Алексей Волков - Штык и вера Страница 36

Сам Аргамаков в академии не учился и большинства чинов был удостоен за боевые отличия. Не случись последней войны – он бы так и остался вечным капитаном, одним из тех, кто терпеливо тянут свою лямку в забытых Богом и людьми гарнизонах, составляя надежный костяк императорской армии.

Уточнить детали предстоящего им не дали.

Бал имеет свои законы. Понятия субординации здесь стушевываются, и любой участник при желании может присоединиться к чьей-нибудь беседе.

На этот раз желающим был Дзелковский.

Одетый по случаю праздника во фрак, несколько неловко сидевший на его подтянутой спортивной фигуре, хозяин имения приблизился к начальству с подносом в руках. На подносе уютно расположилась пузатая бутылка в окружении маленьких рюмок.

– Позвольте предложить вам на пробу этот напиток, господа полковники.

Под рыжеватыми усами Дзелковского змеилась плутоватая улыбка.

Офицеры невольно переглянулись. Чувствовался какой-то подвох, но не пасовать же перед рюмкой явно алкогольного зелья! Все-таки не кубок Большого Орла!

– Жаль, доктор куда-то запропастился! Я у Павла Петровича в большом долгу, – действуя с поразительной ловкостью, Дзелковский одной рукой удерживал поднос, а другой подхватил бутылку и наполнил три рюмки.

Пахнуло чем-то спиртным, но не водкой и уж не сивухой. Какая-то настойка, но на чем, понять так сразу было невозможно.

– Ну, с Богом!

Хозяин первым опрокинул рюмку, как бы демонстрируя, что ничего плохого не будет. Настойка пробежалась по жилам огнем, дыхание чуть сперло, но в следующий момент в голове словно наступило просветление.

Это совсем не походило на опьянение с его ложным пониманием сущностей. Напротив. Возникло впечатление, что сегодня и не пили, и в то же время в теле и мыслях образовалась легкость, а с души будто исчезла застарелая усталость.

– Чудесно, – произнес Аргамаков внимательно наблюдающему за реакцией хозяину.

– Рецепт моего прапрадеда, – с гордостью поведал Дзелковский. – А тому достался не то от самого Калиостро, не то от Сен-Жермена. Хотя, я думаю, это только легенда. По части всевозможных талантов наш народ не уступает зарубежным гастролерам.

– Так. Кстати, Дмитрий Андреевич, вы нам не сможете выделить толкового проводника? Мы тут решили с утра направить в Смоленск нескольких офицеров для установления контактов с правительством.

– Разумеется. Да я бы и сам, только… – Дзелковский помялся. – Мое присутствие в составе делегации лишь повредит делу.

– Что так?

– Да высказал я в последний приезд кое-кому все, что думаю об их целях и методах. Так они меня мигом записали в темные силы, черную сотню, реакционные мракобесы, врага свободы и уж не помню в кого еще.

Офицеры переглянулись.

– Да мы вроде тоже на роль революционеров не тянем, – пожал плечами Аргамаков.

– Естественно. Вот потому и не хочу усугублять ситуацию. А человека я вам дам. Проведет кратчайшей дорогой, все покажет, все объяснит.

– Спасибо, Дмитрий Андреевич.

– Не за что, – отмахнулся хозяин и словно невзначай поинтересовался: – Мои барышни к вам в отряд не просились?

– Как вы узнали? – несколько удивился Аргамаков.

– Тоже проблема! Что я, своих племянниц не знаю?

– И как вы на это смотрите? – с надеждой осведомился Аргамаков.

– А как я могу смотреть? Стрелять они вправду умеют, сам учил. Всякие там перевязки – само собой. Тут они все в госпитале поработали… Но я бы на вашем месте их не взял, – непоследовательно заключил Дзелковский. – Не женское это дело. Хлопот потом не оберетесь.

– Так вы запретите…

– Ага. Чтобы они потом тайком сбежали! Чтобы на Оленьку запрет подействовал… В жизни не поверю. Во всем помогу. Продукты дам, проводников, но с барышнями разбирайтесь сами. Я только напортачу. Сами же потом не рады будете. А еще лучше – пойдите на компромисс. Пошлите ее в Смоленск с разведкой. Она довольна будет, а остальные главаря лишатся. Потом ее с моими людьми вернем.

Аргамаков внимательно посмотрел на хозяина, на Канцевича и с чувством произнес:

– Да… Дела…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Время застыло. Не сонной осенней мухой – натянутой до предела готовой лопнуть тетивой.

Глаза солдат враждебно уставились на неожиданного заступника. На лицах же неоперившихся прапоров появилась надежда. Но и только. Они еще не могли взять в толк, что свои тоже могут убивать и что покорность никогда не являлась действенной защитой. Не объяснишь, не втолкуешь, ибо это надо понять самому, однако в этом случае понимание может прийти слишком поздно.

Все тот же рыжий недомерок скользнул взглядом по подтянутой фигуре Орловского и с прежними истеричными нотками взвизгнул:

– Шкура! Офицерский прихвостень! Вот я тебя сейчас!..

Он неловко перехватил винтовку и попытался пырнуть Георгия штыком.

Напрасно.

Орловский шагнул в сторону, перехватил оружие, чуть крутанул, и рыжий по инерции полетел в уличную пыль.

Мелькнула было надежда, что ситуация переломится, взорвется смехом над незадачливым товарищем. Мелькнула – и умерла.

Но страха у Орловского больше не было. Ему ли, дважды получавшему Императорский приз по стрельбе, бояться какой-то обнаглевшей от собственной безнаказанности тыловой швали? Еще посмотрим, кому придется пожалеть о встрече! Зря ли его когда-то учил непревзойденный в бою Аргамаков!

Руки сами поудобнее перехватили захваченную винтовку. Передергивать затвор Георгий пока не стал. Все равно в упор из трехлинейки много не постреляешь. А вот штыком…

Звери в шинелях звериным чутьем ощутили перемену в своем противнике. Теперь перед ними стоял матерый хищник, и его глаза холодно говорили, что сейчас он будет убивать.

– Пошли вон!

Солдаты вздрогнули. Оборотная черта свободы – подчинение более сильному, а силы в Орловском было с избытком. Не физической: десять человек всегда сильнее одного, – нравственной.

Один только рыжий был за спиной и не видел лица своего обидчика. Теперь он поднялся, выхватил из кармана нож и бросился сзади на переодетого офицера.

Попытался броситься.

Орловский почувствовал его движение и, не оглядываясь, резко ударил прикладом.

Стоявшие невольно охнули. Удар пришелся рыжему точно в лицо, и оно моментально превратилось в кровавую маску.

Еще один из вояк попробовал дернуться, но увидел направленное на него дуло и застыл.

– Я ничего, – стараясь казаться спокойным, произнес он.

Таким тоном пытаются разговаривать с изготовившейся к прыжку собакой в надежде, что она утихомирится, отведет взгляд от хрупкого беззащитного горла.

– Вон, – тихо повторил Орловский.

Краем глаза он заметил, как у поворота возник персональный шпик, остановился, очевидно решая, что делать дальше?

Интересно, входит ли в полученные им инструкции уберегать подопечного от подобных встреч, или его задача лишь проследить за его, так сказать, поведением?

– Спокойно, служивый, спокойно. Мы уходим, – сообщил тот же солдат, потихоньку пятясь задом.

Остальные предпочли последовать благоразумному примеру. Двое подхватили под руки покалеченного приятеля, и вскоре вся группа удалялась вдоль улицы.

Орловский красноречиво посмотрел на сыщика, и тот, делая вид, что он обычный прохожий, медленно двинулся за угол.

– Спасибо, – лишь сейчас произнес один из прапорщиков, круглолицый, бледноватый от пережитого напряжения.

Чувствовалось, что он не знает, как обратиться к своему спасителю. Традиционное «братец» как-то неуместно, «солдат» – так ведь Георгий без погон.

– Недавно из училища? – привычно-командным тоном, начисто позабыв про свой вид, осведомился Орловский.

Тон подействовал. Офицеры невольно подтянулись, но еще раз взглянули на замызганную расстегнутую шинель и смутились своего порыва.

Орловский понял их чувства, однако раскрывать свое инкогнито без особой надобности пока не хотел.

– В общем так, господа. В городе становится небезопасно. Я бы вам посоветовал лишний раз не появляться на улицах в таком виде. Пересидите дома. Или лучше отправляйтесь к юнкерам. Тем, возможно, тоже жарко придется, но и вы целее будете, и им два лишних штыка не помешают.

– Но ведь свобода… – начал было второй из офицеров с юношеским пушком над верхней губой.

Они стояли спиной к ушедшим и потому не видели, как солдаты остановились в отдалении, и сразу двое из них подняли винтовки.

– Берегись! – рявкнул Орловский.

Рука привычно вогнала в патронник патрон. Прапора еще только оборачивались, пытаясь понять, в чем дело, когда Георгий мгновенным движением вскинул винтовку к плечу, поймал на мушку фигуру в шинели и выстрелил.

Несостоявшийся стрелок безмолвно упал, зато второй успел выстрелить в ответ, и пуля просвистела над головой Орловского.

Через секунду солдат поплатился за свой промах. Жалости Георгий не испытывал. Перед ним были враги, коварные и жестокие, и разговор с такими может быть лишь один.