахе. В желтом свете костра лицо отрока показалось соглядатаю приятным, чистеньким, разве что чуть скуластым, зато глаза были большими и, кажется, серыми. Никакой угрозы от парнишки не исходило, да и смотрел он так жалостно, что Ефимко, уже собравшийся было прогнать навязчивого чужака, милостиво махнул рукой и даже отломил кусочек рыбинки:

– Да садись, что уж с тобой делать? Малость поснидай.

Благодарно кивнув, подросток с жадностью впился в рыбу зубами. Стрельнув глазом в сторону освещенных круглой луною судов и убедившись, что никакой подозрительной возни там не наблюдалось, Ефим покачал головой – давно, видать, не жрал отроче, исхудал, вон руки-то тонкие, девичьи…

– Благодарствую, дяденько, – поев, поблагодарил парень. – Не знаешь, где тут постоялый двор Ивана Кольцо?

Ишь как назвал – дяденько! Уважительно! За все свои двадцать семь лет никто так к Ефиму не обращался, никто особо не уважал, да и не за что – почитай, всю жизнь в бобылях. Хорошо хоть, службишка у посадника пристатилась, так что теперь уж не бобыль – рядович.

– Кольцов двор? Знаю. Днем покажу, а ночь, коль комаров не боишься, и тут, у костра, поспать можешь. Звать-то тебя как?

– Ан… Анемподист.

– Заковыристое имечко!

– Так греческого святого звали.

– Понятно. А из каких же ты, Анемподист, мест?

– С Новгорода. А здесь родичей ищу… дальних. Бог даст, найду.

– А говор-то у тебя не новгородский! Московский, скорей, или литовский…

– Много ты, дядько, в говорах понимаешь!

Ох как сверкнул глазами отрок! Дернулся, губы тонкие скривил презрительно… к постолам своим потянулся… так к сапогам обычно тянутся в кабацкой драке – вытащить из-за голенища засапожный нож.

Это вместо того, чтоб сидеть тихонечко, благостно… А что, если его посаднику сдать?! Парень-то, любыми святыми клянись, – беглый!

Эта простая мысль, кстати, пришла Ефиму в голову уже давно, а вот сейчас оформилась в решенье… Ежели б не дерзкий взгляд, так соглядатай, конечно, спеленал бы отрока сонным… но раз уж так пошло… Не очень-то он и силен, лишь бы не сбежал только!

А вот прямо сейчас и схватить, связать кушачишком…

– Глянь-ко, парниша, что это там, на реке?

– Где?

Опп!!!

Кинулся Ефимко, улучил момент… однако дальше случилось странное! Отрок оказался куда ловчей и сильнее, чем можно было предполагать, да словно и ждал нападения – вывернулся, словно налим, и, непонятным образом захватив нападавшего за лодыжку, опрокинул навзничь, да так быстро, что незадачливый соглядатай и глазом моргнуть не успел! Так вот и лежал в траве, хлопал глазами, с испугом глядя на приставленный прямо к шее нож!