Дмитрий Дашко - Мы из Тайной канцелярии Страница 36

— Пришли?! — рявкнул Трубецкой, да так, что у нас уши заложило.

— Как видите, — не стал отпираться я.

Меня князь раньше не видел, но никакого любопытства у него я не вызывал. Подумаешь, ещё один мелкий клерк, писарюга. Правда, во взгляде появилось ещё больше злости.

«Боже, какой индюк!» — в сердцах подумал я.

«Не то слово!» — мысленно согласился Иван.

— Я же велел с пустыми руками ко мне не приходить! — снова загрохотал Трубецкой.

— Позвольте! — рассердился Иван. — Отнюдь не с пустыми руками. Мы свой хлеб даром не едим.

Он с нарочитым небрежением высыпал перед Трубецким содержимое мешочка.

— Что это? — не сразу понял кригс-комиссар.

— А вы взгляните, ваша светлость. Узнаёте?

Князь внимательно посмотрел на драгоценности, осторожно потрогал и повертел в руках, зачем-то понюхал и, удовлетворившись результатом, перевёл взгляд на нас.

— Добро! Хвалю.

— Спасибо, ваша милость, — поклонились мы.

— Татя вызнали? — Металла в голосе у Трубецкого убавилось, равно как и пренебрежения к тлям, осмелившимся потревожить покой сиятельного вельможи.

— Вызнали, — подтвердил Иван. — Поручик Бутырского полка Карташов. Схвачен нами самолично и препровождён в крепость.

Трубецкой грохнул по столу кулаком, да так, что драгоценности подпрыгнули и едва не посыпались на пол.

— Вот шельма! Всего-то два раза у меня бывал и уже обнести успел! Кол ему в задницу.

— Это мы успеем, — заверил я. — Не сомневайтесь. Что заслужил, то и получит.

— Сознался уже?

— Почти, — хмыкнул Иван, скосившись на мой слегка потрёпанный после схватки вид. Не получилось у меня привести себя в порядок полностью. — Завтра допрос учиним, как положено, вызнаем всё, показания запишем. Вас всенепременно в известность поставим, что да как.

— Толково!

Князь дёрнул за шнур колокольчика, велел позвать Анастасию Гавриловну. Та явилась, шурша юбками, стараясь выглядеть кроткой невинной овечкой. Я в жизни многое повидал, но столь явное лицемерие вызвало у меня зубовный скрежет. Перед нами разыгрывался хорошо отрепетированный спектакль, причём каждый из актёров прекрасно осознавал, что ломает комедию. Не было тут примерной и любящей супруги, не было верного мужа. Лишь два комедианта: развратных, подлых и вороватых. Но они старательно играли в семью, не сознавая, что зрители давным-давно их раскусили.

Из мыслей Ивана я знал, что он чувствует то же самое. Происходящее его коробило, как и меня.

На лице дамы появилось брезгливое выражение. Она одарила нас презрительной улыбкой.

— Милый, ты звал меня?

— Смотри, дорогая, — чересчур бравурно воскликнул Трубецкой. — И года не прошло — сыскалась потеря!

— Вот радость-то! — без особых эмоций произнесла женщина.

Ну да, не её цацки же, чему радоваться? Хотя эта невозмутимость тоже показалась мне напускной. Руки у дамочки явно дрожали, и этот тремор не ускользнул ни от кого, разве что только от мужа.

— А знаешь, кто ворюгой оказался? — почти выкрикнул Трубецкой.

— Кто? — с деланным равнодушием спросила княгиня.

— Да Карташов, поручик! Ты его вряд ли помнишь, он у нас и бывал-то всего ничего. Поди ж ты, я б на него и не подумал, прислугу перепорол.

— И правильно сделал, — похвалила Анастасия Гавриловна. — Ежли дворню в узде не держать, так она совсем распоясается. Наука лишней не будет. А вам, молодые люди, от меня искренняя благодарность за то, что татя сыскали.

Мы вежливо склонили головы.

— Всегда к вашим услугам, — деликатно произнёс Иван.

Трубецкой тем временем принял какое-то решение.

— Я завтра с государыней буду иметь разговор. Упомяну о молодцах. Достойны они похвалы, достойны. И не токмо похвалы. — Князь извлёк из ящика письменного стола маленький кожаный кошелёк и протянул нам. — Берите, заслужили!

— Не стоит, ваша милость, — мотнул головой Иван. — Мы присягу давали. Запрещено нам к взяткам касаться.

— Разве сие взятка? — удивился Трубецкой.

Я мысленно зашипел на предка.

«Ты чего ломаешься?»

«Не могу! Нельзя так! Я на государевой службе».

«Тогда я возьму. Мы люди не гордые. К тому же мне казённые харчи ещё не положены».

«Нет, братишка. Сам не возьму и тебе не позволю!»

«Дурак ты, Ваня, и уши у тебя холодные», — обиделся я, в душе понимая правоту предка. Такая благодарность была сродни попытке купить нас.

Догадавшись, что решение копииста окончательное, князь хмыкнул и убрал деньги, причём с явным облегчением, отнюдь не с обидой.

«Да ведь этот козёл из-за копейки готов удавиться!» — догадался я.

«Именно! А ты ему потакать хотел. Он бы потом думал, что с нами за полушку что хошь делать можно!»

«Ладно, братишка. Прости!»

«Бог простит».

Иван взял с Трубецкого расписку по всей форме. Отчётность важна в любом деле, особливо в нашем. К тому же в полученной бумаге пусть другими словами, но говорилось, что претензий к нам не имеют, наоборот, довольны проделанной работой. Такой документ будет хорошей страховкой при любых обстоятельствах.

На этом формальности закончились, мы сочли визит к Трубецким исчерпанным. Вежливо раскланялись и удались.

Наутро вдвоём отправились на службу. Мне до сих пор был неясен мой нынешний статус: взял ли меня Ушаков к себе или нет, в любом случае я решил идти с Иваном до конца. Там, глядишь, всё и образуется.

Канцеляристы встретили нас радушно, отовсюду слышались весёлые приветствия. Во время небольшого перерыва угостили домашним квасом и снедью.

Иван радовался, что не нужно корпеть за конторкой, переписывать пожелтевшие от времени и сырости бумаги. Ему нравилась новая жизнь, полная опасностей и приключений. Предок был романтиком. Жаль, я не разделял его увлечений.

Допрос Карташова назначили на девять утра. Мы с Иваном отправились за ним в сопровождении бравого капрала-гвардейца, прикомандированного к Тайной канцелярии. Ежедневно здесь дежурили десятки вояк, кто-то менялся каждые сутки, кто-то попадал чуть ли не в постоянный наряд.

Я очень удивился обилию штатского люда в коридорах казематов: заплаканные женщины, детишки, старики. Многие держали узелки и котомки. Наряду с простолюдинами хватало и особ благородных кровей. Объединяло их одно — выражение скорби, горести и какой-то обречённости на лицах.

— Кто все эти люди? — спросил я у сопровождающего.

Тот, не оборачиваясь, пояснил:

— Известно кто: у многих, кто в казематах сидит, родня есть. Навещать заарестованных не возбраняется. Да и нам легче. На провиант ить денег отпускают мало. Вот и кормятся колодники с того, что родные приносят.

— А ежли родни вообще нет? Как таким быть?

— Не спрашивайте! Плохо, господа. Такие по улицам ходют, милостыней харчи добывают.

Я обалдело закрутил головой. Здешний режим содержания совсем не походил на современный мне. К узникам Петропавловки запросто ходит родня с улицы, передачки носит, причём с личной доставкой в камеру. Интересное кино. Не ожидал.

Навстречу торопливой походкой прошла женщина в чёрной монашеской рясе, которая прятала её фигуру. Мелькнуло бесцветное абсолютно невыразительное лицо из тех, что и запомнить-то невозможно.

— Она-то что здесь делает? — удивился я.

— Божий человек. Сирых навещает да убогих, тех, кому никакого вспомоществования нет. Лекарства приносит, провиант опять же.

— И что, никакого допроса и осмотра?

— Я же сказал: божий человек. Кто её осматривать будеть?

— Ну-ну, — усмехнулся я.

Мы подошли к одиночке, в которой держали Карташова. Возле дверей мялся молоденький солдатик. При виде капрала он вытянулся в струнку. Начальство, как же!

— Открывай, — велел ему наш сопровождающий. — На допрос велено доставить.

Солдат стал возиться с замком. Отомкнув, шагнул в сторону.

— Проходите.

— Что, судари, милости прошу, — сделал приглашающий жест капрал.

— После вас, — галантно раскланялся я.

Капрал понимающе ухмыльнулся в усы.

В камере нас ожидал сюрприз. Да что там: всем сюрпризам сюрприз!

Картина была невесёлой. На земляном полу, скорчившись, лежал покойник. В его груди торчал всаженный почти по самую рукоять нож. На нательной рубахе расплылось кровавое пятно.

Капрал снял с головы треуголку.

— Вот зараза! — зло произнёс я.

Иван машинально перекрестился. Он не мог оправиться от изумленья. Ну да, в закрытой охраняемой камере самого главного КПЗ страны неизвестная сволочь прирезала нашего Карташова. Причём сделала это недавно: покойник был совсем тёплый.

Капрал задумчиво посмотрел на мёртвое тело, а потом заорал во всю глотку:

— Эй, молодой! Бегом сюда!

В камеру ворвался перепуганный солдатик. Капрал схватил его за рукав и подвёл к трупу: