Александр Авраменко - Мы всякую жалость оставим в бою… Страница 36

— Да плевать мне, что замуж ты там вышла, или что? Будешь со мной всё-равно спать, и никуда не денешься! А хахаля твоего я завтра же на фронт упеку, в самое пекло…

Тут я и появился… При полном параде и наградах заслуженных: кресты всех государств Союза горят, терновый венец с мечом Героя России сверкает. Оба они и замерли на месте, Светлана-то меня за обычного поручика пехотного посчитала, не подумала, что я лётчиком могу оказаться, да ещё в таких чинах и с целым иконостасом на груди. Гад этот, со здоровенными мохнатыми бровями, почуял, что теперь ему конец настал — от него даже запахло… Я маузер свой верный из кобуры вынул, поставил его в ту стойку, что у монахов из охранных дивизий столько раз видел, и супруге своей:

— Вызывай немедленно Апостолов Веры, военный патруль и в посольство позвони наше, германское…

По полной программе этого козла обработали, за всё он получил, полностью. Пока я всех ждал, так все сапоги об него оббил, а когда все прибыли, обвинил его в склонению к сожительству жены офицера и злоупотреблению служебным положением, за это по русскому закону полагалась торжественная кастрация и лагерь особого содержания. А слово героя Союза весило намного больше воплей какой-то тыловой крысы…

Закончил я разборки с этим гнусом, вернулись мы в квартиру. Тут я её взглядом наконец, внимательно окинул. Ну что сказать, скромненько моя супруга живёт. Даже очень скромненько: две комнатки крохотные, кухонька маленькая, правда, чистенько, но чистота какая-то такая, что сразу понимаешь — редко здесь хозяева бывают. Мебель скромненькая, абажурчик цветной висит, правда, телефон есть… Супруга моя села на стул и платочек в руках теребит, всё в себя прийти не может от событий бурных. Сами посудите, сколько всего с ней за день случилось: и замуж вышла, и с недругом своим рассчиталась, и всё такое, вроде визита властей и святого патруля. Думала, что за простого иностранца вышла, а у неё лётчик оказался. Да ещё в таких чинах… Ну, я ей тихонько говорю, мол, кофе у тебя найдётся? Подхватилась тут Света, и на кухоньку свою крохотную бегом, слышу, посудой загремела, вдруг дзынь, что-то разбилось, и ойканье такое, а потом плач. Я вбегаю — она прямо на полу сидит и у чашки рыдает, разрядка наступила. Взял я её за руки, поднял с паркета осторожно, к себе прижал бережно. А она мне в грудь уткнулась и плачет навзрыд, и стоим мы вдвоём обнявшись: она мне китель парадный слезами орошает, а я всякую ерунду бормочу и по головке соломенной глажу, успокаиваю. Наконец, выплакалась она, глаза свои подняла и на меня смотрит, даже улыбается сквозь слёзы. Понял я что кризис миновал, разрядка наступила, и ей значит: мол, не расстраивайся ты из-за чашки своей, а раз не получается у тебя сейчас, то переоденься во что-нибудь, и поедем в город, надо кольца купить обручальные, да так, ещё кое-чего в дорогу, я хочу родственников своих навестить, уже сколько не видел их. Побежала супруга моя себя в порядок приводить, слышу, вода зашумела, потом дверца гардероба хлопнула, одежда шуршит, а себе на кухне сижу и в окно смотрю, на панораму любуюсь. Наконец, вернулась моя супруга, одета скромненько, конечно, но видно, что лучшее платье на ней… Вышли мы из подъезда — соседи её во двор высыпали, смотрят во все глаза, таращатся. А она так вежливо: знакомьтесь, это муж мой, Макс. Михаил, по-русски. Я голову в поклоне склонил вежливо, раскланялся со всеми и супругу под ручку и на улицу, такси ловить, ну, это не проблема в Москве, тут же какой-то «Опель» остановился. Мы в него загрузились и в ювелирный салон, там кольца себе подобрали, потом велел я таксисту нас в лучший женский салон отвезти, тот моментально нас примчал, расплатился я с ним и Свету туда отправил, чтобы выбрала себе наряды новые, а то не дай бог, придётся куда на приём идти, а придётся точно, уж фатер мой приёмный, Адольф Гитлер, точно захочет на неё посмотреть, а сам в автосалон отправился. Что через дорогу вывеской маячил. Там мне предложили неплохой выбор различных машин: были роскошные «Майбахи» и «Хорьхи», вальяжные «Мерседесы», утилитарные «Фольсвагены» и «Опели» всех классов, от скромного «Кадета» до роскошного «Адмирала». Кроме наших немецких машин глаз радовали спортивные «Руссо-Балты», нижегородские вездеходы, ярославские и волжские лимузины. Почти весь день я провёл на площадке, заставленной множеством разных машин, сопровождаемый приказчиком, который угадав во мне истинного покупателя вился вокруг меня как юла, стараясь угадать мои желания, благо супруга моя в такое место, куда я её отправил впервые в жизни попала и раньше, чем стемнеет я её не ждал. Наконец я выбрал себе большой трёхосный нижегородский «АНГ-21», обладающий великолепной проходимостью и неплохой скоростью, внёс деньги, и пока автомобиль готовили, расположился в кафе при салоне, попивая кофе с великолепными пирожными, полагающимися каждому посетителю салона. Наконец мне вручили ключи и документы на машину, и я потихоньку выехал, стараясь не особо напрягать новый мотор до окончания обкатки. «АНГ» был просто чудесен! Я получал настоящее наслаждение от управления этим чудом на колёсах и, когда моя жена вышла из дверей салона, то я усадил её в роскошный кожаный салон, а мальчик загрузил все коробки в огромный багажник. Мы ехали домой молча, чувствовалось напряжение, охватившее мою новоиспечённую супругу. Светлана волновалась, и понятно почему: как никак, брачная ночь предстояла. Да ещё с абсолютно незнакомым мужчиной… но я своих прав на неё предъявлять не стал, естественно, попросил мне в гостиной на диванчике постелить, и легли мы в разных комнатах… Утром я проснулся от запахов — супруга моя поднялась ранёхонько и на кухне завтрак готовит. Я тоже из-под одеяла вылез, оделся в пижаму. И в ванную пошлёпал, пока побрился, умылся, себя в порядок привёл — зовёт, готово всё. Ну, притопал я, сели, едим. Она молчит, на меня не смотрит, глаза в скатерть уставила. Я жую, нахваливаю, нахватался я в части русских привычек. Поели, она посуду мыть, а я переоделся и говорю, мол, надо по делам мне съездить, не против, если она одна останется, без меня? Кивнула супруга головой, ну я в машину, и на биржу поехал. Теперь вот придётся жильё новое покупать, квартирка у Светы больно маленькая… Приезжаю я в контору по недвижимости, которую мне политуполномоченный наш Ююкин рекомендовал, жду своей очереди. А передо мной сидит дама средних лет, в трауре. Посидели, вдруг она достаёт из ридикюля пачку сигарет дамских и обращается ко мне:

— Господин офицер, у вас огня не найдётся?

Щёлкнул я зажигалкой, а фрау меня и спрашивает опять:

— Извините за назойливость, господин офицер, но я вот вижу, что форма у вас германской армии, а награды и наши, русские, и ваши. Судя по-всему, вы — боевой офицер?

— Лётчик я, фрау, — отвечаю, — на Восточном фронте воевал, сейчас в отпуске. А вы что здесь делаете? Если не секрет, конечно?

Разговорились мы с ней, и выяснилось, что приехала она из Малороссии. Муж у неё пограничник был, тоже офицер, погиб как раз на Сунгари, в самом начале войны. Детей у них не было, и будучи в Москве, где вдова пенсию оформляла, решила она своё хозяйство продать, усадьба у неё и земля, потому что не может одна там жить больше, слишком многое ей о муже напоминает. Показала она мне все документы, планы при ней были, разрешение губернского комитета партийного на продажу, понравилось мне, и договорились мы, что сейчас всё здесь оформим, покупку в смысле, а потом я приеду и деньги ей заплачу, а не понравиться, то купчую верну. Так и решили. Дождались своей очереди, принял нас клерк, ну, я рекомендательное письмо ему на стол положил, тот прочитал, убежал за хозяином, тот, оказывается, Ююкину моему родственником доводился… Изложил я суть дела, выложили мы бумаги на стол, хозяин их проверил. Позвонил куда-то, головой покивал и купчую, и всё, что нужно оформил. Вышли мы с дамой из конторы, я её на вокзал отвёз, а сам домой к жене поехал. Там я об имении и сказал, а так же, что завтра я еду, на машине, а потом её вызову, чтобы хозяйничала, пока я воевать буду… Ночевал я опять на диванчике, а утром раненько, Света ещё спала, в порядок себя тихонько привёл и уехал. Утро выдалось просто великолепным, небо было чистым, без единой тучки. Мощный мотор мягко заурчал, накануне ещё раз проверенный механиками мастерской, бак был полон, как и запасная канистра. Наконец я выжал сцепление, включил передачу и мой «двадцать первый» мягко тронулся с места… Вскоре под колёсами моего автомобиля шуршал новенький асфальт суперсовременной дороги, широченное четырёхполосное шоссе быстро убегало под капот, чтобы появиться сзади. Иногда навстречу мне попадались здоровенные тупоносые «Блитцы» и огромные пятитонные ярославские тягачи, легковых машин было мало. Дорожные полицейские внимательными взглядами провожали мой автомобиль, но останавливать не рисковали — дипломатические номера и маленькие флажки Рейха на крыльях, полученные в посольстве накануне, надёжно защищали меня от их придирок. Часто навстречу проносились рейсовые автобусы, битком забитые местными жителями, спешащими в город, а несколько раз меня обогнали такие же путешественники, едущие в попутном направлении. А я… я наоборот, не особо торопился, наслаждаясь неспешной поездкой и ласковым весенним солнцем, не было никакой стрельбы, никакого противника, никто не хотел сжечь мой самолёт, всё было просто здорово! Из портативного «Телефункена», входящего в штатное оборудование машины раздавалась приятная классическая мелодия, я просто наслаждался жизнью. Уже к вечеру я миновал Курск и остановился на отдых в небольшом придорожном отеле, сняв на ночь одноместный номер. Плотно позавтракав утром, чтобы поменьше отвлекаться в пути на еду я тронулся дальше, желая поскорее насладиться процессом путешествия. Автомобиль вёл себя безупречно, но я остановился в каком-то селе у придорожного рынка, желая помыть уже немного запылённую машину. Едва я вышел, как меня облепили местные жители, наперебой предлагая домашние продукты и свежее молоко, и пока четверо мальчишек драили кузов «АНГ», я наслаждался тёплыми пирожками с повидлом, запивая парным молоком. Расплатившись, я двинулся дальше. Наконец приехал, спросил у прислуги хозяина. Выходит мне навстречу фрау моя знакомая, в трауре вся по-прежнему. Увидела меня, обрадовалась. Сразу за стол усадила, напоила чаем, а потом мы в банк местный поехали, где я с ней рассчитался и назад в усадьбу привёз, стала она вещички собирать, а я обратно в город собрался, надо было ещё кучу дел сделать. Узнал я, где тут местная партийная ячейка находится, и на полном газу туда. Захожу в здание в парадном мундире, награды сияют. Местные все повскакивали, глаза вылупили, а я раз, и к главному в кабинет без очереди. Там сидит свой товарищ, видно, что бывший фронтовик. Я ему честь отдал и говорю, мол так и так, партайгеноссе, случайно я здесь поместье приобрёл, вот теперь жить здесь буду вместе с супругой своей, надо бы теперь бумаги оформить. Посмотрел на меня капитан, на награды мои, понравился я ему видать, а особенно то, что ордена мои и русские, и наши, германские. Спросил только, откуда я здесь появился. Я скрывать не стал, так и так, в отпуске, мол, скоро уеду на службу, а место моё — на Восточном фронте. И документы ему показал. Тот как увидел что я фронтовик, да ещё личность везде известная, быстро на все кнопки нажал, всё, что надо, оформил без всяких проволочек, расстались мы друзьями. Нет, молодцы всё-таки русские товарищи! Я и осмотреться не успел, они этим же вечером толпу евреев с поляками из соседнего лагеря пригнали, там же не только земли, там ещё и усадьба была: особняк здоровенный, на три этажа с постройками, и мне быстренько порядок навели, за так, просто как фронтовому товарищу. И электричество протянули, и вычистили всё, и связь мне наладили. Пришлось в ресторане местном ужин организовывать, представляться, так сказать. После ужина я сразу дяде Курту позвонил, велел бросать всё и сюда мчаться первым же самолётом. Дядюшка не подвёл, вечером следующего дня я его уже встречал на губернском аэродроме, а партайгеноссе мне за этот день ещё земли подогнали, у них тут её много свободной было… Едем с дядюшкой, я ему окрестности показываю, уже мои земли начались, а тот всё понять не может, какого дьявола я его сюда вытащил и что он в России забыл. Наконец на территорию поместья въехали, я его в дом завожу, а он всё осматривается, хозяев высматривает, наконец шепчет мне: